— В чем разница между двумя столицами? Штраус в Вене — это вальс, Штраус в Бонне означает марш.

Советский посол имел в виду известного баварского политика Франца Йозефа Штрауса, придерживавшегося правоконсервативных взглядов и назначенного министром обороны ФРГ. Обладатель бочкообразной фигуры и прически ежиком, он был любимым персонажем карикатуристов — и советских, и немецких.

Канцлер Аденауэр не без юмора описывал, как к нему явился советский посол, чтобы выразить очередную порцию недовольства в связи с милитаризацией Федеративной Республики. Андрей Смирнов сообщил, что Москва обеспокоена разговорами западногерманских генералов о продолжении традиций немецкой армии. Аденауэр ответил, что ему такие высказывания немецких генералов неизвестны. Но он помнит свой визит в Москву и выстроенный при встрече почетный караул.

— Выправка советских солдат и их подчеркнуто чеканный строевой шаг, по-моему, были вполне в духе прусской и царской традиций, — ехидно заметил канцлер. — Вот такого рода традиции как раз и не культивируются в бундесвере.

Конрад Аденауэр был прозападным политиком, и Хрущеву было трудно пожимать ему руку, когда они встретились. Да и Аденауэру не очень нравилось иметь дело с московскими руководителями.

— Хрущев действительно уверен, что капитализм изжил себя и что коммунизм покорит весь мир, — говорил Аденауэр французскому президенту Шарлю де Голлю. — Он фанатичный коммунист и одновременно фанатичный русский, одержимый всей той жаждой империалистической экспансии, которая определяла политику России в царское время. Но Хрущев не начнет войну, пока он убежден, что свободные народы достаточно сильны, чтобы в ходе такой войны уничтожить Советский Союз или, во всяком случае, нанести самый тяжелый ущерб. Я глубоко убежден в том, что оборона от Советского Союза на национальной основе больше невозможна, как и оборона одних европейских стран без Соединенных Штатов. Мы не смогли бы даже найти финансовых средств, чтобы догнать Советский Союз в ядерном вооружении…

После смерти Аденауэр кажется более масштабной фигурой, чем при жизни. Сейчас многие немцы называют первого канцлера самым выдающимся политическим деятелем Германии, хотя при жизни его многие критиковали. Маркус Вольф позднее признавал: «Я недооценил Конрада Аденауэра».

Но справедливости ради заметим, что формирование ФРГ как демократического государства было прежде всего следствием духовных перемен в жизни западногерманского общества, значение которых не сразу было осознано. Освобождение от фашизма — только половина дела. Немцам предстояло освободиться от самих себя. Потому что они сами избрали Гитлера и поклонялись ему, воевали и убивали людей, грабили Европу и пользовались награбленным. Немцам предстояло начинать новую жизнь не просто на развалинах, а на развалинах духовных и моральных.

Семнадцатого октября 1945 года главнокомандующий американскими войсками в Европе генерал Дуайт Эйзенхауэр, будущий президент Соединенных Штатов, обратился к немцам:

«Немецкий народ должен понять, что для того, чтобы пережить трудную зиму, он должен избавиться от стадного духа, которым был охвачен 12 лет при Гитлере. Германия должна стать страной мирного труда, в которой отдельный человек способен реализовать свою инициативу, — или у Германии нет будущего…

Денацификация и демилитаризация уже проводятся. Но милитаризм должен быть выкорчеван из немецкого образа мыслей. Немецкий народ должен сам уничтожить опасные зародыши своей философии».

Неизвестно, как развивалась бы Западная Германия, если бы оккупационные власти не запретили нацистскую идеологию и буквально не заставили немцев встать на путь осознания собственной вины.

«Державы-победительницы, — писал выдающийся немецкий философ Карл Ясперс, — сказали нам: немецкий народ не должен быть уничтожен. Это значит, что нам дан шанс. Немецкий народ следует перевоспитывать. Задача заключается в том, чтобы строить нашу немецкую жизнь на основе правды».

Многим не хотелось это признавать. Но им пришлось услышать, что немецкий народ несет ответственность за то, что подчинился Гитлеру, за все преступления нацистского режима. Каждый, кто, видя несправедливость, издевательства, мучения, которым подвергали других людей, ничего не сделал, чтобы их спасти, — виновен.

Именно такая постановка вопроса о вине определила духовный климат Федеративной Республики. Неприятие нацистского прошлого стало темой обязательного школьного обучения. Именно поэтому Западная Германия, мучительно рассчитываясь с фашистским прошлым, стала в послевоенные годы подлинно демократическим государством. Это было совсем непросто — преодолеть не только груз двенадцати лет нацистского режима, но и отказаться от более глубоких традиций, например от прусского милитаризма, презрения и неуважения к либеральным идеям. Западные немцы воспитали в себе терпимость и уважение к чужому мнению, освоили то, что им так трудно давалось, — культуру спора, общественной дискуссии.

В ФРГ началась долгая и тяжелая очистительная работа, избавление от расовых и национальных мифов. В немецкой жизни появилось такое понятие, как гражданское неповиновение, что прежде было невозможно.

Пока политики создавали демократическое правовое государство, писатели, публицисты и философы занимались моральным и духовным перевоспитанием общества. Они помогали немцам понять, какую страшную ошибку те совершили, доверив свою судьбу авантюристу и демагогу с его простыми рецептами создания великой державы.

Расцвет Федеративной Республики — это результат долгих лет тяжелой работы ответственных политиков и деятелей культуры. Они не пошли на поводу у тех, кто предлагал забыть о неприятном прошлом или твердил, что лагеря и убийства — измышления врагов. Забыть хотелось и тем, кто в этом участвовал, и тем, кто желал видеть историю родной страны безупречной.

Депутат бундестага (и будущий канцлер ФРГ) Гельмут Шмидт говорил коллегам-законодателям 22 марта 1958 года, что офицеры бундесвера впадают в отчаяние, участвуя в военных маневрах НАТО:

— Немецкие офицеры, которым пришлось участвовать в подготовке штабных учений с атомными бомбами, плакали. Ведь им приходилось готовиться к тому, что в ходе штабных учений справиться с сотнями тысяч беженцев на дорогах можно будет лишь с помощью танков, которые будут сметать этих людей на обочину.

Поразительные слова! Когда это прежде немецкие политики и немецкие офицеры испытывали подобные душевные страдания?

В ноябре 1955 года по советскому примеру в Восточном Берлине воссоздали самостоятельное Министерство госбезопасности. Эрнст Волльвебер стал министром, Маркус Вольф обрел нового куратора. Эриха Мильке назначили первым заместителем министра.

В феврале 1956 года в Москве прошел XX съезд партии. На закрытом заседании Хрущев рассказал о сталинских преступлениях. Доклад первого секретаря ЦК КПСС не опубликовали. Но передали руководителям братских социалистических стран. Никита Сергеевич рассчитывал, что и в других социалистических странах, в том числе в ГДР, после XX съезда тоже проанализируют свои ошибки и осудят виновных.

Вальтера Ульбрихта крайне огорчила антисталинская речь Никиты Сергеевича. Он считал, что ящик Пандоры следовало держать закрытым. Тем более что речь Хрущева вдохновила многих восточных немцев. Они требовали перемен в политической жизни своей страны.

В ГДР помиловали 88 человек, осужденных еще советскими военными трибуналами, 698 человек выпустили досрочно. А летом 1956 года амнистировали 19 тысяч заключенных. Отменили партийные взыскания, наложенные на политических оппонентов Ульбрихта — Франца Далема, Антона Аккермана и Ханса Ендрецки. Но политбюро запретило проводить широкие дискуссии об ошибках. Почему? Не следует давать аргументы противнику.

Ульбрихт с тревогой наблюдал за проявлениями свободомыслия в ГДР, за дискуссиями среди студентов Гумбольдтского университета, за попытками интеллигенции установить отношения с «Кружком Петефи» в Венгрии, считавшимся центром непозволительного для социалистической системы либерализма. Два лидера духовной оппозиции внушали ему особые опасения. Вольфганг Харих, профессор философии в Гумбольдтском университете, написал работу об «особом пути Германии к социализму», предполагавшую реформирование и либерализацию системы. Главный редактор издательства «Ауфбау» Вальтер Янка, коммунист, сражавшийся в Испании, призывал отказаться от привычных догм, которые, по его мнению, завели социализм в тупик.