Каждый день был непохожим. Я все больше узнавала и Федю, и его большую семью. Скоро смогла отличать близняшек. Нашла общий язык с Розой. Анюта меня поначалу никак не воспринимала. Пока однажды мы с ней не поговорили.

Все началось с затеянной мною игры в журналиста. Девчонкам так эта игра понравилась, что они сочиняли вопросы каждый день, а потом я на них отвечала. Вопросы были обо всем. Начиная от вопросов, что мне нравиться: лето или зима, заканчивая: почему солнце каждый день встает. Я же, в свою очередь, расспрашивала их что кому нравится. Федя тоже принимал участия в этой игре, признавшись как-то, что многое узнал о сестрах.

В один вечеров я нашла листок с вопросами, написанными не Розой, а более уверенным почерком. И вопросы имели свойство личного характера. Вычислить, что это была Анюта не составило труда. Первое, у Феди буквы были довольно крупные и почерк размашистый. А второе, я не могла представить Федю, который написал бы на листочке вопрос, во сколько лет я поцеловалась в первый раз.

— Тебе правда все интересно? — спросила я ее. В тот день близняшки были в саду, Роза в школе, а Анюта только закончила отрабатывать часы уборки в школе. В квартире мы были вдвое.

— Да, — ответила она, с какой-то насмешкой.

— В первый раз я поцеловалась в двадцать лет и с человеком, которого сильно любила. Остальное все то же с ним было. Только я одного не учла, что этот человек не любил меня. И то, что он может очень легко подставить.

— Жестоко. — Анюта нахмурилась.

— Согласна.

— Ты здесь потому что тебе больше идти некуда?

— Да. А есть какие-то варианты? Не против, если присяду. А то стоять тяжело.

— Садись, — в ее взгляде исчезла насмешка. Я села на стул за рабочим столом Розы. Анюта сидела за своим столом. — Вариантов много. Может тебе помочь нам захотелось. А может ты воспылала неземными чувствами к Феде.

— Когда оказываешься на улице, то выбирать особо не приходится.

— Ясно. Значит. Если найдешь место получше, ты уедешь?

— Возможно. Не все же время мне здесь жить. Да и с Феди мы договорились пока только на два месяца.

— Ведь знаешь, что он будет не против, если ты тут на все время останешься.

— С чего это? Одно дело пустить на время пожить. А другое…

— Ника, не тупи, — она спрятала лицо в ладони, словно дальше мою глупость слушать не могла. — Если так нужно, чтоб тебя носом ткнули, то у Феди пароль двадцать, ноль один, девятнадцать девяносто пять. Там на рабочем столе здоровая такая папка с огромными буквами «Личное». Видимо, чтоб и без очков найти можно было. Вот и загляни туда.

— Я не лазию по чужим компьютерами.

— Даже неинтересно?

— Нет.

— Тогда вы друг друга стоите, — хмыкнула Анюта.

Уточнять, что она имела введу я не стала. Подозревала, но не хотелось, чтоб мои подозрения подтвердились. Я и так от Феди заразилась смущением. Никогда столько не смущалась, как в его присутствии.

В июле я получила бумагу о разводе. Еще раз встретилась с Геной. Он все так же жил. Работал. Звал меня к себе назад. Но я даже слушать не стала. Странно было, что он все еще ждал моего возвращения назад. Возвращаться я не собиралась.

Июль был последним месяцем перед родами и одним из самых спокойных в моей жизни. Время тянулось медленно. Без потрясений. Я пересмотрела с девчонками все мультики про принцесс. Мы научились печь вкусные пироги. Шили платья. А еще кормили ужином Федю, который говорил, что у него наступил неожиданный и приятный отпуск от готовки. Шутил, что так и привыкнуть мог.

Потом наступил август. И в первый день августа я родила крепкого мальчугана. Это не передать словами, что я испытала. Страх. Я боялась взять его в руки и что-то ему сломать. Он был маленьким, пищащим и постоянно хотевшим есть. Вот так и происходят чудеса в этом мире. Так и появляются новые люди. Федя мне тогда весь телефон оборвал. Все детали спрашивал. И почему-то решил, что я его обманываю и это не мальчик. Совсем не в себе был.

Сюрпризом было, когда они меня из роддома пришли встречать. Федька у меня тогда ребенка отобрал, заявив, что я его не так держу. И мне еще учиться и учиться. Никогда не думала, что он может быть таким занудой. По его мнению я все делала не так. Начиная от того, что не так брала ребенка, заканчивая тем, что не так к груди прикладывала. Анюта уже смеялась над ним во весь голос. Ребенок орал и требовал еду, а Федя дискутировал о том, как нужно кормить.

— Может ты успокоишься? Мы уже с малышом нашли общий язык как есть, — не выдержала я.

— Ты не понимаешь…

— Федя. Может тебе успокоительного накапать? Ты мне дашь ребенка накормить?

— Так корми. А я прослежу.

— Пойду чай поставлю, — прыснула Анюта. — Все-таки сдается мне, он просто нашел повод на твою грудь позырить.

— Анюта, я боюсь, что…

Я его уже не слушала. Просто кормила ребенка. Вот этого стесняться точно не буду. А то с его разглагольствованиями малышу от голода плохо станет. За своими мыслями я не заметила, как Федя затих.

— Чего случилось? Или опять скажешь, что я чего-то не так делаю?

— Нет, все верно, — ответил он. Почесал затылок, отвернулся.

— Я смотрю, ты и кроватку собрал? Спасибо.

— И обработал. Все протер. Мы еще с Анютой все вещи перегладили.

— Спасибо.

— Ребят, а как малыша назвать решили? — в комнату вошла Анюта. Мы с Федей переглянулись.

— Я так и не придумала, как назвать, — честно ответила я. — Все время думала о нем, как о малыше.

— Не, ну такое имя для заграницы подошло бы. У нас не прокатит. Его же во дворе засмеют. Если еще вырастит дяденька под два метра, а его кличить будут малыш, то точно один смех, — возразила Анюта.

— Понятное дело, что так звать его не будут. Надо подумать.

— А как насчет Юры? — предложил Федя. — В честь Гагарина. Он смелым человеком был. В космос летал.

— Юра? А можно и Юрой. Юрий Федорович. Вроде звучит. Я ему отчеством имя своего отца запишу, — сказала я, разглядывая малыша, который все это время мирно жевал. В комнате стояла тишина, потом Анюта согнулась пополам от смеха. А я не могла понять почему. Чего такого странного я сказала? Потом до меня дошло. Я посмотрела на Федю. Он стоял красный как рак. Я же сама готова была рассмеяться. — Забавно вышло. Я ведь даже параллели не провела.

— Нормально все, — буркнул Федя.

Нормально. Не знаю, чтобы я без него делала. Потому что в первые дни от Феди была большая помощь. Я не знала, почему Юра плачет. Но подходил Федя и в его руках он тут же затихал. Все его движения были четко отработаны до автоматизма. Он не задумывался, что он делал, но при этом все получалось.

Август сменился сентябрем, который перешел в октябрь. Я крутилась как белка в колесе. Нужно было успевать и по дому что-то делать: хотя бы еду приготовить и вещи постирать, заодно приходилось и с малышом заниматься. Плюс еще ночные бдения около кроватки.

Несколько дней Юра только и делал, что капризничал. Ночью плохо спал. Я уже валилась с ног. Голова просто гудела от его постоянного хныканья. Я ходила с ним из угла в угол, стараясь, чтоб он успокоился. Федя зашел в комнату.

— Все никак?

— Нет. Не хочет спать и все тут, — покачала я головой. — Уложил девочек?

— Вроде улеглись. Давай я попробую? Может у меня уснет?

— Ничего, я еще держусь. Тебе хоть иногда отдыхать нужно.

— Так я и не устал особо. А тебе надо переключиться. В душ сходить. Вон, волосы соплюшками висят. Иди пока. И о нас не беспокойся, — забирая у меня ребенка, сказал он. Помыть голову было нужно. Тут я даже спорить не стала. Когда маленький ребенок, то такие простые вещи, как просто помыться уже кажутся чем-то волшебным. Вернувшись в комнату, я увидела странную картину. Федя развалился поперек кровати, положив себе под спину подушки, и дремал. При этом еще поддерживал спящего малыша. Пока они там отдыхали, я налила чай и вернулась уже в комнату с двумя кружками.