– Это старофранцузский, – пояснил я. – Манускрипт по алхимии о сущности философского камня.

– Так ты и старофранцузский знаешь? – удивился Лазарев.

– Откуда ж мне… Так, могу перевести со словарем, если повезет. Только большие трудности в химических обозначениях и терминах.

– Химия – алхимия… Я гляжу, ты химией серьезно увлекаешься, – сказал Лазарев, разглядывая мой перегонный куб. – Самогонку-то на этом деле сможешь выгнать?

– Самогонку на перегонном кубе и первокурсник выгонит, а я – на четвертом. Я ж, товарищ…господин капитан, на эту книгу сам случайно наткнулся. Писал курсовую по связи химии и алхимии, вот и наткнулся в каталоге. Нашел, перевел, нужные страницы отксерил, когда дежурил в ночную смену, а сама книга мне и на хрен не нужна.

– Так кроме тебя ею никто не интересовался.

– Ну и что, мало ли? К тому же, у меня алиби. Книга когда пропала? Тринадцатого, в пятницу. А это бабкино дежурство, с нее и спрашивайте. А я на сессии был.

Лазарев тяжело вздохнул, встал:

– Будем считать, поговорили.

– Да ладно, заходите почаще, всегда рады…

– Эх, нашлась бы эта книга в какой-нибудь подсобке, – мечтательно сказал Лазарев, подойдя к столу и рассматривая мои колбы, пробирки и реторты, – сразу бы все дело прекратилось. Мало ли чего в запасниках теряется – находится…

Лазарев затушил окурок в чашечке Петри, как бы в задумчивости потрогал лабораторную посуду, повертел в руках горелку, выдвинул ящик стола. Тот самый ящик с толстым свитком телячьей кожи! Но мент увидел в ящике то, что его приятно удивило.

– Надо же! С рисунками Мигунова!

В руках у мента книга Стругацких «Понедельник начинается в субботу». И именно с иллюстрациями Мигунова.

– Слушай, Миша, уступи, а? «Понедельник» у меня есть, даже в двух изданиях, а вот с рисунками давно ищу. Дочка просит.

– Да я сам сколько времени искал, – встаю и пытаюсь вернуть свою собственность. Но Лазарев не отдает, и в глазах у него замечаю что-то не то. Не человеческие у него глаза, звериные какие-то. Протягиваю руку за книгой, и вот я уже с приличным ускорением лечу спиной на диван. Хорошо, что заменил старую рухлядь этим мягким диванчиком, а то точно спину бы отбил. Так что приземляюсь вполне мягко.

А Лазарев уже двигается к дверям, прижав книгу к груди. Даже про папку свою забыл и про диктофон. На секунду останавливается, оборачивается, смотрит на меня, обнажает в ухмылке клыки. Книга, которую он прижимает к груди – уже Уголовный кодекс РФ. Вернее, одна-единственная статья о завладении чужим имуществом путем насильственных действий.

Чувствую на груди вибрацию – верный медальон ожил. Лазарев больше не улыбается, он смотрит на огромную тушу, внезапно заслонившую ему выход. Туша протягивает когтистую лапу, Лазарев пятится и медленно вкладывает в нее Книгу. Книга уже не видит смысла маскироваться и вновь обретает вид пергаментного свитка.

– Что с ним делать? – рычит Орр кровожадно глядя на заметно сникшего Лазарева. – Оторвать голову?

– Пусть просто проваливает, – отвечаю я и наливаю себе коньяку. Незваному гостю не предлагаю…

Посыльный от принца низко поклонился и сообщил, что все отпрыски его величества будут собраны во дворце через месяц. Принц просит извинить за задержку, но некоторые из них проживают на значительном удалении. Маг движением ладони отпустил посыльного. Хватит ли ему месяца для задуманного? Впрочем, если его послание дошло до адресата… Свиток в руке шевельнулся и потеплел. Старик встал и подошел к окну. Среди толпы торговцев и оборванцев на площади заметил всадника. Судя по обилию грязи на сапогах и плаще – прибыл издалека. Всадник о чем-то расспрашивал городского стражника в кирасе и с алебардой на плече, тот закивал головой и указал рукой в сторону дворца.

– Почему-то внутренний голос подсказывает, Мышат, что это именно тот, кого я жду, – сказал Лонир, снова усаживаясь в кресло, – а он меня редко обманывает…

Дракон поднял голову и широко зевнул. С магом он всегда согласен, его внутреннему голосу всецело доверяет.

Долго ждать не пришлось. Гонец постучался в дверь через четверть часа. Высокий рыцарь в скромном плаще ордена Странствующих. Вошел, коротко поклонился, молча открыл суму, торопливо стал выкладывать на стол ее содержимое.

Колыхнулось пламя свечи. Старик, казалось, и не заметил, как ушел гонец, не взяв даже платы за труды – две большие золотые монеты с профилем короля Навера так и осталась лежать на краю стола. Странно, ведь странствующие рыцари до сих пор бедны. Хотя и перевозят такое богатство. Но тут как сказать, все относительно. Крестьянин не даст за все это и мешка брюквы. К чему ему исписанный пергамент? Ростовщик на рынке, может быть, даст за все это несколько монет. Чтобы перепродать. Рыцарь… выберет пару свитков потолще, чтобы выскоблить текст и заказать себе новую родословную с пышным древом и обилием гербов. Маг? Тут тоже не все так просто. Один начнет читать, не найдя новых магических заклинаний, поморщится и не возьмет ничего. У другого мага руки затрясутся от возбуждения, и он начнет сулить всего за пару страниц из всего этого горы золота. Да, все относительно и каждому свое.

Старик словно очнулся и придвинул к себе привезенное гонцом. Пачка пергаментных и папирусных свитков неважного качества, связка посланий на выбеленной березовой коре и большая тетрадь с эльфийскими рисунками растений и деревьев. Драгоценная в этих краях бумага! Обратные стороны листов тетради исписаны мелким убористым почерком с большими завитками над заглавными буквами. Буквы теснят друг друга, будто писавший очень экономил место. Судя по обращениям к адресату и размашистым подписям под текстом – письма. Старик погладил обложку с изображением могучего дуба, хотел было начать чтение с тетради, но передумал, спрятал до времени в стол. Как говорится, начнем сначала. Торопясь, словно азартный игрок, только что зашедший в игорный дом, маг придвинул к себе кипу свитков, разрезал бечевку. Развернул верхний лист, с текстом, изобилующим кляксами, исправлениями и помарками, принялся читать.

Любезная кузина, дорогая Ханни, здравствуйте! Во первых строках своего письма прошу Вас великодушно простить меня за внезапный отъезд и столь долгое молчание, но очень надеюсь, что узнав причину, Вы простите Вашего покорного слугу. Дорогая кузина, горд сообщить Вам, что мечта моя сбылась, я удостоен великой чести – стать верным солдатом великой армии его Величества короля Феркаса Биофаррия.

Как Вы помните, я спешно покинул всегда гостеприимное поместье Вашего дядюшки сразу же после прибытия королевского гонца и оглашения Указа нашего всемилостивого Монарха короля Биофаррия. Конечно, я бесконечно виноват, что не дождался Вашего возвращения со Святилища и не попрощался с Вами. Но смогу ли я вымолить прощение, объяснив, какие чувства овладели мною в тот момент, в ту минуту? Родина, король, родной Феркас ждет нас, своих сыновей, ждет ради великих свершений!

Прискакав домой, я обнял сестер, незамедлительно поставил мою добрую матушку в известность, что уезжаю служить, и, невзирая на ее слезы и мольбы, затратив на все сборы не более получаса, уже мчался на своем верном Бульке по дороге. К рассвету я уже въезжал в крепостные ворота Соснеца. Въехав в город, я не узнал его! Действительно, куда делся такой привычный, тихий, сонный Соснец со скверными, покрытыми лужами и грязью улицами, толстыми торговками на главной площади под редко пустующей виселицей? Какой Великий Маг в одночасье превратил это сонное царство в весенний муравейник?! Тут и там слышится гомон, крики, смех, ржание лошадей, катятся груженые телеги, кажется, что даже дома в городке стали выше. Да, милая Ханни, если бы Вы сейчас увидели Соснец, уверен, не узнали бы его! Помните, когда мы с Вашим дядюшкой ездили на ярмарку, и наша телега завязла в грязи, Вы все удивлялись, почему на улицах нет людей. (А помните, как мы еще кидались шишками в спящих стражников у крепостных ворот?) Теперь людей на улицах в избытке, лужи и грязь, впрочем, тоже остались. Народу так много, что порой мне кажется, что в Соснец съехались чуть ли не все жители долины. По крайней мере – мужская ее часть.