Губернатору пришлось долго стоять, переминаясь с ноги на ногу, пока Гребнев, не отрывая пальцев от рукоятки регулятора какого-то прибора, обернулся, вероятно почувствовав на себе пристальный взгляд. Сняв наушники, он, только что прислушивавшийся к сложной смеси звуков в приборе, все еще поглощенный ими, смотрел на пришельца напряженным взором лунатика, идущего по краю крыши.

На «Магоне» губернатор все свое внимание сосредоточил на Крылове, а Гребнева не замечал. Не таким представлялся губернатору человек, занимающийся столь опасным и ответственным делом! Идя сюда, он ожидал увидеть более пожилого ученого, с лицом, изможденным постоянными размышлениями над разными научными проблемами. А сейчас перед ним стоял совсем молодой человек, очень здоровый, сильный, подвижной. Его смуглое лицо с черными бровями, почти сросшимися в одну линию, было строго. Губернатор всегда ждал поклона собеседника, но сейчас он невольно первый кивнул головой, причесанной так гладко, словно на ней был надет пластмассовый колпачок, который снимался в любую минуту, как шапочка.

— Наш директор станции совсем раскис. Скажите мне, господин Гребнев, в каком положении дела?

Гребнев, больше чем Крылов странствовавший по городу, в порту, в окрестностях Метры, многое слышал о губернаторе. Ему этот всевластный правитель острова представлялся чем-то вроде питекантропа, чудом уцелевшим до наших дней и упрямо боровшимся за сохранение нелепых, дьявольски жестоких порядков. Беседовать с ним Гребнев не имел никакой охоты, тем более что беседа должна была носить очень ответственный характер.

— Ваше превосходительство, вам все расскажет профессор Крылов.

Крылов, которого губернатор не разглядел за одной из стоек, наблюдал за прибором, напоминавшим большой метроном. При каждом качании его маятника замыкалась электрическая цепь, и на светящемся экране возникала зеленоватая фигура, похожая на крошечного человечка, в отчаянии воздевшего руки.

Крылов встал.

— Ваше превосходительство, настало время действовать незамедлительно. Все наши приборы, установленные здесь, отмечают «бурю наклонов»…

Для губернатора не прошла бесследно его возня с машинами и деталями в музее. В нем постепенно развился некоторый интерес к сложным машинам, приборам. Было у него даже своеобразное уважение, род зависти, к людям, мастерски справлявшимся с механизмами, действие которых казалось ему загадочным.

— «Буря наклонов»! Звучит это достаточно многообещающе. Но если у нас с вами есть еще время для подобной беседы, объясните мне все проще.

Профессору Крылову постоянно приходилось объяснять сложные физические явления студентам, иногда корреспондентам газет и радиовещания, экскурсантам, посещавшим Институт имени Петрова. Правитель острова, которому грозила близкая гибель, был его слушателем второй раз. Глаза губернатора горели таким желанием понять профессора, во всем его облике было что-то, так напоминавшее исполнительного подчиненного, стремящегося ничего не упустить из слов начальника, что Крылов решил разъяснить положение как можно точнее и проще. От этого, он считал, должна зависеть решительность действий губернатора.

— Представьте себе, — начал Крылов, — что мы неравномерным слоем какой-то сравнительно твердой, но хрупкой массы покрыли большой комок, ведущий себя не совсем спокойно: сжимающийся, расширяющийся, чрезмерно разогревающийся в местах скопления в нем радиоактивных элементов, стремящийся кое-где выплеснуть наружу расплавленное содержимое. Наружная кора будет в разных местах вести себя по-разному — растягиваться, сжиматься, трескаться. Конечно, это еще не земной шар, а только условная модель, нарочно созданная для большей наглядности. В наружной коре до появления трещины должны происходить смещения масс, опускающихся, вздымающихся, наклоняющихся под разными углами. Тонкими приборами мы заранее можем определить изменение наклона поверхности нашего шара-модели раньше, чем появится серьезный дефект. Вам это понятно? Представляете?

Губернатор передернул плечами, словно ему вдруг стало очень холодно.

— Достаточно отчетливо, господин Крылов. Пожалуй, даже чересчур отчетливо, принимая во внимание наше собственное положение.

— Нечто подобное происходит иногда в земной коре, — продолжал Крылов. — Кроме резких движений, в ней совершаются и очень медленные, вызываемые постепенной деформацией более глубоких слоев. Когда силы, вызывающие деформацию, достигают предела, происходит разрядка очага — землетрясение. И снова затем наступает покой.

Наклон земной поверхности меняется перед землетрясением. Это уже сравнительно давно установлено советскими учеными, и в этом нет никаких сомнений. Сейчас землетрясение настолько близко, что наклон меняется с катастрофической быстротой. Такое состояние носит название «бури наклонов».

Качество наших приборов позволило уловить «бурю наклонов» своевременно. Сегодня же вы и вое ваши подчиненные должны оповестить население о грядущей катастрофе. Остров должен быть покинут. Каждая человеческая жизнь, погибшая во время землетрясения, будет на вашей совести… В ход надо пустить все: радио, экстренные выпуски газеты, специальных гонцов, самолеты — словом, все, что есть в вашем распоряжении, если вы хотите спасти жителей Метры… Вы лучше меня знаете, как следует провести оповещение.

Губернатор так ударил себя кулаком в грудь, что звякнули его бесчисленные ордена.

— Неужели вы сомневаетесь, что жизнь моих людей для меня дороже всего на свете?! Сегодня же на Мегре будет объявлено угрожающее положение. Я приношу вам глубочайшую благодарность… Мчусь на свой пост.

Крепко пожав руки Крылова и Гребнева, губернатор торопливо покинул станцию.

— В город! Со скоростью ветра! — приказал губернатор, сев в автомобиль.

Дома он вызвал к себе старого, как будто покрытого мохом чиновника.

Беседа длилась недолго. Чиновник вышел из кабинета губернатора, слегка покачиваясь, словно пьяный. Он тяжело опустился на первый попавшийся стул. А потом поплелся дальше, недовольно фыркая и ероша обеими руками волосы на лице и голове. У стальной дверки шкафа, едва заметной на фоне стены, он остановился. Оглянувшись по сторонам, открыл шкаф и достал из него небольшой тяжелый ящик. Спустившись во двор, чиновник жестом подозвал шофера, курившего у машины.

— Установишь эту шкатулочку у основания насыпи, защищающей дорогу на сейсмическую станцию от заливания болотной водой. Откроешь этот замок, а потом повернешь выключатель. И да спасут тебя силы небесные, если ты не успеешь удрать…

Оставшись вдвоем в шахте сейсмической станции, Гребнев и Крылов несколько минут молчали. Равномерно капала вода со свода, щелкали контакты метронома.

— Как все здесь не похоже на то, что на нас надвигается буря, более страшная, чем все океанские бури! — вздохнув, сказал Крылов.

— А все-таки он авантюрист и разбойник… Ванг говорил, что для него важнее всего спасти свои богатства, — думая о своем, произнес Гребнев.

Крылов сразу понял, о ком речь идет.

— Но ведь он, кроме того, губернатор. Как бы там ни было, он отвечает за жизнь населения. Да и с землетрясением шутки плохи, тянуть с эвакуацией он не решится — сам может сломать шею. Впрочем, если он попытается как-то обмануть нас, мы завтра сами сумеем найти способы оповестить население о том, что приближается катастрофа. Время, хотя и считанное, у нас есть.

Осветив карманным фонариком контрольную рейку на дамбе, Лay вздрогнул; уровень воды поднялся на восемь делений. Значит, поток воды, хлынувший из болота, вероятно уже успел превратить Синюю скалу, на которой стояла сейсмическая станция, в остров. Можно ли еще успеть добраться до нее? Можно ли предупредить ее обитателей об опасности?