– Да слышу, слышу, – ответил шёпот. – Не злись. Я же тебе добра желаю, друж-ж-жок. Как не поймёшь?

– Моя личная жизнь – не система координации. Тебе в ней нет места, поняла?

Денис решительно направился к двери. Надо бы объясниться с Асель, попросить прощения и всё рассказать…

– Стоять! – В голове будто щёлкнуло. – Сядь на место, малыш. К тебе важный разговор, но сначала я научу тебя кое-чему. Ты усвоишь урок, а потом мы поговорим. С тобой по-другому нельзя.

Денис послушно прошёл к кровати и уселся на её край. Точнее – всё это сделала тень. Опять управляла его телом. Ненавистная чёрная субстанция.

– Давай-ка я напомню тебе, кто из нас двоих – главный, – сладострастно пришёптывала она ему в уши.

Правая рука поднялась, опустилась. Затем левая сделала то же самое. Денис довольствовался ролью наблюдателя.

– Я понял, – выдавил он. – Перестань. Ты главная. Ты.

– Нет-нет. – Тень издала короткий язвительный смешок. – Ты врёшь. Ты произносишь одно, но думаешь совершенно иначе. А мне надо, чтобы твои мысли и слова не расходились. Поэтому – не перестану. Обычно ты, дружок, не понимаешь с первого раза. Глуповат, как мы выяснили. Давай сделаем что-нибудь серьёзное, чтоб запомнил хорошенько: ты принадлежишь мне, а никак не наоборот.

Денис резко вскочил, вылетел из комнаты в гостиную, распахнул двери балкона.

Как же всё-таки неприятно, когда собственное тело тебе не подчиняется.

– Что ты делаешь? – прохрипел Денис, уже догадываясь, зачем тень тащит его на балкон – припугнуть.

– Обучаю тебя. Тыкаю носом в известные истины. Вожусь с тобой, как с малым ребёнком.

Денис навалился животом на перила балкона, сложившись чуть ли не пополам, и свис вниз головой. Перехватило дыхание – седьмой этаж, как-никак. Выпрямился. Страх отступил, но ненадолго. Руки ухватились за оконные рамы, ноги полезли на перекладину. Ветер пахнул на лицо жарким всполохом, донёс запахи улицы и сигаретного дыма с соседнего балкона.

Через минуту Денис уже сидел на краю и смотрел на мелкие прямоугольники припаркованных машин внизу, разноцветные узоры из асфальтовых дорожек, крон деревьев и редких прохожих. Как в детском калейдоскопе.

– Ты не посмеешь меня убить. Я тебе ещё нужен, – тихо сказал Денис. – А вот ты мне не нужна. Забирай свою чёртову Длань правды и оставь меня в покое.

– Ах, вот ты как запел? – Тень задрожала внутри, передёрнулась. Где-то в районе печени, с правого боку, под рёбрами. – Я твою шкуру пытаюсь спасти, а ты мне – пошла прочь? Вот, значит, как ты с друзьями поступаешь?

– С чего ты взяла, что меня надо спасать? Я прекрасно живу.

– До чего ж ты глупый, – с явными нотками раздражения прогудела тень. – Тебе всё приходится объяснять, разжёвывать.

– Если я такой глупый, чего ж ты ко мне прицепилась?

Тень оглушила Дениса, зашипев в голове сифоном:

– По меньшей мере, есть три причины, по которым я всё ещё нахожусь с тобой и веду себя «гнусно», как ты считаешь. Первая – ты порядком скис, а я пытаюсь помочь тебе собраться, держу тебя в тонусе.

– Ничего себе, тонус, – язвительным тоном отреагировал Денис, наблюдая с высоты седьмого этажа, как внизу мелькают головы прохожих, как отъезжает с парковки автомобиль, а другой – подъезжает, как жизнь во дворе плывёт сама собой, суетливо и необратимо.

– Язвишь? – усмехнулась тень. – Вот ты со стороны себя видел? Не нумерат, а недоумок. На тебе ответственность за весь легион, а ты чем занимаешься? Сохнешь по своей лакомой девочке, чахнешь над ней, как дракон над сокровищем, ждёшь от неё чего-то, ждёшь, ждёш-ш-шь… Ждёшь того, чего она тебе никогда не скажет, милый. Но ты же у нас терпеливый – всё равно ждёшь. Фу, не могу слышать твои елейные мыслишки по поводу Асель. Хотя мыслишки-то у тебя не все безобидные, нумерат. Не все. Ты даже как-то подумывал, чтобы предложить Асель…

– Ты ревнуешь, или мне показалось? – тут же перебил Денис.

Он понимал, что играет с огнём, раззадоривая тень и сидя при этом на краю балкона, но злость внутри кипела так, что не позволяла вести вежливые беседы.

– Хо-хо, – зафырчало в голове. – Ревную? Тебя? Да кто ты такой? Ты для меня – всего лишь вместилище. Ну да ладно, думай, как хочешь… Итак, вторая причина моего гнусного поведения – я спасаю твою распрекрасную Асель.

Денис скривился.

– Спасаешь? Теперь откровенное хамство так называется? Асель меня ненавидит!

– Вот именно: ненавидит. Ну, пораскинь мозгами, дружок. Если ты перестанешь интересовать Асель, то она отойдёт от тебя на безопасное расстояние. Ты – нумерат, и тебя никогда не оставят в покое. Асель – твоё уязвимое место, но мы избавимся от него. Ох, да. В связи с этим озвучу третью причину моего гнусного поведения. Я пытаюсь уберечь тебя от мерзкого шантажа.

– Какого ещё шантажа?

– Который скоро начнётся. И я в нём тоже буду участвовать, уж извини.

– Не понимаю…

Денис напрягся, вцепившись онемевшими пальцами в перекладину. Капли пота горячим парафином потекли между лопатками, защекотали спину. Ощущение, словно его кожа вместо пота вдруг начала выделять соляную кислоту, прожигающую эпителий.

Пытка тянулась, как жвачка со вкусом боли, как клейкая смола. Тело маятником балансировало на краю балкона. Назад-вперёд, назад-вперёд… Одно неловкое движение – и Денис сорвётся, отсчитывая метры пустого пространства до земли.

– Потом поймёшь, – отмахнулась тень. – Но Асель от тебя нужно убрать, как можно дальше. Настолько далеко, чтобы она брезговала подходить к тебе ближе, чем на сто шагов. Добиться этого несложно. Вызвать отвращение к человеку, вообще, – самая простая вещь на свете. Люди охотно верят в плохое, и самое главное – распространяют об этом слухи. Втайне каждый мечтает, чтобы другие испортили себе репутацию.

– Да пошла ты. Лучше скинь меня с балкона.

– Хм. Пожалуйста. – Тень не шутила. Она никогда не шутит.

Дениса обдало жаром. Пальцы разжались, оставляя единственную возможность удержаться. Центр тяжести медленно сместился, тело пошло вперёд, скользнуло с перекладины балкона и, как свинцовое ядро, полетело вниз. Прямо на шевелящиеся разноцветные узоры улицы.

Отчаянный вдох. Выдоха не вышло – гортань обожгло едким уличным кислородом. Глаза распахнулись. Кажется, даже контактные линзы высохли прямо на глазных яблоках.

Осталась одна эмоция – недоумение: ну, не верилось, что он умрёт вот так…

Писк кардиографа. Это точно писк кардиографа. Аппарат отсчитывает стук сердца, измеряет его биоэлектрическую активность. Пульс.

Если есть пульс – значит живой; если не может шевелиться – значит не слишком здоровый. Скорее всего, Денис – счастливый пациент реанимационной палаты.

Сознание проснулось не до конца, лениво и болезненно ворочалось, но мозг уже принялся анализировать ситуацию, принимая во внимание обрывочные и весьма скудные данные – звуки и ощущения. Только запах почему-то не вписывался в нарисованную картину мира – пахло цветами сирени. Откуда в реанимационной палате сирень? Опять диссонанс. Паззлы не сошлись.

Открыть бы глаза, хоть на секунду.

Но глаза не открывались, слиплись как будто. Голова распадалась на мелкие рубленые части. В груди ссохлось. Сейчас бы залпом выпить литра два воды, чтобы проглотить, наконец, колючий ком, стоящий в горле.

Чей это стон? Неужели его, Дениса? Возникло нестерпимое желание прокашляться, чтобы заглушить собственное неконтролируемое поскуливание. Денис прохрипел что-то, похожее на «х-р-р». В груди тут же треснуло, осколки впились в мембрану лёгких. В уши снова ворвался писк кардиографа. Невыносимый. Пробирал до самых нейронов, порождая волну раздражения.

Денис представил себя распростёртым на койке палаты реанимации, утыканным трубками и иглами капельницы. С пластырями по всему лицу и загипсованной ногой. Но живым.

Если после падения с седьмого этажа, он всё ещё жив, то палата реанимации для Дениса – самый лучший исход из всех возможных.