Отдыхалось в семье, хотя нервы были напряжены до предела, Как не крути, а дёргать за усы власть предержащих занятие очень неспокойное. Скорее бы уже в море уйти, да хоть и на войну, всё равно спокойнее, вот враг туда и стреляй! Антон приступил к последнему классу гимназии, на следующий год ему поступать в морской корпус. Маше ещё два года учиться и она собирается поступать в женский медицинский институт, который окончила Настя и сейчас делает параллельно с работой врача диссертацию под руководством профессора Салазкина, так, что про свой любимый институт рассказывает много и воодушевлённо, так, что Маша решила стать доктором. Единственная Юля самозабвенно возится с Клёпой и никуда поступать не собирается.

В октябре, в ужасный ветреный день при перестановке к другому причалу, мне показалось, что её просто сдуло с сидушки, но Клёпа полетела. Я думала, что первый полёт это десяток метров по прямой и сразу посадка, по аналогии с первыми шагами, когда ребёнок отпустил опору и эти пару первых шагов не прошёл, а скорее пробежал и ужаснувшись своей отчаянности тут же хватается за что-нибудь. Нет, Клёпа сначала почти падала вдоль борта в воду, как вдруг размахнула крылья, и заложила красивый вираж, потом взмахнула крыльями пару раз набирая высоту уже выше борта сделала круг вкруг "Славянки", испустила радостный крик, и так неожиданно спикировала к самой воде, что сердце замерло, но всё оказалось под контролем, и она снова заложила вираж, в конце которого видимо хотела с шиком присесть на свою сидушку, но порыв ветра и чуть не промахнулась, но на самом краю сумела удержаться отмахав для равновесия крыльями. Все, кто был на палубе, кажется, всё это время не дышали, мы точно задержали дыхание. Через секунду все радостно кричали, а гордая Клёпа взирала на всех со своего постамента. По дороге домой на катере она уже уверенно вспрыгивала с нашей руки в воздух и садилась на неё обратно. Дома, когда мы показали, как мы умеем летать, Клёпа произвела настоящий фурор…

Через несколько дней на Казанскую нас с Сергеем Николаевичем и Клёпой провожали на Николаевском вокзале, мы выезжали в Одессу, потом пароходом в Грецию, где должны встретить "Новик". Никто ещё толком не знал, что мы уезжаем на войну…

В Одессе нам повезло, что в день приезда мы поднялись на борт парусно-моторной шхуны "Клементина" с припиской в Варне, а уже в сумерках взяли курс на юго-запад. В лучших традициях местных каботажников в виду берега мы описали периметр бывшего Русского моря, в Босфоре впервые заработали машины, а на десятый день входили в порт Пирея.

Мы с Николаем отправились к начальнику таможни, что бы оставить письмо для капитана "Новика", можно было у начальника порта, но для таможенников служебные обязанности синоним заработка, в отличие от официальных властей, так, что доставят надёжнее и быстрее. Сергей Николаевич, с Клёпой на руках у моего вестового остались ждать нас в тени. Стоит оговориться, видимо в меня уже проникла часть местных привычек, так, что про Феофана — нашего вестового, при отбытии не упоминала. Для большинства местных прислуга или денщики и вестовые, первые в армии, вторые на флоте, это в буквальном смысле эквивалент неодушевлённых предметов обстановки. И нет в этом никакого злобства или попытки унизить, вы же не признаете, что пытались унизить техника кислородной аппаратуры больницы, где вам спасли жизнь, и вы поклялись отблагодарить всех в этом участвовавших, что и сделали, одарив всех от охранника и лифтёра до главного врача. Просто есть такие категории людей и профессий, которые тихо и незаметно делают свою работу, но вспоминают о них только, когда вдруг эта работа не выполнена. А ведь без нормальной работы кислородной аппаратуры и наличия подачи кислорода по магистралям голубого цвета, вполне могла не состояться ваша операция, и оказание помощи в послеоперационной реанимационной палате было бы, куда худшего качества. Вот и тут, есть такой Феофан, скуластый, круглоголовый, лопоушистый, с прищуренными глазами степняка, который попросился к нам вестовым. По флотским традициям, офицерам, и, конечно, капитану вестовой положен. На небольших кораблях может быть один на всех, вот и был матрос второй статьи Попов на "Славянке", мы отдельного для себя не назначали. А когда появилась Клёпа, Феофан сам и пришёл. После того, как он рассказал, что он из Яицких, как батька его гонористый, с дедом повздорил и уехал с молодой женой долю свою искать. Как прижились, странствуя по Прикаспийским степям и пустыням от Каракумов до Оренбурга, от Кара-Богаз-Гола до Арала. Как отары и табуны гоняли, соль парили, рыбу добывали, караваны водили, совсем степняками стали. И уже, когда Феофан подрос, осели надолго в туркменском становище, где было несколько семей потомственных беркучи, которые из поколения в поколение передавали секреты приручения и охоты со степными орлами. Чем уж отец Феофана добился такого благорасположения не ведомо, но взяли отца с сыном в учение на несколько лет. Выучились они, но пока ждали своих подрастающих молодых беркутов, в дорогу двинулись уже после Рождества. И так получилось, что попали в конце пути в свирепый буран, который из всей семьи пережил только он с сестрёнкой Алевтиной и питомца своего за пазухой сохранил. Похоронили в степи родителей с двумя младшими братьями, и поехали в станицу к родственникам. Только дед был совсем не рад появлению внуков-голодранцев от строптивого сына. По весне, поехал в степь промышлять на пропитание и житьё, спустил орла на лису, да не разглядел, что матёрый волчина неподалёку из кустов выскочил, на которого орёл и перенацелился, опытный орёл бы справился, а молодого волк задрал. С горя собрался Феофан с сестрой и уехал в город устраиваться. Перебивался работами разными на заводах да в лавках, пока на флот не забрили, вот теперь и служит шестой год сигнальщиком. Но по птицам душа тоскует, и потому просит взять вестовым, к Клёпе поближе быть. Я бы и без остального Николая уговорила, свой почти брат-казак из Оренбуржья, может даже родственник дальний, так он ещё и с Клёпой возится, как с принцессой наследной. Столько интересных ухваток показал, одно купание чего стоило. На бережку развёл костёр, и на железном листе долго прокаливал мелкий как пыль песок, который потом смешал с просеянной древесной золой, извести добавил и дуста, а потом этим песком посыпал Клёпу и аккуратно смахивал с перьев щёткой из свиной щетины. При этом было видно, что Клёпе очень не нравится запах, даже чихала от извести и дуста, но ведь уговорил её как-то, и вытерпела стойко всю процедуру. Оказывается, птицы очень страдают от мелких перьевых клещиков, которые живут годами, питаясь кожным салом с перьев, другие кровь сосут, третьи перья обгрызают. Для избавления от них птицы чего только не делают, в лесу, к примеру, специально залезают в разворошенный муравейник и терпят все муравьиные укусы, пока муравьи с клещами не разберутся. С этой же целью 'купания' в пыли или раскалённом песке, вот и сейчас нашу девочку от паразитов почистили. Николай сразу встревожился, а не переползут ли клещи на детей, оказалось, что такое почти невозможно, ведь клещи под или между перьями живут, а у человека даже волосы перьев не заменят. Некоторые другие порывы Феофана потерпели фиаско, это что касается браслетов на ноги, такие красивые сделал, бисером и золотой нитью вышиты, с колечками, плетёным шёлковым шнурком завязанные, только против Клёпиного недовольства и убедительного клюва эта красота продержалась не больше минуты. Вторым был специальный клобук, подшитый мягкой бархатной подкладкой, такую подлость приятелю Клёпа смогла простить только через неделю. Очень он сокрушался, что вот ведь так не положено, но плевать наша красотка хотела на все туркменские традиции с их беркутами вместе. В общем, Феофан не столько наш вестовой, сколько Клёпин, хотя и о нас не забывает. А забрать капитану своего вестового, так же естественно, как пехотному офицеру денщика.