— А ты хорошо прячешь страхи под безмятежностью.

Она улыбается и идет собирать хворост для костра. Я остаюсь возиться с жеребцом. Но это не имеет значения — мы друг друга слышим.

— Пришлось научиться, проведя целую жизнь исключительно среди людей. Я не посоветую тебе ни щадить их, ни убивать, хотя сама я их терпеть не могу, а некоторых — ненавижу. И местные — такие же, как везде, ничего нового, но все всегда зависит от личности. Пощадил же ты магичку.

— Она… кое-что поняла.

— Что ты не двуногая говорящая пиявка, да. Но врага в тебе все равно видит. И факт твоей внезапной разумности ее вряд ли остановит. Она скорее усердные тренировки начнет.

— Она сэрафанка… Выжившая во время резни, и то лишь потому, что ее отряд отсутствовал в Цитадели, когда туда явился некий Ворадор.

— Это нынешний мастер вампиров Носгота.

Намирэ вернулась с охапкой сушняка. И это выглядело странно — роскошная леди, совершенно не боясь испортить наряд, взялась готовить место для костра. Листва и ветки не цеплялись за подол, да и полно, ткань ли это вообще?

— Зачем? — спросил я, повесив коню на морду торбу с овсом.

— Разговаривать уютнее, глядя в огонь. Да и время коротать тоже, не находишь?

И ведь не поспоришь.

— Так что тебя заставило сохранить сэрафанке жизнь? Неужто жалость?

— Нет, не жалость, — я покачал головой. Жалость это отвратительное чувство, мерзкое. Да и она не первая, кто выполз из грязи и хоть чего-то добился. Нет… Просто она не испытывала нерассуждающей ненависти. Она думала.

— Но умный враг еще хуже, разве нет?

— Лучше иметь дело с умным врагом, который однажды может понять свою неправоту. Тупые фанатики не остановятся, даже если им под нос сунуть десяток доказательств.

— А если это умный фанатик? — она склонила голову, ожидая ответа так, будто от него что-то зависело. Легко опустившись прямо на землю, она коротким взмахом руки запалила хворост. Я ощутил ее энергию, словно по лицу мазнуло легким бризом.

— Постараюсь переиграть его и выжить, — я присел по другую сторону, протянул руки к огню, но не ощутил жара, лишь легкое тепло, неспособное согреть. А обжечь? Не стану проверять, пожалуй.

— Переиграть и выжить мало. Нужно не дать шанса мстить. Никакого. Никак.

Это предупреждение? Я по глазам вижу, что сказано неспроста. И знает достаточно, чтобы предостеречь меня чуть ли не от всего сразу, но не станет этого делать. Оговорка про кувалду — более чем красноречива.

А если бы не было ее внимания, ее внезапных появлений, ее «мысленного голоса»? И я сознаю, что самое ценное, что у меня есть — это возможность вот так поговорить, может быть даже о всякой ерунде, поговорить без оглядки на страх. Не будь этого, я бы дорого отдал за то, чтобы она появилась.

— А ты?

— Что я?

— Почему ты нежити не боишься? Боялся даже некромант.

— Ну почему же, боюсь, тогда, когда стоит. Диких упырей, например, зомби, всякую голодную погань. Но у меня старший брат в разы пострашнее тебя будет, — в тихом голосе зазвучали нежность и теплота, с которыми говорят только о самых близких родных. — Он меня растил, сказки на ночь рассказывал. Я знаю, когда слушаться инстинкта самосохранения, а когда — брата, пока розгами по заднице не прилетело, — Намирэ улыбнулась, вспомнив о чем-то сокровенно своем, а я живо представил себе Эрику, летевшую мне на шею, когда мы с отцом возвращались с охоты. Сестра ничуть не походила на этот осколок притухшего пламени напротив меня, они были совершенно разные. Но я отчетливо мог понять и привязанность к неизвестному мне мужчине, и эту тоскливую грусть от долгого ожидания встречи. За ее скупыми словами стояла семья. Почему-то думалось — семья большая и не менее, а то и поболее странная, чем она сама. За ее словами скрывался непонятный мне мир, частью которого — она ждала этого — должен был стать и я сам. Ее мучили страхи и сомнения, хорошо прикрытые красивой безмятежной маской, через которую было сложно, но возможно пробиться. Я не мог увидеть настоящего лица, но чувствовал, как оно то и дело проглядывает в эмоциях, и образ самоуверенного демиурга слетает.

И все же, между мной и ее разумом стояла непреодолимая стена. Мне не доверяли настолько, чтобы открыться. Что ж… Все еще впереди. Надеюсь.

— Что делать собираешься? — кинула она изумрудный взгляд сквозь огонь.

— Домой ехать, прежде всего. Я должен узнать, что там делается, разобраться с делами, передать их… Возможно. А логово Напраптора как раз недалеко, с него и начну.

Леди кивнула. Это, похоже, вполне вписывалось в картину событий.

— У тебя там остался кто-то близкий?

— Нет… Нет. Сестра давно вышла замуж и уехала, я не знаю, жива ли она после чумы. Да и если найду… ей нужен ли будет брат-нежить? Но все-таки я обязан убедиться в благополучии края.

— Что ж, здравое решение, тем более, время есть и не торопит.

— А сколько у меня времени?

— Не могу сказать, прости. На этот счет история слишком туманна. Но ты почувствуешь.

Ветер гнал по небу рваное покрывало туч. Пламя костерка клонилось и отчаянно цеплялось за сухие трескучие ветки, словно каким-нибудь порывом его могло сорвать и унести прочь. Время стало тягучим и текучим, как свежий янтарный мед, голод отступил, превратившись в тень. Я замер, всем телом чувствуя, как Время готовится к прыжку. Пока можно длить этот миг замершего бытия, смотреть на женщину напротив, не понимая, что ты к ней чувствуешь. Вожделение, желание? Нет, оно ушло. Отныне я, похоже, лишен всего того, что тянет мужчин к женщинам. Ее красота радует глаз, но не манит спокойное холодное тело.

Такова цена за бессмертие?..

Время прыгнуло, едва хрупкая рыжеволосая фигурка снова превратилась в безжизненный фарфор и исчезла, подхваченная ветром. Я остался один на один с внезапным пониманием своего нового одиночества, которое придется принять, и насущными надобностями. Мир снова стал обыденным. Вернулся голод. Да так, что я на собственную лошадь начал поглядывать с гастрономическим интересом.

Пришлось подниматься и идти искать жрать.

Интересно, ждет ли она привычной женщинам любви от меня?

***

Этой же ночью.

Цитадель Ордена Сэрафан

Величественные залы, коридоры, галереи, мосты и башни не утратили своей красоты с годами. Вершина мастерства человеческих зодчих, главная крепость канувшего в реку Времени Ордена, все еще раскинулась вольно на полуострове, клином врезавшемся в воды Великого Южного Озера, рожденные разливом реки Тары. Не просто замок — огромный богатый город жил под защитой стен в четыре человеческих роста. Город, в котором со времен почивших рыцарей все было подчинено одной-единственной цели, одному смыслу — священной войне с нежитью и прочими порождениями Тьмы.

Впрочем, нежить, таившаяся по старым склепам, не особо интересовала что рыцарей, что нынешних преемников серебряного воинства. Пусть себе сидит и жрет незадачливых искателей сокровищ. Вампиры — вот истинное зло, подлежащее полному и скорейшему истреблению!

Город и его немалое войско кормились с десятков деревень и ферм, разбросанных в междуречье Тары и вливавшейся в нее Церны. Сестры-реки, огибая дикий и необжитый Хрустальный Кряж, сливались в одно целое, набирали мощь, впитывали в себя десятки речушек и без счета ручьев и устремлялись по равнине в океан. По широкой серебристо-голубой глади могли бы сновать малые и большие суда, но лишь рыбачьи барки покачивались на волнах. Носгот оставался пустынной и почти обезлюдившей землей, невзирая на то, что все большие войны отгремели уже больше пяти веков назад. Живые жались поближе друг к другу, сбивались в подозрительные стаи в деревнях и защищенных замками землях. Между этими островками безраздельно царствовали зверье, нежить, безбашенное ворье, отказавшееся платить подати лордам, и оголтелые порождения магии. Торговцы отправлялись в путь на свой страх и риск, нанимая чуть ли не армии для защиты караванов.