Все-таки тяжело так работать. А главное, у меня не было ни одного близкого знакомого в органах, с которым можно было бы поделиться своими горестями или спросить совета. Были только мои начальники и подчиненные. Это произошло потому, что за полгода в трех местах я не смог таких близких знакомых приобрести.

Даже уже будучи на Украине, ко мне приезжали из НКВД СССР однокашники по Академии из бывших пограничников по делам своей службы, и те, видя у меня в петлицах три ромба, становились навытяжку и «докладывали» результаты проверки частей НКВД по охране железных дорог, или внутренних войск, или пограничного отряда. Я чуть не взорвался один раз на такого ретивого однокашника, но сдержался, так как на совещании присутствовали его подчиненные. Когда уходили, мне становилось не по себе, почему эта глупая субординация преследует нас всюду.

Итак, 2 сентября 1939 года Серов совершенно неожиданно для себя стал наркомом внутренних дел 40-миллионной Украины; второй по величине и значению союзной республики. Через день ему присвоили звание комиссара ГБ 3-го ранга (по-армейскому — комкор, генерал-лейтенант).

К тому моменту известный всему Киеву особняк на Владимирской улице почти год простаивал без хозяина. Предыдущий нарком Александр Успенский исчез при таинственных обстоятельствах еще в ноябре 1938-го. (Впоследствии выяснится; узнав о предстоящем аресте, он инсценировал самоубийство и бежал с Украины под чужими документами.)

После пропажи Успенского Москва, правда, направила в Киев нового эмиссара — Амаяка Кобулова, младшего брата Богдана Кобулова, ближайшего соратника Берии. 7 декабря 1939 года его назначили первым заместителем наркомвнудел УССР. С того же дня он исполнял обязанности наркома, но окончательно в должности его почему-то не утверждали.

Поработать совместно Кобулову-младшему и Серову, впрочем, не удалось: их развели синхронно, день в день. Когда последний отправлялся в Киев, первый уже паковал чемоданы; 2 сентября 1939 года Кобулов был назначен резидентом НКВД в Берлине под «крышей» советника полпредства. Как утверждал в предыдущей главе Серов, он сам «поставил вопрос, что мне в роли заместителя не нужен Кобулов».

Именно отсюда, вероятно, берет свои корни их взаимная нелюбовь с братьями Кобуловыми, о чем Серов упомянет еще не раз.

Спешность назначения Серова, которому толком даже не дали собрать вещи и проститься с семьей, объяснялась просто. Накануне, 1 сентября, Германия напала на Польшу. Началась Вторая мировая война, о чем мир, правда, еще не догадывался.

В соответствии с секретным советско-германским соглашением (пакт Молотова-Риббентропа), польская территория должна была быть поделена между двумя сверхдержавами. К СССР отходили западные (для Польши — восточные) области, с преимущественно украинским и белорусским населением, которые вливались в состав Украины и Белоруссии.

Эту огромную и вдобавок откровенно враждебную территорию в кратчайшие сроки следовало «советизировать» со всеми вытекающими отсюда последствиями.

На молодого наркома возлагалась серьезная ответственность. Требовалось не только разгромить все позиции польской разведки, но и задушить в зародыше любое сопротивление. В числе главных задач — быстрое развертывание лагерей для плененных польских военных и их фильтрация.

При этом не стоит забывать, что спецслужбы Польши в те времена выступали в качестве многолетнего и постоянного спарринг-партнера в поединке с НКВД, отличались коварством и профессионализмом. На протяжении почти 20 лет они вели активную подрывную, диверсионную и шпионскую деятельность против СССР, создавая особенные проблемы на приграничных территориях. Даже после оккупации Польши большинство сотрудников «двуйки» и «дефензивы»[32] не сложили оружия, а влились в ряды подпольных резидентур польского правительства в изгнании.

В следующем, 1940 году, аналогичную миссию Серову доведется выполнять на еще одной «освобожденной» территории: возвращенной Румынией части Бессарабии. (Сталин сделал из нее новую союзную республику: Молдавскую СССР.)

«Украинский» период оказался для Серова во всех смыслах судьбоносным и определяющим.

Во-первых, здесь он впервые сумел показать свою эффективность и жесткость, что заслужило высокие оценки Берии и Сталина и обеспечило его дальнейшее продвижение.

Во-вторых, он тесно сблизился с 1-м секретарем ЦК КП(б) Украины, будущим советским лидером Никитой Хрущевым: не случайно, придя потом к власти, Хрущев поставит Серова на КГБ.

К числу важных знакомств относилась, без сомнения, и встреча с командующим войсками Киевского военного округа Георгием Жуковым: через 5 лет они вместе будут входить в осажденный Берлин. Именно маршал Жуков в мае 1945-го представит Серова к звезде Героя Советского Союза. Они будут дружить вплоть до смерти «Маршала Победы». В архиве Серова есть даже вопросник, переданный ему Жуковым при работе над своими мемуарами (ну, например: «Написать на 5–6 страниц характеристику Хрущева Н. С…его прошлое как троцкиста…»).

Кстати, и опыт по «советизации» бывшей польской территории, особенно в части борьбы с вооруженным подпольем, также весьма пригодится Серову. Этой работой ему предстоит заниматься еще не единожды, вновь и вновь сталкиваясь со своими старыми знакомыми по Украине.

На Украине, когда я начал знакомиться со структурой органов госбезопасности, пограничных и внутренних войск, войск по охране железных дорог, с милицией, с лагерями, то первые дни у меня не вмещались эти понятия. Одно дело — работать начальником СПО, объем которого замыкался на 6 отделениях, и другое дело — 14 крупных областей, Молдавская автономная область, десятки полков НКВД и несколько крупных погранотрядов, управления пограничного округа и внутренних войск, особый отдел округа, милиция, лагеря и т. д.

В первые дни я знакомился с членами Политбюро ЦК КП(б)У — с Хрущевым и Бурмистенко* (2-й секретарь) в один день. С председателем Президиума Верховного Совета Гречухой* и председателем Совета Народных Комиссаров Корнийцом* — в последующие дни, с генералом Тимошенко* — КОВО[33].

Принят был, как мне показалось, настороженно. Пожалуй, это и понятно. Ведь я приехал в то время, как у них скрылся нарком внутренних дел Украинской ССР, Успенский*, член Политбюро Украины, и не был разыскан[34].

Причина бегства — почувствовал, что натворил много бед, расстрелял тысячи честных людей, арестовал десятки тысяч человек, в том числе Косиора*, Постышева* и др<угих>. Нередко просил у Ежова еще дополнительно к плану разрешить арестовать, а затем в конце месяца Ежову рапортовал, что: «Рад доложить, что ваш план по операциям перевыполнен»[35].

Будучи членом Политбюро ЦК Украины, естественно, был в хороших отношениях с Хрущевым, и, кстати, немало руководящих людей Украины были арестованы с санкции члена Политбюро ЦК ВКП(б)У, секретаря ЦК Украины Хрущева, в том числе Косиор, Постышев и другие. Также в областях секретари обкомов санкционировали аресты, хотя они зачастую не знали материалов обвинения.

И в то же время, как потом показала жизнь, ярые украинские националисты, ориентировавшиеся на Бандеру* и на самостийную Украину были не тронуты и проявили себя во время событий в западных областях.

Пока я знакомился, мне из Москвы намекнули, чтобы я готовил списки украинских националистов-эмигрантов, проживающих в Польше, в городах — Львове, Тернополе, Ровно, Станиславове, Луцке и др.

Я принял это к исполнению, но не понял, в чем дело. Спросил у Хрущева, он тоже ничего не знает.