— Это была та милая медсестра, что тебе так нравилась?

— Да, что ты делаешь? — наконец спросила я, гадая, как с этим были связаны мои больничные записи.

— Я позвоню ей.

— Джули Шел?

Его рука мертвым грузом опустилась на клавиатуру, а глаза метнулись ко мне.

— Ты помнишь ее имя и все равно даешь мне искать его на протяжении десяти минут?

— Ты не спрашивал, — огрызнулась я.

Его голова склонилась на бок, и он зарычал, как медведь гризли, мрачным рыком где-то в глубине горла.

— Что? Ты не спрашивал.

Пэкстон разблокировал свой телефон и набрал номер больницы. Я была удивлена увидеть этот номер в его контактах. Не видела, чтобы он звонил туда и узнавал о моем самочувствии.

— Пятый этаж, пожалуйста, — сказал он в телефон, сощурив глаза на меня.

Мое сердце затрепетало от адреналина, когда я поняла, что сейчас произойдет. По какой-то причине я знала, что это была она. Чувствовала, называйте это близнецовой связью, но это так. Где-то в глубине. Внезапно мне понадобилось выпить воды, так как в горле пересохло, и я подумала о вероятностях.

— Отделение интенсивной терапии на линии, это Джули.

Я передвинула телефон Пэкстона ближе к моему уху, и прислушалась к каждому слову. Он раздражительно посмотрел на меня, но не остановил.

— Здравствуйте, как раз Вы мне и нужны. Я не уверен, помните ли Вы меня. Это Пэкстон Пирс. Моя жена была у вас весной.

— Конечно, я помню вас. Как Габриэлла?

— Она в порядке, но она узнала несколько вещей, на которые пытается найти ответы.

— Ох, я надеялась, что вы скажете, что к ней вернулась память.

— Пока нет, но мы уверены, что ее сестра была с ней во время аварии. После происшествия она пропала. Габриэлла нашла статью, где сказано о женщине, поступившей через три дня после нее. Она сказала, что вы говорили ей о девушке, которую отправили в реабилитационный центр, потому что не нашлись ее родственники. Мы уверены, что она очень сильно пострадала, возможно до неузнаваемости.

Мое сердце остановилось, когда настала пауза.

— Хотелось бы мне сообщить вам хорошие новости. Ту даму сбил автобус, это темнокожая женщина потеряла память. Мне жаль.

Мое тело расслабилось на коленях у Пэкстона, пока он благодарил ее и прощался. Вот вам и близнецовая интуиция.

— Мне жаль, Габриэлла, — сказал Пэкстон, обнимая меня — милая попытка улучшить мое самочувствие.

— Все хорошо. Я продолжу искать, — ответила я грустно.

— Думаю, у меня есть кое-что, что заставит тебя почувствовать себя лучше.

— Я не доверяю тебе.

Хоть это не должно было быть смешно, Пэкстон засмеялся.

— Кое-кто из госдепартамента приедет сюда через три дня, чтобы осмотреть дом.

Я нахмурилась и отстранилась немного.

— Госдепартамента? Зачем им осматривать наш дом?

— Они хотят удостовериться, что мы можем позаботиться о Вандере. Ну, знаешь, убедиться, что мы сможем его обеспечить и прочее.

Я встала от этих слов, чувствуя, будто из моих легких выбили весь воздух.

— Что ты имеешь в виду?

Он сказал это так, будто просто сообщил, что у нас закончилось молоко.

— Мы заберем Вандера.

Я не была готова купиться на это.

— Я не верю тебе, — повторила я. И опять я не пыталась шутить. Я не понимала эту сторону Пэкстона или этот его тон. Пэкстон не говорил со мной так, будто переживал за меня. Не так. Я не лгала. Я не доверяла ему. Совсем нет.

— Габриэлла, когда я увидел то видео, услышал, как ты описываешь, как была содрана кожа с лица твоей сестры, услышал звук твоего голоса, когда ты описывала, как она молила позаботиться о нем. Я… я…

Я помогла ему своими словами, пытаясь понять, что он хотел до меня донести.

— Ты почувствовал сочувствие?

— Я всегда его чувствую. Как и сегодня, когда моя дочь думала о том, не уйдет ли снова ее мама. Я не хотел причинять ей боль.

— Только мне.

— К тебе я никогда не чувствовал его. У нас не было такой связи.

— Я даже не знаю, что это значит, Пэкстон.

— Что, если на этих видео будет сказано, что ты не моя жена, что ты на самом деле мать Вандера, а не Роуэн и Офелии?

— Не будет.

— Как ты можешь быть так уверена? Может, я не любил тебя раньше, потому что ты не была тобой. Может, поэтому и ты никогда не любила меня. Может, ты была своей сестрой.

Я закачала головой и заморгала.

— Заткнись. Ты сбиваешь меня с толку. Почему ты сделал это? Этим ты занимался тут весь день? Поэтому двери были закрыты? Чтобы я не могла слышать?

— Да, я не хотел давать тебе надежду, на случай, если ничего не выйдет. Но это правда, мы станем гордыми опекунами пятилетнего мальчика. Что не так? Я думал, тебя это взбодрит.

Я прочистила горло, прежде чем заговорить. Это помогло, но голос все равно был надломленным.

— Но мне не удалось испытать этого с ней. Это отстой.

— Это не моя вина, Габриэлла. Ты не можешь винить в этом меня. Я даже не знал о ней.

— Почему, Пэкстон?

— Не знаю, но думаю, скоро мы это узнаем. Что, если я прав? Что, если мы узнаем, что ты не моя жена? Что тогда, Габриэлла?

Я раздраженно выдохнула, пытаясь убедить его в моей личности.

— Подумаем об этом, когда придет время.

— Мама, можно мне банан? — позвала Офелия, со стоном вытягивая ручки и ножки. Клянусь, этой девчонке снилась еда. Она всегда просыпалась голодной.

Я вышла из кабинета Пэкстона и пошла к девочкам с новой парой сотен вопросов в голове. Я даже не была уверена, что готова смотреть те видео. У меня было достаточно загадок на всю жизнь, и я не думала, что была способна выдержать еще. Я даже была не уверена, хотела ли я все еще этого. Ми была права. Может, мне стоит радоваться, что Вандер будет с нами, и продолжать жить. Может, но я не могла, и я знала, что только девочки лягут спать, мы с Пэкстоном перевернем следующую страницу. Какими бы ни были сомнения, я была готова к этому. Если был готов он.

Наш вечер был немного странным, тихим и полным предчувствия чего-то страшного. Мы поели на веранде, после чего Пэкстон пошел играть с девочками в бассейн, а я занялась уборкой. Я действительно начинала думать, что мне нужно какое-то лекарство от постоянной нервозности. Самолечение в виде свежего апельсинового сока и большого количества водки помогло мне пережить этот вечер.

Я немного прибралась в доме, пока Пэкстон с девочками бросали свои волшебные камни в воду, наперегонки доставая их. Пэкстон никогда не выигрывал. Я улыбнулась, услышав, как он стонет, словно разочарован, что проиграл — снова. Когда я потянулась, чтобы выключить настольную лампу, мое внимание привлекла папка на столе.

Хоть кабинет Пэкстона был запрещенной зоной, и я это знала, я вошла, села на его стул и открыла папку. Улыбка мгновенно растянулась на моем лице, когда я увидела счастливого мальчика на ковре с изображенной железной дорогой. Вэн толкал грузовик по тканевой серой дороге, губы были вытянуты трубочкой. Я почти слышала звук двигателя, который он издавал, пока играл.

Моя улыбка сменилась хмуростью, когда я прочитала о Тилли и Джоне Мартинах. Вандера забрали из приемной семьи, которую обвинили в жестоком обращении с детьми. Ничто, из того, что я узнала, не вызвало у меня таких эмоций, какие вызвал этот факт. Мое тело задрожало от того, что я не чувствовала ни разу в своей жизни. Злость сильнее, чем я когда-либо испытывала к Пэкстону. Огонь ярости, который пронесся по моему телу стихийным бедствием. В тот момент я ощутила все эмоции, которые только может ощутить человек.

— Это было еще в июне. Теперь он не там. Марша сказала, что с ним все хорошо, он здоров и невредим.

Я подняла взгляд от ужасных следов, покрывающих маленькое тельце, на Пэкстона, обернутого в полотенце вокруг талии, его тело было влажным, а мокрые волосы взъерошены. Моя нижняя губа задрожала, пока я пыталась сдержаться, не сломаться и не расплакаться.