Но было и смешное. Клёпа нырнула за добычей, но при попытке взлететь у неё это не вышло, то есть она поймала, но не взлетает, а машет крыльями и буквально как на доске едет к берегу, а "доска" при этом бьёт хвостом. Так и доехала до берега, где отпустила добычу у ног Феофана, который не растерялся и подхватил наверно двухкилограммовую рыбину. То есть она просто не могла подняться с таким весом, но решила не упускать добычу. Пока мы восхищённо разглядывали трофей, виновница поднимала крылья, словно жестикулировала руками и притопывала лапами на песке, всем своим видом демонстрировала своё недовольство и возмущение. А когда Феофан протянул ей её добычу, то, пожалуй, только не фыркнула, настолько демонстративно отвернулась. Предложений отпускать рыбу даже не мелькнуло, тут Сергей Николаевич вспомнил, что на набережной есть шалман, где готовят свежую рыбу в присутствии клиентов. Он оказался прав и нам действительно приготовили, очень вкусно и быстро, а Клёпе досталась голова и часть нашей порции.

Ночью пятого декабря на рейд встал "Новик", а утром нас разбудил присланный Петром Фёдоровичем матрос. Мы неспешно привели себя в порядок, позавтракали, собрали свои вещи и поехали к ожидающему нас у причала паровому катеру. Через пять минут по парадному трапу с левого борта мы поднялись на палубу, где нас встретил выстроившийся караул. К нашему удивлению, и капитан, и старпом были искренне рады, и ничуть не расстроены, что они покидают крейсер, так, что передача дел прошла очень динамично. Назавтра шестого декабря с записью в бортовом журнале и подписанием акта приёма и сдачи мы приняли "Новик" и его экипаж…

*- Десятибалльная оценка состояния новорожденных предложенная Вирджинией Апгар, весьма удобная и широко принятая.

Первые шаги, часы, дни нового капитана на корабле. У Николая уже был этот опыт, поэтому я не особенно вникала, я больше времени уделяла контакту с Клёпой, при каждом удобном случае, уж очень своенравную и независимую, порой взбалмошную, личность мы воспитали. На самом деле, мне не особенно нравятся абсолютно рабские подавленные существа, может, поэтому больше люблю крупных собак, ведь даже у служебных овчарок при их истовой готовности выполнить любую команду обожаемого хозяина есть свой характер, а у многих и стержень вполне себе стальной и крепкий. А вот забитые шавки ничего кроме омерзения не вызывают. Так, что вожусь с Клеопатрой, пытаюсь с ней настроиться на одну волну, при этом не подавить, и что бы выполнение нужных мне действий было ей в радость и вызывало позитивное отношение.

Кстати, про то, как приняли Клёпу. Было у меня, не смотря на опыт знакомства команды "Славянки" с нашей птичкой, опасение, что могут возникнуть трения, и очень рассчитывала в этом плане на Феофана, но, к счастью, все опасения оказались напрасными. Клёпа очаровала всех, а корабельный кок Никифорыч несколько часов дотошно выспрашивал у Феофана, чем эту удивительную птицу кормить, а особенно, чем он может её побаловать. Для посадки Клёпа облюбовала себе площадку позади носового прожектора, с которой, деловито постукивая когтями по линолеуму, идёт к бухте каната рядом с носовым орудием, с которой обожает смотреть в море прямо по курсу. Случайно выяснилось, что боцман запретил эту бухту убирать, ведь"…с ейными когтями ей так на канате удобственнее, дурья ты башка…". Позже, уже в Индийском океане у Клёпы появилось неожиданное развлечение, она стала с удовольствием устраивать целые воздушные акробатические шоу для команды, когда обнаружила, что летают тоже рыбы. Вот и вытворяла всем на радость захватывающие кульбиты и пируэты, на лету ловко выхватывая из воздуха очередную рыбку.

А Николай тем временем знакомился с командой и офицерами по заведованиям. Сначала его внимания удостоились артиллеристы и минёры, с которыми была в первую очередь составлена программа тренировок и занятий, о чём ещё в пути много и подробно говорили с Сергеем Николаевичем. Вообще, опрос и проведённые тренировки канониров не впечатлили совершенно. Если орудия в сто двадцать миллиметров имели расчеты, которые ещё хоть что-то собой представляли, то о выучке расчетов Гочкисов в сорок семь и тридцать семь миллиметров говорить не приходилось, видимо более толковые уже пополнили расчёты больших пушек. Дальше ими лично занялся старший офицер, пока мы с другими не разберёмся.

С минёрами дело обстояло чуть лучше, может потому, что оба минных расчёта из мичмана и двух кондукторов каждый, были опытные из Балтийской минной дивизии. Но и тут требовались серьёзные тренировки, потому, как пускать торпеды при хорошем обзоре с открытой палубы миноносца и из закрытого отсека "Новика" вещи суть разные своими различиями. И это не касаясь того, что мы планируем сделать торпеды чуть ли не главным, а не вспомогательным, оружием корабля, после всех запланированных доработок и улучшения механизмов и прочей начинки этих рыбок завода Лесснера. Не устраивает только то, что по штату на борту всего двенадцать мин, это по две на каждый из планировавшихся шести аппаратов. В реальности их четыре, стрелять они могут по два на борт и кормовой назад, дело в том, что носовой аппарат может стрелять на оба борта, а все лишние торпеды складированы в кормовом торпедном отсеке и доставить их в море в другие отсеки нет возможности. Вот и получается, что реально дважды выстрелить из переднего на любой борт, четырежды задними и шесть раз назад из кормового. Это явный ляп и его ещё нужно будет как-то додумывать, а может, принять как есть и от этого танцевать. То есть, по самому расположению, конструкторами не предполагается минное оружие как основное, ведь даже торпедный залп веером для увеличения его эффективности и затруднения уклонения противнику реализовать почти невозможно. Значит торпеды, как на броненосцах только добить или торпедировать остановленное судно, не мучаясь с расстрелом из орудий. Вот это всё Николай ходит обдумывает.

Третьими или даже вторыми в очереди стоят машины. Люди их обслуживающие практически не нуждаются в тренировках и дополнительном обучении, а вот для того, что планировалось сделать с машинами без машинной команды не обойтись, так, что мы с Николаем облазили оба машинных отсека, как носовой с машинами работающими на боковые винты, так и кормовой к среднему винту, осмотрели все водотрубные котлы и кочегарки, где тоже предстояла работа, по пути общаясь с матросами и механиками, ведь при всех возможных улучшениях и новациях, эксплуатировать будут они, и конечный результат зависит именно от них. Так, что знакомились с теми, в чьих руках машинное сердце "Новика". Николай не переставал восхищаться количеством использованных новинок, только больше двух десятков телефонов Сименс вызывали у него детский восторг, а как он смотрел на "машину делающую лёд", так дети на Деда Мороза не смотрят. В реальности, жуткий корявый гробина вместо привычного уютного холодильника, эх, избаловали нас технологии, а уж как вокруг морозильника кок — Никифорыч ходит, кажется он даже говорит рядом только шёпотом. Ну, да, если вспомнить, что он начинал ещё на парусных кораблях, где попахивающая солонина была нормальным ежедневным деликатесом, а тут мясо и рыбу только разморозить и готовь, как из свежего. Вот все эти кабели, провода, динамо — это местное наименование генератора, лампочки, огромный запас которых хранится у боцмана и машинного офицера, кажется, в наше время старшего механика называли ДЕДОМ, а здесь только трюмных и кочегаров именуют "черти". В общем, даже при беглом осмотре такой простор для приложения моих шаловливых ручек. Но есть небольшая сложность: я прекрасно знаю и понимаю, куда и как воздействовать у живого организма, так я без особого труда увеличила зоркость глаз Клёпы и, как у совы в плане ночного зрения, теперь на солнце её зрачков совсем не видно, такие они маленькие, и она стала в тенёк прятаться, хотя летает на солнце и в бликующей воде с удовольствием ловит рыбу без проблем. А вот как воздействовать на микрофон и динамик местных телефонов, что бы они меньше хрипели и лучше было слышно, не представляю, тем более, что там внутри угольная пыль, которая что должна делать? С лампочками хоть понятно, сделала структуру спирали однороднее и по толщине выровняла, да разрежение сделала качественнее, и уже механик ходит и удивляется, что лампочки не перегорают. То есть, прежде чем что-то сделать, мне нужно понять, как оно работает и как я смогу на это повлиять, Хоттабыча помните с его цельнотёсанным телефоном? А теперь ещё представьте, что устройство механической фиговины нужно объяснить медику, не прочувствовали? Это вы не видели, как девочки-медички осваивали и пытались использовать адаптированный к применению медиками (читай: сделанный максимально тупо и надёжно) электрокардиограф, столько слёз, нервов и оскорблённых в самых лучших чувствах девичьих сердец, что будь у агрегата хоть зародыш разума, то он оплавился бы от стыда. И если читающие это технари сейчас горделиво выпятили грудину и упиваются чувством своего превосходства, то разочарую их до крайности, потому, что эти же ТУПЫЕ девочки умудряются, не глядя на ощупь попадать в глубине жировых наслоений в вену тяжёлому больному в коллапсе. Или не дрогнувшей рукой одним движением ставят кёникотом, и тем спасают жизнь уже почти умершему младенцу с нарастающим отёком Квинке. Накладывают швы. Фиксируют переломы. Чего только не делают эти загадочные девочки-медички, вплоть до упрямого желания везти не старого мужчину, у которого вдруг появилось подташнивание, голова разболелась и слабость какая-то и, к слову, на ЭКГ всё хорошо. И уже в приёмном покое происходит клиническая смерть с фибрилляцией желудочков и только назавтра на ЭКГ проявляется трансмуральный инфаркт миокарда, и не будь этой непонятной интуиции, то шансов выжить у больного бы не было*. Так, что, как заметил ещё Михайло Ломоносов, "ничего из ничего не берётся"**, и либо ты чувствуешь живое, либо железки и технику.