Как только он закончил, все сразу принялись кричать. Кто-то говорил, что это невозможно, некоторые, что это единственный выход. Люди говорили, что будет невыносимо провести ещё две зимы в Винланде. Некоторые спрашивали, почему бы сразу не отплыть в Гренландию, а на следующий год послать обратно корабль, чтобы забрать оставшихся в домах Лейфа на зимовку людей. Другие утверждали, что никто из собравшихся, будучи в своём уме, не согласился остаться здесь. Я знала, что Карлсефни не пойдёт дальше, пока не получит всеобщего одобрения, и хотела увидеть, как он уговорит их. Я оказалась права; он терпеливо спорил с каждым, и, конечно же, ни у кого не оказалось иных дельных предложений. Никто не хотел оставаться в домах Лейфа и ждать, пока за ними придёт корабль. "А что, если Карлсефни так и не вернётся за ними, и это очень вероятно", сказали они. Тогда они обречены остаться в Винланде до конца своих дней, или, как заметил Карлсефни, пока однажды снова не появится Лейф. Снорри добавил, что у его брата Торлейфа в Гренландии остался корабль, и он, вероятно, мог бы отправиться в Винланд, если Снорри с Торбрандом не вернутся домой через год или два.

Спор продолжался глубоко за полночь, и Карлсефни позволил высказаться всем желающим. Он знал, что нужно прийти к единому решению, но также понимал, что это решение не должно показаться им единоличным. В частности, те люди, которые останутся в домах Лейфа, должны поверить, что их работа чрезвычайно важна для всего замысла в целом, чтобы они по доброй воле выполняли свою работу. Некоторые считали, что Снорри тоже должен остаться в домах Лейфа и руководить людьми. Но Карлсефни возражал. Снорри много знает о кораблестроении, и его навыки пригодятся для поиска подходящей древесины. Правда, Карлсефни не упомянул, что Снорри — его побратим, и что если Снорри погибнет в Винланде, то Карлсефни будет знать, что это тот сложил голову в борьбе, а не в безнадёжном ожидании. Лишь Карлсефни готов был пойти на риск ради людей, до которых ему особо не было дела. Карлсефни мог быть таким же коварным, как Эрик, но в нём не было и искры гнева. Я наблюдала, как он вёл себя с ними, казалось, он готов рассмотреть каждую точку зрения, и, в конце концов, я убедилась, что он добился своего.

Мне было жаль расставаться с Хельгой, её муж, кузнец, теперь стал очень важным человеком в лагере Лейфа. Другие женщины тоже остались вместе с мужьями. Если кто-то и считал, что я должна остаться вместе с ними, то никто не осмелился высказать это Карлсефни, и я об этом ничего не слышала. Поэтому свежим июньским утром я снова вышла в море, за кормой из-за холмов поднималось солнце, а впереди холодный полумесяц опускался в серое море.

Пятнадцатое сентября

У Винланда древнее сердце; эпохи сменяли друг друга с самого сотворения мира, но здесь не существовало времени, никто не подсчитывал прошедших лет. Никому неведомы границы этой страны; её берега тянутся всё дальше и дальше, далеко на юг, и никто ещё не достиг их краёв. И ни один человек не отправлялся вглубь этой страны. Туда нет пути.

Около двух месяцев корабль Карлсефни идёт вдоль берегов Винланда, но эта незнакомая и бесконечная земля продолжает вести их дальше. Путешественники следуют вдоль берега Страумфьорда далеко на запад от домов Лейфа, и видят холмы, реки и острова, покрытые лесом, пустынные и ещё никем не названные. Они вновь идут на запад вдоль южного берега Страумфьорда и пересекают внутреннее море, где из дымки внезапно показываются мысы и острова. Длинные волны означают, что они снова в открытом океане, тогда корабль поворачивает на юго-запад. Мореходы видят другой берег, и идут вдоль него так далеко на юг, пока ночь не становится длиннее дня. Люди высаживаются на берег в месте, где обширные песчаные дюны раскинулись между морем и лесом. Они входят в устье широкой реки, текущей через белые пески в море. Когда люди сошли на берег, чтобы набрать пресной воды, они обнаруживают, что река течёт из лагуны, приливного озера, или Хопа, где во время высшей точки прилива можно пришвартовать корабль. Нет более подходящего места для зимнего лагеря, и когда зелёный лес стал окрашиваться в красный и золотой, они возвращаются в Хоп.

Их выбор оказался удачным, ведь на опушке леса в изобилии росли ягоды, и среди них был и настоящий виноград, очень похожий на лозу, из плодов которой в Европе делают вино. И не только поэтому. Когда люди поднялись по реке вглубь суши, они обнаружили оленью тропу, и ещё заметили в грязи свежие отпечатки копыт, животные в испуге разбежались от них по берегам реки. Всю осень люди вдоволь едят свежее мясо и сочные ягоды. Не испытывая недостатка в дровах, они развели в лагере большие костры, чтобы отогнать насекомых, до начала рождественского поста стоят ясные и сухие ночи. Скот пасётся среди дюн, и, хотя никто не заготовил сена, животным хватает пищи. После Йоля выпадает снег, но лежит недолго, зимний день необычайно длинный, как нигде. Весна приходит рано, и, несмотря на ещё свисающие с крыш хижин связки сушёной рыбы и мяса, люди каждый день добывают дичь и рыбу. Тем временем в бочках бродит виноградный сок, люди всю зиму мастерили из древесины Винланда бочки, в надежде собрать ещё более богатый урожай в следующем году.

Теперь снова лето, солнце стоит высоко, ни один из вновь прибывших ещё не видел такого ранее. Солнце нещадно опаляет выгнутый двухсторонний пляж, песчаные дюны поросли жёсткой травой. С одной стороны, открытое море накатывает и обрушивает на песок волны, с другой — спокойные воды лагуны и изрезанный рябью песок. Мокрый песок твёрдый и жёлтый, а там, куда волна не доходит, — белый и рассыпчатый, липнущий к голым ногам. Вода в лагуне спокойная и чистая, как воздух. С корабля, пришвартованного в лагуне, видно зелёное море, корпус отбрасывает на песок тень, в которой копошатся мелкие крабы.

Лес доходит до самых дюн, и там, где море подмыло песок, деревья упали, их стволы лежат словно плавник, принесённый приливом, их заострённые ветви преграждают проход. Но по берегу реки уже протоптана тропа, её прорубили прошлой зимой через кустарник и колючки, она петляет между деревьев с толстыми, как дом, стволами, кажется, деревья верхушками задевают небо. В лесу царит гомон звуков и полумрак. Кричат неведомые птицы, а в подлеске слышны странные шорохи. Рыба выпрыгивает из воды, по поверхности коричневой реки расходятся круги. Если встать спиной к поблёскивающей реке, лес кажется зелёным и непрозрачным, словно смотришь в морскую воду, а если повернуться обратно, то может показаться, что всплываешь из-под воды на яркое слепящее солнце. В лесу всегда трудно оценить изгибы рельефа. По реке проплывают змеи. Карлсефни замечает ещё одну, она лежит прямо на тропе, свернувшись кольцами, он убивает её мечом. Сухая, покрытая чешуёй змеиная кожа, она блестит, будто украшенная драгоценными камнями рукоять кинжала. Никто из его спутников не видел змей раньше, но они знают, что эти гады — враги людей, а их укус может быть смертельным. Карлсефни поддевает мёртвую змею кончиком меча и швыряет её в реку.

Находясь в лесу, ты не можешь видеть достаточно далеко, и не проложишь себе дорогу без ножа или топора. Каждый день рано утром кричат и щебечут птицы, будто предупреждают об опасности, а когда солнце поднимается выше, они успокаиваются. К полудню лес затихает, когда наступает необычайно влажная жара, люди становятся вялыми, хочется спать даже днём. Невидимые насекомые звенят в траве, и их жужжание звучит в полуденной жаре очень громко. Эхо далеко разносит ритмичные удары железа о дерево по всему лесу. Но это очень важная работа, и её нужно сделать, влажная вторая половина дня подходит к концу, вечер подкрадывается рано и внезапно, пока не начинают раздаваться ночные шумы.

Единственный знакомый звук во тьме — волчий вой. Остальные звуки и крики неведомы, никто не может сказать точно, кто издаёт их — животные или демоны. Ночь длится почти половину суток даже в самый разгар лета, ночами здесь жарче, чем дома в летние дни. Ночью так душно, что сон приходит незаметно, а ещё посреди солнечного дня вдруг наваливается дремота, хотя световой день слишком ценен, чтобы попусту терять время.