Услышит ли он, если она закричит? До берега так далеко! Зоя не хотела умирать. И тогда она стала звать на помощь и отчаянно колотить руками по воде.

Гордон сидел в кресле у открытого окна, пытаясь сосредоточиться на книге, лежавшей у него на коленях. Вдруг он услышал слабый крик, доносившийся с моря. Он резко поднял голову и прислушался. Чайка? Или ветер?

Крик повторился. Затем еще раз. И еще.

Гордон вскочил на ноги и бросился к воде. Кричала женщина, с которой случилась беда. Незнакомка барахталась метрах в пятнадцати от берега, прямо там, где находились опасные скалы.

Зоя. Он чувствовал, что это она.

Гордон не стал размышлять, что она делает в море в такой поздний час. Молодой человек развернулся и бросился обратно, за серфом, стоявшим у стены рядом с дверью. Гордон бросил доску в воду, вскарабкался на нее и заработал руками.

Если бы он участвовал в соревнованиях спасателей, то наверняка занял бы даже первое место — так быстро молодой человек очутился рядом с Зоей, отчаянно боровшейся с течением. Поравнявшись с ней, он сел, обхватив доску ногами, затем подхватил девушку под мышки и втащил на спасительное миниатюрное суденышко, усадив впереди себя.

Их взгляды на секунду встретились. Ее глаза все еще были расширены от ужаса, а у него полны тревоги от мысли, что случилось бы, если бы он не услышал ее крика.

Она дрожала всем телом. Руки Гордона были такими нежными, что Зоя обессиленно вытянулась на доске, положив голову ему на грудь. На его голую грудь, заметила она все же, невзирая на усталость.

Он что, всю жизнь ходит полуголым?

Новая волна дрожи прокатилась по спине — уже иной дрожи, не от холода.

— Не волнуйся, — мягко проговорил Гордон, массируя плечи девушки. — У тебя просто шок. Сейчас мы доберемся до берега, пойдешь к себе и примешь горячий душ. И все будет хорошо.

Когда они вышли на берег, Гордон поднял ее на руки и понес к домику. Зоя пыталась протестовать, но молодой человек выразительным взглядом заставил ее замолчать.

— Тебе не кажется, что сегодня ты уже наделала достаточно глупостей?

Она закрыла глаза и покорно прижалась к нему.

— Так-то лучше, — проговорил Гордон довольным голосом.

Зоя внутренне отругала себя, но ее физическая усталость отступила перед гораздо более мощным чувством. Похоть, горячая и всепоглощающая, лишь усиливалась с каждой секундой от одного прикосновения к телу Гордона. Глаза девушки были закрыты, что многократно увеличивало это переживание. Она отдалась во власть его мощных рук, могучей груди, бедер, которые время от времени касались ее, пока Гордон шагал по песку.

Он несет ее к себе домой, поняла она. Горячий душ. О Боже…

Та часть Зои, которая еще цеплялась за рассудок, твердила, что ее увлекают в опасную область, где бушевали ее ночные фантазии. Но девушка была слишком утомлена, чтобы прислушиваться к голосу здравого смысла. Она чувствовала, как слабеет от желания, которое терзает ее изголодавшееся по ласке тело. Зоя понимала, что это и есть подлинное вожделение, и только удивлялась, что никогда так не хотела Сола. Конечно, это не любовь. Это гораздо круче.

Зоя внутренне сжалась в тот момент, когда Гордон распахнул дверь и перенес ее через порог своего дома.

Внутри было не очень жарко. Еще пара шагов — и он опустил ее на что-то мягкое. Кожаная кушетка, судя по ощущениям.

Зоя открыла глаза и тут же пожалела об этом. Гордон низко склонился над ней, буквально навис, именно так, как ей представлялось во сне.

— Рад, что ты осталась жива, — сообщил он. — А то я уже собрался делать искусственное дыхание.

Мысль о том, что он готов прижаться губами к ее губам, стала последней каплей. От благоразумия Зои не осталось и следа.

— Мне бы это понравилось, — хрипло призналась она, и дрожь невероятного возбуждения пробежала по позвоночнику.

Гордон отшатнулся от неожиданности, но уже через пару секунд снова приблизился к ней, глядя на ее губы жадным взором. Его глаза потемнели от возбуждения. Он опустился на край кушетки и отбросил несколько влажных прядей с лица Зои. Ее губы сами потянулись ему навстречу, из груди вырвался тихий стон. Гордон молчал, и Зоя была ему за это благодарна. Слова лишь разрушили бы головокружительное предвкушение близости, от которого низ живота странно сжался. Руки Гордона скользнули по ее коже, обхватили Зою за плечи, чуть приподняли над кушеткой. Его губы все ближе. Сердце Зои билось, как дикий зверь в клетке. Страсть, так старательно подавляемая последние несколько часов, прорвалась, как вода сквозь разрушенную плотину. Девушка обвила его шею руками и жадно впилась в его губы. В ответ он стал целовать ее так, что Зое показалось, будто она вот-вот умрет от удушья.

Наконец он остановился и, шумно дыша, сел прямо, не отрывая взгляда от ее бурно вздымающейся груди.

— Давай это снимем, — сказал Гордон, быстро стаскивая с Зои уже почти высохший купальник.

Обомлевшая Зоя молча смотрела, как купальник приземлился на черную тумбочку, в которой помещался музыкальный центр. Одним быстрым взглядом она окинула комнату Гордона, такую же яркую, как и весь домик снаружи. Лимонные стены. Белые двери и оконные рамы. Потолок цвета обожженной глины.

Обстановка самая разная. Стеклянные, деревянные и чугунные детали соседствовали друг с другом. Мягкая мебель отличалась тем же разнообразием и еще большей смелостью раскраски. Занавески из черного шелка, а кушетка, на которой она лежала, обита ярко-оранжевой кожей.

— Так-то лучше.

Его слова вернули Зою к реальности, где она при ярком свете лежала перед ним совершенно обнаженная. Как ни странно, никакой тревоги или смущения по поводу своей позы Зоя не испытывала. Ее совершенно не волновало, что глаза не подведены, а волосы слиплись от морской соли. Если верить взгляду Гордона, ему по-прежнему нравилось то, что он видел.

А ей нравилось то, что видела она. Она не могла дождаться, когда же он сам начнет раздеваться и она наконец увидит все остальное.

От одной этой мысли она жадно сглотнула.

Но раздеваться Гордон не стал. Он опустил одну ее ногу с кушетки на пол, сам сел рядом и провел руками по поверхности ее трепещущего от желания тела, пока наконец не добрался до груди.

Зоя судорожно втянула воздух и тут же разочарованно застонала, его руки побежали дальше, к ключицам, а потом по шее к лицу. Придерживая ее голову, Гордон нагнулся, и их губы почти соприкоснулись. Но только почти. Он высунул язык и провел им по ее пересохшим губам, а потом вокруг. И только когда он замер, Зоя осознала, что у нее перехватило дыхание и что она совершенно не понимает, что ей делать и чего ожидать.

Сол никогда ее так не целовал, если это вообще можно назвать поцелуем.

— Высуни язык, — хриплым голосом приказал Гордон.

Зоя мгновение колебалась, потом послушалась, слегка вздрогнула, когда коснулась кончика его языка, и все тело ее резко выгнулось, когда он вдруг засосал ее язык в рот.

Он выпустил ее, поднял голову и нахмурился. Зоя чуть отодвинулась в сторону.

— Что? — спросила она.

— Тебе это не нравится?

— Я… я не уверена, — призналась она. — Но не останавливайся. Продолжай.

Он рассмеялся низким, удивительно соблазнительным смехом.

— Не бойся. Я ждал этого мгновения с тех самых пор, как ты мне вчера улыбнулась. Я весь день ни о чем думать не мог, кроме тебя.

— Я тоже… — призналась она.

— Я рад. Давай не будем больше говорить. — Его голова вновь опустилась, и Гордон принялся целовать ее уже настоящими, глубокими, тянущими поцелуями, от которых кровь стучала в висках, а все тело изгибалось в сладострастной истоме.

Она стонала, когда он оторвал свои губы от ее лица, стонала, когда он легко потерся своим подбородком о ее грудь. Ее мигом отвердевшие соски горели огнем. Гордон поцеловал один, а затем втянул его в рот, так, как ей снилось.

Словно электрическая искра прошла сквозь ее живот и ударила между бедер. Зоя вскрикнула и выгнула спину, откинув руки за голову и цепляясь ими за собственные волосы. Гордон моментально остановился, поднял ее руки еще выше над головой, потом вернулся к прерванному занятию, но его губы занялись уже другой грудью, при этом рукой он сжал ее, втискивая сосок в рот. Вторая рука Гордона заскользила по ее животу. Эффект был потрясающий. Остатки благоразумия бесследно испарились. Зоя извивалась, кричала от сумасшедшей смеси наслаждения и боли. Именно боли, потому что время от времени он сжимал ее сосок зубами. Она быстро ощутила прелесть этого мучительного удовольствия и только боялась, как бы он не прекратил свои эксперименты.