Дворец был тише, чем обычно, словно после бала все его обитатели, без исключения, погрузились в глубокий сон. Только немногочисленные пластыри впускали внутрь немного солнечного света. Тишина стояла настолько глубокая, что уже издали Паскаль услышал стоны Ролана де Жюссака.

Канал в этом месте воронкообразно расширялся. Его стены покрывала кисло пахнущая липкая субстанция. Паскаль осторожно добрался до широкого зева, отворявшегося в темную комнату. Тот находился на высоте в пару метров. От него вели деревянные простые ступеньки — до уровня пола. Стены зала были обиты тисненой кожей, украшенной золотом и серебром. Многочисленные лампы заливали все вокруг желтым светом, который едва разгонял темноту комнаты.

Герму в самом центре помещения венчала большая голова пчелы. Де Жюссак стоял чуть ниже, в одной рубахе, вытянутой поверх штанов, привязанный к каменному столпу. Его голова упала на грудь, глаза были закрыты. Он постанывал. На рубахе чья-то ловкая рука нарисовала синей краской красивый цветок лилии.

По обе стороны от пленника стояли — неподвижно и равнодушно — гвардейцы, казалось погруженные в сон. Паскаль осмотрелся еще раз и, не заметив никого больше, отполз поглубже в канал. Здесь еще хватало света.

Он повернулся на бок, откинул полу кафтана, расстегнул карман и вынул пистолет. Отвел курок, открыл полку. Взял из подсумка патрон и, кривясь, откусил его кончик. Насыпал порох на полку, закрыл курок. Засыпал остаток пороха в ствол, старательно забил заряд, подвигал шомполом и осторожно спрятал пистолет в кобуру. Зарядил второй. Когда закончил, услышал чьи-то шаги.

Подполз к отверстию. В зале появилась королева с еще двумя гвардейцами. На ней было лишь свободное длинное платье из легкого материала. Гвардейцы отошли, встав между нею и Паскалем, так что он теперь плохо видел происходящее.

Королева сняла платье и, нагая, подошла к виконту. Поцеловала его в губы, долго и горячо, потом стянула с него одежду. Взгляд Ролана был бессмысленным и затуманенным. Она обняла его, крепко прижалась. Де Жюссак закричал и некоторое время дергался. Когда она отодвинулась, он обвис и сделался недвижим, залитый кровью. Королева надела платье и зашагала в сторону деревянных ступеней, а Паскаль, быстро дыша, отполз еще дальше в туннель. Слышал ее все ближе, фигура заслонила контур входа, когда она переваливалась внутрь, а он, опасаясь быть раскрытым, осторожно отполз еще немного. Сидел в темноте, видя перед собой на фоне света в комнате абрис королевы. Та принялась стонать и покрикивать. Паскаль снова подвинулся. Осторожно расстегнул обе кобуры и вытащил один пистолет. Королева кричала и стонала. Теперь он пополз в ее сторону. Ее глаза были закрыты, лицо залито потом, живот ходил ходуном. Когда мальчик отвел курок, она открыла глаза и посмотрела ему в лицо. Ее пронзительный вопль наполнил пространство вокруг. Паскаль нажал на курок.

Пуля отбила кусок черепа и обнажила мозг. Не переставая кричать, королева вдруг оказалась совсем рядом, с ощеренными зубами, протянула руку и ухватила мальчика за плечо, потянув к себе. Он выстрелил из второго пистолета, прямо в один из безумных глаз.

Она перестала кричать и ослабила хватку. На миг ее окутал дым. Паскаль молниеносно спрятал пистолеты в кожаные карманы и отполз. Позади что-то продолжало двигаться. Наконец высвободилось и отчаянно запищало. Мальчик развернулся и пустился наутек — так быстро, как только мог, оставляя позади стихающий писк.

Он вернулся в свою комнату залитый потом и задыхающийся, с порванными рукавами рубахи, испачканными кровью. Осмотрелся, схватил клетку с попугаем и выбежал.

Коридоры дворца еще оставались пустыми. Только стоящие на страже гвардейцы подняли головы и проводили его равнодушными взглядами. Он выскочил в сад, во влажную жару. Солнце быстро вставало над горизонтом: огромный, безжалостный золотой огонь.

Паскаль бежал, колыхая клетку, в которой покрикивал и взмахивал крыльями попугай. По аллейкам без устали сновали садовники, склоняясь над растениями, копаясь, подрезая, работая заступами и толкая тележки. Мальчик остановился в тени и отдохнул, затем побежал снова. Наконец он оказался у стены. Посмотрел на клетку, прикрепил ее за крючок к ремешку портупеи у своего бока и начал карабкаться, хватаясь за выступы стены и толстые лозы. Был уже высоко, когда появился мушкетер.

— C’est interdit, Monsieur, — сказал гвардеец. Паскаль быстро двигался наверх. — C’est interdit! — повторил солдат и, поскольку уже не мог до него дотянуться, тоже начал взбираться наверх.

Мальчик ухватился за край стены и подтянулся, чтобы сесть на нее, когда мушкетер протянул руку, пытаясь его схватить, — и в тот же миг полетел на землю. Упал как тяжелый мешок и завертелся по кругу, цепляясь пальцами за землю. Паскаль, сидя на стене, минуту-другую смотрел на него, потом отвел глаза.

За стеной раскинулось темно-фиолетовое пространство. Ее ограничивал черно-зеленый пояс, плохо видный из-за поднимающегося от земли тумана.

Мальчик осторожно сполз со стены и встал на мягком фиолетовом мху. Медленно шагая по нему, пошел в сторону леса. Мох почувствовал его присутствие и стлался, будто шерсть огромного зверя. Тонкие фиолетовые нитки подрагивали, попеременно удлинялись и сокращались, укладывались под его ногами в пружинящий ковер. Чуть поодаль — стреляли электрическими искрами, словно зверь, по спине которого он вышагивал, сердился.

— Никто? — прошептал мальчик, но на этот раз никто ему не ответил. И все же Паскаль чувствовал, что дворец еще властен над ним, его истинный отец и истинная мать, и пугался, понимая, что еще чуть-чуть — и он окажется за границей всепобеждающего присутствия.

Жара увеличивалась с каждой секундой. Туман исчезал. В тридцати шагах перед Паскалем вырастала граница между мхом и лесом. Ее обозначали почерневшие, умершие обрубки деревьев; некоторые из них еще тлели, истекая редким дымом. Дальше лес густел и здоровел, превращаясь в скрывающую все зеленую, буйную чащу.

Паскаль приблизился к сожженным деревьям и заметил между ними звериные скелеты, выступающие над ковром мха. Впереди, среди зеленой гущи что-то шевельнулось. Между листьями показалось худое, продолговатое лицо цвета меди. Мальчик остановился. Индеец высунулся из зарослей и оскалил красные зубы.

Сзади раздался скрип металла. Паскаль отвернулся и заметил в стене большие ворота. Они раскрылись и стали неподвижными. В них появился мушкетер и побежал в его сторону широкими прыжками. Мальчик почувствовал резкую боль и с удивлением взглянул на свой бок, из которого торчала стрела. Снова повернулся в сторону странного человека: тот уже не скалился, а натягивал лук, выпуская вторую стрелу, после чего, взглянув в сторону, откуда быстро приближался мушкетер, исчез за завесой листьев.

Паскаль ухватился за луч второй стрелы, торчащей из его груди, покачнулся, а потом упал на колени. Мох вокруг него нервно подрагивал, волновался, вставал дыбом. Мальчик медленно открыл дверки клетки и вытряхнул птицу наружу. Попугай неуверенно встал на мху, осмотрелся и пошел назад, в свою маленькую тюрьму. Паскаль схватил клетку и отбросил ее прочь; та упала чуть дальше, в треске электрических разрядов. Мальчик захрипел и опрокинулся.

Когда мушкетер добежал до него, птица громко закричала и отлетела на несколько шагов. Гвардеец поднял мальчика и, держа его на руках, быстро зашагал к воротам.

Заросли шевельнулись. Индеец смотрел на удаляющегося гвардейца, пока тот не исчез в воротах. Наконец вход затворился в скрежете металла.

Солнце неумолимо поднималось все выше. Птица нервно дернула за выпрямляющиеся вокруг нее нити мха — те становились длиннее.

— Паскаль!

Индеец минуту-другую смотрел на таинственную стену, которую еще никто из настоящих людей не сумел пока перейти, а затем отправился в обратный путь.

— Надеюсь, все подготовили свои «лемианы» согласно инструкции? — спросил крупье.