Ходит слуга за цветком день, другой,
Хозяин ее околдован красой.
На третью ночь, в свете полной луны
Прервал слуга хозяина сны.
«Вставай, пан мой, в изумлении я —
По саду ходит находка твоя.
Поспеши, не мешкай, послушай – вот:
Твоя лилия дивную песню поет!»
«Вернулась я к жизни на миг, в тоске.
Я – как в поле роса, как дым на реке,
И с первым же блеском зари поутру
Роса испарится, и я умру».
«Твой век – не роса на рассветном лугу,
От солнца тебя защитить я смогу:
Крепкие стены – спасенье от жарких лучей.
Душа моя, будешь женою моей».
Женою стала, счастливо жила.
Живут в покое, счастливо, но вот
от короля гонец письмо несет:
«Мой верный друг! – король его призвал. —
Явись на службу, ты мне присягал.
Каждый, кто верен, должен завтра быть,
Дела домашние прошу пока забыть!»
Прощался грустно он с женою милой,
Как будто чуя дух судьбы постылой:
«Не буду рядом я, защитник твой,
Но мать моя останется с тобой».
Но мать была защитницей плохой:
ее мечта – расстаться со снохой.
Высоко солнце светит, слепит неба синь:
«Сгинь, тварь ночная! Сгинь, ублюдок, сгинь!»
Домой пан едет – что и как там есть?
Летит ему навстречу злая весть:
«Младенца твоего взяла земля,
Увяла лилия – жена твоя».
«Матушка, матушка, злая змея!
Чем тебе помешала радость моя?
Отравила ты жизни моей цвет,
Так пусть станет черным тебе Божий свет!»
Дочернее проклятье
«Что ты стала так уныла,
дочь моя?
Что ты стала так уныла?
И куда веселье сплыло,
почему не слышен смех?»
«Я убила голубенка,
мать моя!
Я убила голубенка —
сиротинушку-цыпленка,
белого, как снег!»
«Голубенок это не был,
дочь моя!
Голубенок это не был,
ты стоишь под темным небом,
твой обманчив взгляд!»
«Ох, убила я ребенка,
мать моя!
Ох, убила я ребенка,
беззащитного дитенка,
жалость, словно яд!»
«Что же думаешь ты делать,
дочь моя?
Что же думаешь ты делать,
кому грех свой исповедать,
Божий гнев смирить?»
«Цветик я найду, быть может,
мать моя!
Цветик я найду, быть может,
что вину забыть поможет,
рану исцелить».
«Где найдешь ты того цвету,
дочь моя?
Где найдешь ты того цвету
по всему большому свету?
в садике каком?»
«Над воротными столбами,
мать моя!
Над воротными столбами —
перекладина с гвоздями,
там петля с узлом!»
«Передать ли другу что-то,
дочь моя?
Передать ли другу что-то,
он, когда была охота,
тешился с тобой».
«Пусть пойдут ему на пользу,
мать моя!
Пусть пойдут ему на пользу
смерть младенца, мои слезы,
что предал с другой».
«С чем же матери остаться,
дочь моя?
С чем же матери остаться,
как несчастной утешаться —
для тебя жила!»
«А тебе – мое проклятье,
мать моя!
А тебе – мое проклятье,
без забот могла гулять я —
волю мне дала!»
Вестница
(отрывки)
«Когда очи ваши зальются слезами…»
Когда очи ваши зальются слезами,
когда вдруг тяжкий настанет час,
ветка надежды окажется с вами,
в душах мой отзовется глас.
Не пренебрегайте речами моими,
дух пророчества сходит с небес,
закон непреложен над всеми живыми,
долг свой заплатит каждый здесь.
Свой путь у моря река кончает,
пламя к небу устремлено;
земля творит, а потом забирает:
бесследно уйти ничему не дано.
Шаги судьбы уверенны, тверды,
что должно стать, то станется;
один день в себе сокроет годы,
в другой – открытым станет все.
«Я видела мужа на бреге Белины…»
Я видела мужа на бреге Белины,
праотца славных князей,
шел он по пашне за плугом старинным,
среди родимых полей.
Тут появились послы от собранья,
пахаря князем назвав,
дали златые ему одеянья,
поле он бросил, не допахав.
Плуг положил и волов отпускает:
«Откуда вы вышли, вернитесь туда!»
бич и кнуты в поле он оставляет,
пусть их сокроет трава и листва.
И волы ушли в недалекие горы —
и ныне в следах их стоит вода;
а кнутовища, вросшие в долы,
оборотились в три буйных куста.
Они и цвели, и плодоносили,
но только один плод вполне созрел,
другие упали на землю бессильно,
и прорасти ни один не сумел.
Слышьте и знайте – сильное слово
в душах людских пусть вечно живет:
время благое вернется снова,
когда и мертвая ветвь оживет.
Обе те ветки в цвету благородном
снова воспрянут, все шире, сильней,
вдруг, к удивлению разных народов,
плод принесут от прастарых[5] корней.
Приидет князь, облаченный в злато,
чтобы вернуть старый долг свой вдруг,
и миру явит из пыли и праха
Пржемысла изъеденный ржавчиной плуг.
Волы с высокой горы вернутся
и снова будут в плуг впряжены,
поля недопаханные проснутся,
зерном золотым станут пашни полны.
Весна засияет, прогонит ненастье,
и зацветет буйно колос златой,
с ним расцветет на земле этой счастье,
старая слава взойдет над страной.
«Скалу я видала над бурной рекою…»
Скалу я видала над бурной рекою,
а на скале Крока замок златой;
около замка цветущий весною
Княгини Либуши сад молодой.
В подножии замка домик свободный —
купальня княгини стоит на воде;
княгини я видела лик благородный
платье сияло, все в серебре.
У входа стояла купальни любимой,
глядя в мутный речной поток,
читала слова там, тревогой томима,
что посылает стране ее рок.
«Вижу пожары, кровавые битвы,
острый меч, что тебя проткнет,
вижу беду, поруганье, молитвы —
духом не падай, мой милый народ!»
Тут ей две девы, стоящие сбоку,
подали колыбель золотую;
поцеловала ее – и потоку
бросила дар во глубокие струи.
Слышьте и знайте Либушино слово —
слышала я ее вещий глас:
«Спи тут, ложе сына, когда-то снова
я позову тебя, будет час!
