Привязав Бульку к коновязи, я постучался в двери и через короткое время был препровожден низеньким горбуном по лестнице в большой зал с жарко натопленным камином. В центре зала за большим столом сидел господин очень важного вида с бородой. Это оказался гном. Но не такой, каких мы видели в каменоломне за дальним пастбищем. Помните, когда мы с Вами играли в разбойников? Те были маленькие, горбатые, серые и усталые от работы в шахте. А этот важный, в богатых одеждах. Гном узнал мое имя и начал расспрашивать про тот отчет, который я составлял в Соснеце по просьбе майора Э.Пурси. Я честно и откровенно отвечал, правда, сначала немного заикался от волнения. Г-н Агов слушал меня и кивал головой, а потом спросил, откуда я взял итоговые цифры для отчета? Я сказал, что мне их продиктовал майор Э.Пурси. Тогда г-н Агов сказал, что если это правда – мне повезло, и велел убираться с глаз. Признаюсь, на улицу я вышел с явным облегчением. Но тут же стал свидетелем еще одной казни. Палач как раз вздергивал еще одного преступника, на его груди тоже была табличка, из которой становилось ясно, что этот преступник воровал фураж кавалерии Его Величества. В самых расстроенных чувствах вернулся я в казарму, и не застав там никого из наших, направился в таверну, где истратил целых три полуфера на крепкое вино, которое и выпил. Надеюсь, Ваш дядюшка простит мне такое расточительство. Не помню, как я добрался после этого до казармы, кажется, меня нашел и притащил дядюшка Готлиб, но хорошо помню, что ночью мне снилось посиневшее лицо повешенного вора фуража и его вывалившийся набок язык.

Утром я чувствовал себя просто отвратительно, поэтому такой неровный почерк, наверное, подхватил лихорадку. Лейтенант Э.Брэмм во время развода посмотрел на мое зеленое лицо и велел оставаться в казарме под присмотром дядюшки Готлиба. Вот и пользуюсь случаем, чтобы написать Вам подробно.

Преданный Вам, Ваш Айхов Айванн Э.Сейс.

ОТВЕТ НА ПИСЬМО

Дорогая моя кузина мила Ханни, здравствуйте!

Пишу Вам сразу же, как прочел Ваше письмо. Признаюсь, когда вестовой сегодня раздавал письма и выкрикнул мое имя, я едва не заплясал от радости. А когда прочел, и того подавно! Милая Ханни, как же я рад за вас! Ваша матушка теперь дома, и вы можете обнять ее, прижаться к ее руке губами. Ах, какое счастье! Представляю себе, какая радость царит теперь в Вашем доме.

У меня же все по-прежнему. Постигаю премудрости военной науки и начала магии. В последнем, кажется, преуспел, помимо «Вороньего глаза» выучил «Карачун». Очень мощное заклятие, только вот беда, для «Карачуна» нужен растолченный в порошок медвежий коготь, а с медведями здесь туго. Весь дикий зверь из окрестностей Фьерры ушел, шумно здесь очень стало. Очень Вас прошу, если у Вашего уважаемого дядюшки еще остались запасы, пусть пришлет мне немного.

И еще нам сказали, что скоро мы переедем в Путасси, где уже почти готов к отплытию флот. Говорят, что поплывем мы на огромных галерах. Конечно, ведь не на волнорезах же нам плыть. Здесь солдат очень много, все мы в волнорезы не влезем.

Снова трубят построение, так что прощайте, Ханни, напишу вечером.

Ваш Айван Э.Сэйс.

ПУТАССИ

Здравствуйте, Ханни, здравствуйте, милая кузина! Пишу Вас, очень торопясь. Наш полк срочно переводят в Путасси! Поговаривают о скором отплытии. Все суетятся, бегают, спешно сворачивают палатки. Дядька Готлиб сказал, что письмо отправить не с кем. Напишу уже с побережья. Наверное, с…

Здравствуйте снова, Ханни. Мы уже на берегу. Я не узнал Путасси! Как же изменилась эта деревенька! Нам сказали, что мы пойдем на волнорезах. Я насчитал более пяти десятков волнорезов у берега. Может, оно и лучше, на волнорезах как-то привычнее. Тут же на пристани я встретил странную процессию. К кораблям шла вереница рабов: в основном – гоблинов, но были среди них люди и орки. Все они были прикованы к огромным веслам, по шестеро к каждому, и сами несли эти весла на плечах. Это были галерники, которых охраняли два десятка эльфов.

Видели бы вы, Ханни, этих несчастных (я про рабов, а не про эльфов, те, напротив, все крепкие и здоровые). Уж не знаю, на каких работах их использовали эльфы, но выглядят они просто ужасно. Все в рванье, заросшие, воняет от них нестерпимо. Признаться, я вглядывался в лица людей, а вдруг встретится знакомый, из наших краев. Но, видимо, эти рабы были из других мест. С заунывной песней, гремя цепями, они взошли на галеры.

Очень грустное зрелище! Не понимаю я этих… Разве это жизнь? Лучше уж смерть, чем такое рабское существование.

Прощайте. Ваш Айван.

… нет, в таких условиях работать совершенно невозможно! Что там за рев внизу? Маг недовольно оторвался от чтения, отодвинул тетрадь, встал и подошел к окну. Внизу, на площади перед широкой лестницей ратуши собралась приличных размеров разношерстная толпа: горожане, крестьяне, солдаты. Многие вооружены.

Глашатай в ливрее с королевским гербом на груди что-то громко кричит с лестницы, из его сообщения маг разобрал лишь «Орки» и «Аррохон». Толпа потрясает оружием и отвечает глашатаю протяжным гулом.

– Не иначе, Мышат, случилось что-то важное, – констатирует маг, возвращаясь за стол. – Судя по обилию пик и топоров – война. Нашли повод радоваться. Посмотрим, что нам скажет по этому поводу мудрая книга.

Старик открыл торбу, аккуратно извлек свиток. Повертел в руках, после недолгого колебания все-таки развернул. Мысленно представил себе город с высокой крепостной стеной, шпилями и куполами храмов, черепичными крышами дворцов знати, башнями замков его светлости. Прикрыл глаза и тут же увидел город сверху глазами сокола, кружащего в облаках.

Город окружен армией – боевые орки с десятками камнеметных машин и штурмовых башен. Очередной приступ окончился для них неудачно – защитники города на стенах шумно празднуют успех, потрясая оружием. Под стенами во рву среди обломков штурмовых лестниц тихо покачиваются тела погибших. Тех, кого тяжелые латы не утянули на дно.

Уцелевшие орки возвращаются в лагерь, волоча с собой раненых и убитых. Мертвые тела после воздания им соответствующих почестей пойдут в котлы, раненых тащат в палатки к лекарям и магоркам. Те деловито принимаются за работу. Уж насколько орки – мужественные воины, но и они не могут сдержать стонов, когда пила полевого лекаря вгрызается в живую плоть. Или когда раскаленное железо прижигает сочащуюся кровью рану. Эту боль трудно передать словами, даже мастерство и заговоры от боли сильнейших магорков помогают мало.

Сокол сделал круг над лагерем осаждающих, опустился ближе к земле. Глаз у сокола зоркий, видит все до мелочей. Сокол – хищник и не боится крови, но то, что сейчас внизу – даже ему не нравится. Кажется, здесь все пропитано запахом крови, боли, железа и смерти, но… меж когтистых лап закованных в железо воинов снуют тысячи и тысячи крошечных живых существ: крысы и мыши-полевки, кроты и ужики, ящерки и лягушата. От цветка к цветку летают пчелы, жужжат шмели, стрекочут кузнечики, ползут жуки, занимаются своими делами мелкие козявки. И все они с готовностью помогут магу, умеющему посредством Книги говорить с живым миром.

Мохноногая пчела услышала просьбу мага и сразу же изменила направление полета. От большого желтого цветка к большому шатру цвета молодой травки. Натужно заработала крылышками, чтобы не сдуло – около шатра приземлялась огромная боевая горгулья с седоком. Седок быстро спешился и вошел в шатер, пчела, сделав вираж, влетела за ним и, чуть слышно жужжа, закружилась пот пологом. Присела, зацепившись за плотную ткань крючками на лапках, сложила крылышки, рассмотрела обитателей шатра…

– Прости, маг, но моя горгулья сожрала твоего ослика, – сообщил магорк Эллот, без особых церемоний устраиваясь за столом.