В какой-то момент она вдруг поняла, что он спит.

Юля тихонько рассмеялась, поправила подушку, чтобы ему было удобнее, осторожно дотронулась до его руки, закрыла глаза и почти сразу же заснула сама. Надо же, каким он бывает прекрасным, этот безумный, безумный мир, подумала она. Безумно прекрасным!

На следующее утро, когда она проснулась, его уже не было дома. Юля быстро оделась, вышла на кухню, нос к носу столкнулась с матерью Матвея и только сейчас поняла, что они даже не представлены друг другу. Та была все в том же черном кимоно, казалась бледной и не выспавшейся, вероятно она всю ночь не сомкнула глаз и сейчас повернулась к Юле, двигаясь неправдоподобно плавно, словно в замедленном действии. На ее лице вместе со вчерашними переживаниями отчетливо остался отпечаток той самой принадлежности к Рюрикам, это прекрасное лицо словно скорбело обо всех кровопролитных войнах и бунтах, голоде, эпидемиях, репрессиях, о бурях революции и сверженных династиях, обо всем, что перенесла многострадальная Россия, с тех пор, как первые варяги ступили на эту первобытно-дикую, но гостеприимную землю. Жаль, я не могу взять ее за руку, подумала Юля, можно было бы столько узнать об их семье, о самой истории страны… Усилием воли, она заставила себя отвести взгляд от лица матери Матвея.

Просторная, хорошо обставленная кухня произвела на Юлю не менее сильное впечатление, чем ванная накануне, здесь тоже все было оформлено в стиле «хай-тек», казалось дорогим, практичным и современным. Такая же кухня была у Бориса, она видела на фотографиях.

– Доброе утро. Будете кофе?

– Доброе утро, – Юля улыбнулась. – Да, спасибо.

– Валентина.

– Юля.

Та растерянно кивнула, плеснула в чашку кофе размашистым, но элегантным жестом. Аня похожа на мать, такие же странно-изысканные манеры, мелькнуло в голове у Юли.

– Да, сын говорил, что вы вроде работаете вместе…

А что еще он мог сказать? Я не подруга, не его девушка, не невеста… Он всего лишь сказал правду.

– Да, мы пересекаемся по работе, – подтвердила Юля, села к столу и сделала глоток крепкого черного кофе. – Отличный кофе, спасибо!

– Просто хорошая кофеварка, никаких секретных рецептов, и дорогой кофе в зернах, – Валентина опустилась на стул, подперла подбородок рукой и посмотрела на Юлю точно таким же извиняющимся взглядом, какой был вчера у Матвея. – Простите, мне очень жаль, что вы стали свидетельницей такой сцены… У нас не самая простая семья. У Анечки было сложное детство, да и сейчас она с трудом ориентируется в окружающем мире…

– Не нужно ничего объяснять, – Юля ободряюще улыбнулась. – Моя бабушка говорит, что бог создал нас всех разными, чтобы каждый был красив по-своему.

– Возможно… но иногда это бывает так трудно понять…

Валентина торопливо и как-то будто смущенно поднялась, вежливо простилась с Юлей и покинула кухню, скрывшись в чернеющем просвете многочисленных комнат. Девушка быстро допила кофе, ей было неудобно задерживаться в чужом доме, среди малознакомых людей, она вымыла чашку, собрала вещи, и, крикнув хозяевам «До свидания, спасибо!», вышла на лестничную клетку, тихо прикрыв за собой дверь. Наконец она возвращается домой! И не просто возвращается, а уносит с собой бесценное воспоминание о прошедшей ночи. Юле казалось, что она украла это воспоминание, как Аня украла халат из турецкого отеля, и, как без сомнения Аню прежде, ее не мучили угрызения совести. Каждый имеет право украсть у жизни немного счастья. Ведь мир суров, а время быстротечно.

Саша появлялся в ее жизни, только когда ему была нужна помощь или какое-то содействие, и никак иначе. Она снимала трубку и неизменно слышала бодрое:

– Привет, Юлька! Как поживаешь? Как же я рад тебя слышать! – все это произносилось совершенно искренним тоном, вероятно он, и правда, был рад ее слышать, внимательно расспрашивал о работе, подругах, о самочувствии бабушки, всегда помнил то, что она рассказывала прежде и никогда не путал факты, от чего создавалось впечатление, что Юлина жизнь и правда чрезвычайно важна для него, потом кратко рассказывал о себе… Длиться все это могло как десять минут, так и бесконечно долго, но Юля не расслаблялась, она терпеливо ждала, когда он, наконец, дойдет до главного. И это неизменно случалось: как бы далеко не уходил разговор, Саша уверенно держался генеральной линии.

– Слушай, Юленька, – здесь он немного медлил, – У меня имеется приятель… А даже и друг! Большой любитель живописи. Не такой, как я, нет, куда профессиональнее! Неплохо разбирается… Вот уговаривает меня попробовать купить картину на аукционе, говорят, очень приличную… но я не могу не посоветоваться с тобой… Хотел узнать твое мнение, может, сходим посмотрим? Заодно кофе попьем где-нибудь. Раз уж я вернулся в Россию, так сказать, в родные пенаты?

Юля любила кофе, но не любила, когда ее используют, однако отказать его вежливой настойчивости была не в силах. Поэтому к вечеру они обычно пили кофе в каком-нибудь центральном кафе, чаще всего на Тверской, а потом Саша показывал ей фотографии картины.

– Ну, что скажешь? Суровые горы, холодная северная красота, здорово, да? – взволнованно спрашивал он. – Или это на мой дилетантский взгляд, так сказать?

– Это Швец, да? Олег Швец? Ранняя работа.

– Он так говорит, – Саша пожал плечами. – Скорее всего, Швец и есть.

– Я не скажу точно по фото, мне бы надо увидеть само полотно! Но вероятно авторская копия с оригинала. Оригинал, кажется, купил какой-то грек. Я помню, мы сами продавали эту работу, Борис еще упорно завышал цену. Ему, наверное, тоже нравится холодная северная красота! Сколько за нее хотят? Начальная цена?

– Девяносто тысяч рублей.

Юля изумленно подняла брови, и на лице Саши отразилось беспокойство.

– Неужели, она не стоит столько? – говорили его глаза, Юля поняла этот взгляд и рассмеялась.

– Нет, цена вполне адекватная для такой работы, в ней есть лиризм, и некоторое умиротворение. Композиционное решение – как и во всех его работах: пейзаж подчинен сюжету, но в этой есть и некоторая лубочность, что ли. Не в плохом смысле, в хорошем. Наивность. Я такие люблю, – пояснила она. – Мне странно, что ты хочешь ее купить за немалые деньги. Зачем? Ты обзавелся собственным домом? Обустраиваешь семейный очаг? Или есть покупатель, готовый заплатить больше?

Саша махнул рукой.

– Ну что ты, конечно нет! Я же не делец, куда мне! Но я тут узнал, – он зачем-то перешел на шепот, как если бы кто-то мог их слышать, – Что мой начальник обожает картины этого художника… Вот я и решил ему подарить. У нас намечаются некоторые кадровые перестановки, а, как известно: ничего не вложишь, ничего не выиграешь, разве нет?

Это объясняло все! Саша был неисправимым карьеристом. Если бы он присутствовал на суде Париса и выбирал между любовью прекраснейшей женщины мира и любовью начальника, он тысячу раз выбрал бы собственного босса. Как жаль, что начальник не был не только красивой женщиной, но и женщиной вообще, иначе Саша точно не упустил бы шанса! Однако навязаться в друзья, ездить в поездки, проводить вместе вечера в баре, эти простые шаги к успеху он совершал на регулярной основе. Но их было недостаточно, и каждый раз ему казалось, что требуются вложения покрупнее.

Именно из-за этого качества Юля и не влюбилась в Сашу.

Они познакомились во Флоренции, в галерее Уфицци несколько лет назад. Стоя в прохладной зале у самой стены, Девушка разглядывала картины Ботичелли, удивляясь их воздушной, неземной бледности и нежности, и хотя она не очень любила итальянских мастеров, эти полотна производили неизгладимое впечатление. Как и работы Рафаэля, и картины Микеланджело… они уводили куда-то далеко, прочь от земли, в самое сердце мечты, в мир до рождения людей.

– Прекрасное произведение, – произнес вдруг чей-то голос на русском языке, Юля вздрогнула от неожиданности, обернулась: перед ней стоял молодой широкоплечий светловолосый мужчина в клетчатой рубашке, невысокий, но крепкий, он обладал приятной интеллигентной наружностью, простым открытым лицом и напомнил ей героев советских кинолент, ему бы играть идеального тракториста, поднимающего целину! Незнакомцу было на вид около тридцати, может чуть больше, и Юля готова была поклясться, что видит его впервые в жизни.