И это все? Он что, и не попытается?! Как же так — она ведь уже приготовилась дать ему отпор! И даже сочинила речь, полную праведного гнева! А этот мерзкий похотливый бабник вовсе не страдает от вожделения… Почему это, интересно? Может, заболел? А на вид такой же здоровый, как раньше…

Ну чего он лежит, как колода?! Глэдис осторожно вытянула ногу и, как бы невзначай, коснулась пальцами ноги Джека. Опять никакой реакции! Она придвинулась чуть ближе… еще ближе…

— Ты опять за свое? Мы же договорились — никаких сексуальных домогательств. Спокойной ночи!

Она шарахнулась и возмущенно отодвинулась на дальний край кровати, чуть не упав. Бесчувственный болван! А она уже почти согласилась! Глэдис даже всхлипнула от обиды и возмущения.

Джек зашевелился и пробурчал:

— Ну чего ты там куксишься? Ладно уж, иди сюда.

Глэдис обернулась — он лежал лицом к ней, слегка приподняв край своего одеяла. Она даже не успела сообразить, что делает — юркнула туда и прижалась к его горячему телу, уткнувшись носом ему в шею. Он приподнял ее лицо и негромко спросил:

— Ну, что теперь? Довольна? — вздохнул и поцеловал ее, как всегда — не торопясь, но со знанием дела.

Ее тело плавилось под его медленными, умелыми и горячими руками. Все тот же Джек — огромный, неторопливый и нежный. Никакой фантазии, никаких экспериментов, всегда одинаково — и с одинаковым результатом. Долгий, медленный и сладкий оргазм — бесконечный, какого не могло быть ни с кем, кроме него. Как полет во сне, все выше и выше, в лучах ласкового теплого солнца…

Вернувшись на землю, Глэдис почувствовала, что он все еще лежит на ней — и это было так тепло и приятно! Джек весил вдвое больше нее, но всегда умел делать как-то так, что ей под ним не было тяжело — уютно, как под толстым одеялом. При свете слабого ночника она видела его лицо — серьезное, без обычной иронической ухмылки.

Сейчас, по мнению Глэдис, ему было самое время осыпать ее лицо жгучими поцелуями и начать каяться в грехах, заверяя ее в том, что лучше нее никого на свете нет и не будет и что он еще никогда не был так счастлив.

Вместо этого Джек проявил свою обычную толстокожесть и нечуткость. Посмотрев на Глэдис несколько мгновений, он осторожно приподнялся, перевалился на спину рядом с ней и спросил непонятно-злым тоном:

— Ну какого черта, в самом деле, ты сбежала тогда? Нам же так хорошо вместе было!..

Глэдис уже собиралась возмутиться столь лицемерным вопросом — он же прекрасно знал, в чем провинился, она сама ему написала! — но неожиданно для себя залилась слезами, вспоминая тот день — самый черный день в ее жизни…

С утра ничто не предвещало катастрофы. Глэдис приехала домой в самом радужном настроении. Ей обещали новый заказ: праздничное украшение торгового зала и витрин большого супермаркета — приближалось Рождество.

Кроме того, по дороге домой она на радостях заскочила в универмаг и удачно купила на распродаже три пары колготок по цене двух.

Усевшись перед телевизором с чашечкой кофе, она стала мечтать, как похвастается Джеку своим успехом, когда вдруг зазвонил телефон. Не подозревая беды, она сняла трубку.

Женский голос — на редкость противный и ехидный — осведомился, не является ли Глэдис женой некоего Джека Четтерсона. Услышав утвердительный ответ, женщина сообщила:

— Значит, мы с вами подруги по несчастью. Я встречаюсь с ним уже целых три месяца и вот сегодня случайно узнала, что он опять связался с этой мерзавкой Ланой! Я решила сообщить об этом и вам — мы, женщины, должны поддерживать друг друга! Я согласна делить его с законной женой, но Лана — это уже слишком!

Глэдис попыталась что-то сказать, но женщина перебила ее:

— Вы мне не верите? Они сейчас едут к ней, в ее гнездышко — проверьте сами! — дала адрес и повесила трубку.

Естественно, Глэдис тут же поехала по указанному адресу. Едва она успела припарковаться неподалеку от дома Ланы, как мимо проехала машина ее мужа и остановилась у самого подъезда.

Замерев от ужаса, она своими глазами увидела, как Джек и Лана вышли из машины и прошли в подъезд, болтая и смеясь. Дальше ждать Глэдис не стала — и так все было ясно.

По дороге домой она ничего не видела от слез, и, естественно, была остановлена полицейским — проехала, видите ли, на красный свет. Да она вообще никакого светофора не видела — ей не до того было!

Дома ее ждал очередной, заключительный удар. На автоответчике оказалось сообщение — Джек наглым тоном сообщал, что у него есть срочная работа и он вернется только утром.

И еще добавил: «Не скучай!». Подлец!

Глэдис написала коротко и ясно:

«Можешь оставаться со своей «срочной работой» — видеть тебя больше не хочу. На развод подавай сам!» — в тот же вечер собрала вещи, уехала к маме — и, в результате, потеряла еще и заказ!

Все это она рассказала Джеку, всхлипывая, шмыгая носом и вытирая слезы краем подушки. Он лежал на спине, заложив руки за голову, и, казалось, внимательно слушал.

— А потом, от мамы, я позвонила Дорис, и она мне сказала, что ты снова вернулся к Лане — и это все уже знают, она сама всем хвастается! И все подруги мне звонили, сочувствовали! А ты даже на развод не удосужился подать! А теперь еще спрашиваешь… — закончила Глэдис свое печальное повествование и разразилась новым потоком слез.

Джек вздохнул, встал, принес мокрое полотенце и обтер ей лицо. Перевернул подушку сухой стороной, позвенел чем-то на столе и поднес к ее губам стакан:

— На, выпей!

Там оказалось неразбавленное бренди! Глэдис думала, что это просто вода, чтобы успокоиться — и поперхнулась от неожиданности, когда ее горло внезапно обожгло едкой жидкостью. Джек отобрал стакан и допил сам, снова лег и притянул ее к себе.

— Хватит плакать, давай-ка спи! Завтра рано вставать и много работы!

Вечно он о работе! Как будто это самое важное в жизни…

Глоток бренди, все-таки попавший в желудок, грел изнутри, Джек — снаружи, поэтому заснула Глэдис почти сразу.

Она думала, что утром Джек разбудит ее нежным поцелуем — но не тут-то было! Он просто хамским образом потряс ее за плечо и объявил:

— Подъем!

Глэдис лениво открыла глаза — он был уже полностью одет и стоял, возвышаясь над ней, как башня. Какой еще подъем? Рано совсем!

— Вставай — вставай — вставай! Работы полно!

В голове у нее тут же возник коварный план — затащить его обратно в постель. Она кокетливо изогнулась всем телом и потянулась к нему обеими руками.

— Поцелуй меня!

Джек, естественно, нагнулся — и Глэдис крепко обняла его за шею, притягивая к себе и пытаясь повалить на кровать.

К сожалению, силы были несколько неравны — он просто выпрямился и выдернул ее из теплой постели, как морковку с грядки. Она повисла у него на шее, подхваченная для надежности еще и снизу — самым неприличным образом, под зад — чтобы не отцепилась и не рухнула обратно.

Донеся Глэдис до ванной, он отцепил ее, все-таки поцеловал — но совсем коротко и неинтересно — и подшлепнул по попке в сторону душа.

— Мойся! Я уже полчаса как на ногах, а тебе дал еще чуть-чуть поспать. Ничего нового пока нет, так что продолжаем работать. Тебе на завтрак как вчера — кофе, тосты и джем?

— Джем — сливовый. И кофе я люблю горячий, а не как вчера! И еще три ломтика ветчины.

— Ветчина с джемом? Это что, какая-то новая диета? — хмыкнул Джек.

Глэдис решила не обращать внимания на его грубость и иронические реплики — в конце концов, у любого человека могут быть свои недостатки. Зато любовью он занимается по-прежнему лучше всех.

Стоя под душем, она решила, что, пока они с Джеком вынуждены жить вместе, не стоит больше отказывать себе в подобном удовольствии. Но потом она гордо уйдет — прекрасная и недоступная, в новом костюме и сапогах — а может, если повезет, и в меховом жакете. А он пусть страдает и вспоминает, чего лишился…