Я помню.

Я помню голубое небо в иллюминаторе. Солнечные лучи, падающие на лицо дедушки. Коридор между креслами, наклонившимися вниз, - самолет шел на посадку. И эти слова, которые сказал дедушка.

Перед посадкой я снова спросил:

- Когда расскажешь военную тайну?

- А ты не побоишься? - сказал дедушка. Он смотрел на меня строго, будто испытывал: трус я или нет.

- Она страшная? - обрадовался я: вот здорово, узнаю страшную тайну.

Дедушка нахмурился.

- Тяжелая, - ответил, помолчав. - И горькая.

И вот мы сидим дома, за праздничным столом, мама и папа поглядывают на нас радостно, довольные нашим возвращением. Только что ушла Анна Робертовна, растроганная до слез. Дедушка вручил ей пакет с одеждой для будущего внука. Она перебирала рубашки, чуть побольше ладошки, поглядывала на дедушку и швыркала носом.

- О, мон женераль! - повторяла она, а дедушка только крякал от смущения.

Потом француженка ушла, мы остались одни - наша семья: папа, мама, дедушка и я. Я снова принялся рассказывать подробности наших замечательных каникул, но дедушка перебил меня.

- Знаете, други, - сказал он, - надо серьезно поговорить.

Никогда я еще не видел дедушку таким серьезным. Видел грустным, печальным. Видел даже, как он плачет. Но таким простым и серьезным еще не видел.

- Вот что, милые, - сказал он негромко и задумался.

Дедушка молчал, как будто не решаясь сказать что-то очень важное.

- Жизнь не бывает вечной, - сказал он вдруг, - люди рождаются, живут, а потом уходят, чтобы уступить место другим. Это закон природы. Против него человек бессилен. Вот и я.

Дедушка замолчал. Опустил голову.

- Вот и я, - повторил он, - должен приготовиться к этому.

- Как не стыдно! - воскликнул отец. - Боевой генерал, а о чем думаешь!

- Что вы, папа, - растерянно проговорила мама.

А я вскочил с места, обнял деда, шепнул ему на ухо:

- Не надо!

Он отодвинул меня. Усадил рядом, обнял за плечо. Ответил отцу спокойно:

- Если хочешь знать, солдат перед боем всегда надевает чистое белье. Без паники и шума. Если возможность есть, непременно помоется в бане. Думаешь, он собирается умирать? Нет. И не хочет. Но на всякий случай готовится.

Дедушка помолчал.

- Я умирать не собираюсь, но готовым быть должен. Чтобы костлявая не застала врасплох. Вот и решил - написать завещание… Хоть я и генерал, а имуществ особых не имею. То, что есть, оставляю тебе, Ольга, ты хозяйка. Сыну книги. Внуку, тебе, Антошка, орден Отечественной войны, потому что наследникам по закону оставляется только он, остальные сдаются государству.

Он посмотрел на нас посветлевшим взглядом. Мама и папа сидели как в воду опущенные. Да и у меня на сердце кошки скребли. Зачем он затеял такой разговор? О смерти? О наследстве? Разве об этом надо думать?

- Чего носы повесили? - усмехнулся дед. - Дело житейское, простое. Но обязательное. Никуда от него не денешься.

- Папа, - воскликнула мама, - ну разве так можно? Зачем какие-то приготовления! Стоит ли думать об этом?

- Отец, - сказал возбужденно папа, - мамы нет давно, ты должен успокоиться наконец. И потом, мы, слава богу, вместе. Антошка, ты. Сердце радуется, глядя, как вы дружите!

- Эх, ребятки! - сказал дед. - Зачем успокаиваете меня? Я старый вояка, смертей нагляделся, Лидушку схоронил, так что не боюсь, поверьте, и не о том речь. Не о том!

Он встал, прошелся по комнате. Остановился у окна. Сказал:

- Вот послушайте стихи.

Помолчал минуту. В комнате тихо было. Так перед грозой бывает. Все замирает. В небе. На земле.

Голос у деда был как бы равнодушный. И он будто бы не стихи читал. Будто сам сказал:

Потом дедушка повернулся.

- Ну вот, Антошка, - сказал он, - настала пора рассказать мою военную тайну.

Я подошел к деду. Встал с ним рядом, волнуясь отчего-то.

Сердце у меня тревожно билось. Еще бы! Разве может быть у генерала неважная военная тайна? Пустяковая какая-нибудь?

Тайна у дедушки, конечно, замечательная. Самая рассекретная! Государственная! И ничего, что страшная. Я не трус.

Только чего он молчит? Может, боится? Может, опасается, что мы ее разболтаем?

Так не такие мы люди. Папа, мама, я. Не такие, чтобы болтать по углам. Чтобы военные тайны разбалтывать. Рассекречивать их перед всяким первым встречным.

Чего же молчит дедушка?

- Смелей! - говорю я.

Дедушка смеется тихонько.

- Смелей, говоришь? - спрашивает.

Опять молчит.

- А я вот боюсь, понимаешь-ка. Всю жизнь эту тайну носил, а рассказать боюсь.

Он опять молчит, потом произносит:

- Дело в том, - говорит дедушка, и голос у него какой-то неестественный. Деревянный. - Дело в том, - повторяет он, - что твой отец, Сережа, не я. Я не дедушка тебе, Антон!

Слова его словно разрыв снаряда…

Знаете ли вы такое слово - беззаветно?

Я прежде слыхал просто. Не очень понимал, что оно значит. Дедушка объяснил. Он сказал - беззаветно, это без конца, без края, это значит преданно и горячо. Это значит, веря больше, чем себе.

Беззаветно можно служить, работать то есть. Беззаветно можно бороться. И можно беззаветно любить.

Вот. Любить.

Как часто произносим мы это слово! Люблю мороженое! Люблю на лыжах кататься! Люблю смотреть телевизор!

Маленьких часто спрашивают:

- Ты кого больше любишь? Маму или папу?

Глупый вопрос. На него даже несмышленый малыш отвечает:

- И маму люблю, и папу люблю!

Я тоже так отвечал. До четвертого класса добрался - не очень-то задумывался над этими словами. И дальше бы жил, не раздумывал…

Но бывает в жизни каждого такой день, такой час, такая минута, когда все, что вокруг, он видит другими глазами. Поясневшими. Повзрослевшими. Когда он неожиданно понимает, что у слов, к которым он привык, как к старым детским игрушкам, есть еще один смысл. А может быть, и не один. И что слова - это не просто слова, а значительно большее. Ведь слова служат людям. Означают предметы, их окружающие, поступки, дела. Означают то, что человек чувствует.

Я люблю дедушку. Люблю беззаветно. И знаю цену этим словам.

Я люблю его преданно и горячо и верю ему больше, чем себе. Я хочу во всем быть похожим на деда…

Вот он стоит у окна. Курит сигаретку, сунув ее в разноцветный мундштук. Смотрит себе под ноги. Ждет.

В комнате тишина. Как перед бурей. Перед бурей же затихает все - помните? На земле. И в небе.

Тихо в комнате, я разглядываю деда, на мои глаза навертываются слезы и куда-то исчезают. А в горле застрял тугой комок.

Вот он сказал это. Сказал свою «военную тайну». И я чувствую - со мной что-то случилось.

Я теперь другой. Совсем-совсем. Я будто и не я, а другой человек. Другой мальчишка. Взрослый. Да, взрослый.

Я глядел на дедушку и понимал - со мной что-то случилось!

Я встал. Я подошел к деду. Слезы исчезли, я был теперь совсем другим. Я знал цену словам, о которых не думал раньше. Я встал, подошел к деду, прижался к нему лицом.

Буря грохотала во мне. Но я ничего не сказал. Я только обнял его и прижался крепко-крепко…

И все увидел снова. Снова…

Горело в тот день солнце. Палило нещадно. Было ему невдомек, что не смеяться надо, а плакать, что лучше бы ему за тучи зайти и не смотреть весело на землю.

А оно припекало. Празднично. Невпопад. Будто не только людей, но даже и солнце застала врасплох эта нежданная война.