— Тише, не кричи.

Она заткнулась, но продолжала вжиматься в стену, скребя пальцами по кладке и хватая воздух, как вынутая из воды рыба. Отчетливо теплая, полная жизни и совершенно тупая, парализованная страхом добыча.

Я обернулся полностью, сделал шаг, рывком пересекая зал. Действие казалось естественным и легким — зачем совершать много лишних, ненужных движений, когда достаточно одного? Девчонка даже не пыталась сбежать, только горячая струйка потекла по ногам, неприятно портя и без того тяжелый воздух. Неважно. Я просто перестал принюхиваться.

— Не надо, — всхлипнула она. — Не надо, дяденька!

На мгновение во мне шевельнулась жалость, но тут же угасла. Эту тощую голенастую замарашку ничего не ждет, кроме алтаря, если я откажусь. А останься она на свободе — и стала бы, в лучшем случае, попрошайкой или шлюшкой для стражников, хорошо если добровольной.

Я полоснул когтем по горлу. Она коротко вскрикнула и обмякла, сползая на пол. В лицо мне брызнула кровь, тут же впиталась в кожу с приятным жжением. Я придержал еще живое тело, склонился к ране, прикусил горячее мясо. Ее кровь, кажется, не успевала попасть в желудок, стекала по языку и горлу и растворялась где-то на полпути, наполняя меня теплом. Слабеющий стук ее сердца звонко отдавался в ушах. Пришла шальная мысль — а не попробовать ли, каково оно на вкус свежее? Но разделывать тушку я не стал, вдруг хозяину помещения нежелательны лишние хлопоты с уборкой трупов.

Я опустил уже мертвое тело на пол и встал. Досадно, несколько капель крови запятнало воротник рубашки. Неважно, что одежда — всего лишь необходимая условность, неряшливость мне претила. Хищник должен оставаться чистоплотен.

Интересно, долго ли Эдвин будет выжидать?

Я отошел к двери, тихо удивляясь самому себе и той быстроте, с которой все человеческое меня покидало. Менялось тело, менялся разум. И не сказать, чтобы я был против этого. Каждая такая перемена казалась естественной, продиктованной необходимостью и здравым смыслом. Я не страдал от того, что убил девчонку, которая и так бы плохо кончила. Не убивался от жалости к себе, попавшему между молотом и наковальней — какой смысл? Лишними страданиями ничего не исправить. Можно только что-то делать, добиваясь своей цели. Или не делать ничего, плыть, как кусок говна по течению. Тоже способ на самом деле: прожить отведенный срок, как тебе предлагают и уйти на перерождение смиренной овцой, чтобы потом раз за разом куковать новой овечьей жизнью, пока мозги, наконец, думать не начнут.

А я выпал из этого круга. Хорошо это или плохо — я не знаю. Впереди бездна времени, бездна опыта, бездна знания, которое смертный просто не успевает получить за свой коротенький срок. Бездна… возможностей, плата за которые не так уж и велика.

А хочу ли я снова становиться человеком?

Снова лязгнул засов. Я прислонился к стене, всем видом давая понять, что сыт и нападать не собираюсь. Эдвин осторожно заглянул внутрь, окинул меня оценивающим взглядом и только после этого вошел.

— Пошли, покажу тебе библиотеку, там много полезного и интересного для тебя. Заодно научу паре бытовых полезностей.

— А тело?

— Слуги съедят.

Съедят так съедят. Я кивнул и отделился от стены.

Следующие дни я перескажу кратко. Я помню каждый из них, но их однообразная череда не имеет большого значения. Они были лишь подготовкой к началу долгого пути.

Я убивал. Много. Иногда по несколько раз на дню, потому что постоянный голод доводил меня до бешенства. Эдвин обещал, что со временем это пройдет, но я ему не очень-то верил. «Ненужные жертвы» спасали положение, однако чем дальше, тем больше я понимал, что оставаться в Авернусе опасно. Некромант вел себя странно, ходил дерганый, нервный, отвечал невпопад. Я слышал, как что-то огромное, неявное и непонятное колышется в камнях Собора, словно гигантский зверь, вот-вот готовый проснуться. Я злился в ожидании призрачного «заказа», обещанного некромантом, пару раз хорошенько приложил его о стену, высказав все, что думаю о нем самом и обо всей афере. Он не сопротивлялся, но зеленоватый блеск в глазах заставил меня отступить и больше не заводить этот разговор. Остатки доверия рассеялись прахом. Мне оставалось лишь убивать, есть, наращивая силу, слушать его наставления в магии, изучать книги из его же библиотеки и ждать, бегая между городским особняком и подземельями.

На пятый день голод перестал меня доканывать настолько сильно. На шестой я чуть не рухнул в обморок, выйдя на неяркое, затянутое дымкой солнце, но не обгорел. Эдвин и внутренний голос посоветовали быть поаккуратнее. Я послал обоих, а потом зарезал очередного пацана все в том же зале. Служки-зомби охотно выполняли мои приказы. Совесть меня не мучила — в конце концов я обязан выжить и разобраться с теми, кто меня в это все втянул без моего ведома.

На девятые сутки чутье буквально взвыло о том, что пора как можно скорее убираться из города. Внутренний голос был с ним согласен. И, о чудо, Эдвину наконец-то доставили обещанное: действительно роскошный меч-полуторник в отделанных серебром кожаных ножнах, шесть метательных ножей из зачарованного серебра, легкую клепаную кожаную броню, тоже ощутимо отдававшую магией, сапоги с хорошими прочными подметками и еще несколько вещиц. К этому всему он приложил увесистый кошель с золотом и массивный перстень.

— Прости, больше я ничем не могу тебе помочь. Повезло, что Сериоли вообще согласились взяться за эту работу.

Вот уж действительно… Об оружейниках с северных гор ходило множество легенд, домыслов, сплетен. Их работы, клейменые драконом, славились по всему Носготу, всплывали то здесь, то там, их невозможно было перекупить или украсть. Только найти, получить в подарок или заказать у самих мастеров, которых… никто никогда не видел. Даже заказы всегда принимали их доверенные лица, как ни пытай — не скажут ни полслова о хозяевах. В бытность человеком я и не мечтал получить от них даже простенький нож.

— Чем ты им платил?

— Услугой. Они не принимают плату ни золотом, ни серебром.

А это еще интереснее. По всему выходило, что договор был заключен заранее, причем задолго до того, как я решился покинуть Курхаген… Сериоли быстро не работают. Значит… Моя смерть была спланирована давно. И очень может быть, что этот холеный красавчик к ней причастен не только воскрешением. Темнишь ты, Эдвин Каммер.

Наградив некроманта тяжелым взглядом, я принялся одеваться.

Снаряжение пришлось впору. Сходилось на мне само, смыкаясь по клепкам и обретая размер точно по телу. Не мешало, не давило, не стесняло движений и оказалось гораздо удобнее привычного, с которым я расстался по милости разбойников. Снимать его мне не придется долго, но теперь это не имело значения. У меня не было лишних запахов, да и нелишних тоже, во сне я не нуждался, просушить вещи от дождя или счистить грязь можно легким заклятьем, которое Эдвин показал после первой же трапезы. Собираясь, я искренне надеялся, что более никогда не увижу этот дом. За стеной шушукались слуги, перемывая мне кости и иногда выглядывая в замочную скважину. Они тоже надеялись больше меня не увидеть. Хотя я, вроде бы, ничем их не задевал и даже запах женской крови стерпел.

И вот уже меч за плечом, ножи на перевязи, кошель на поясе. Всякая полезная мелочь распихана по карманам, отросшие до лопаток волосы стянуты ремешком, а в моей руке болтается золотая подвеска со странным спиральным узором, а на среднем пальце правой руки тускло посверкивает рубин перстня.

— Что это за штука? — спросил я, разглядывая безделушку.

— Артефакт, заряженный заклинанием телепортации. Для запуска достаточно сжать в ладони саму подвеску и точно представлять место назначения, до последнего камня — иначе размажет в кровавую кашу. Используй осторожно и только при крайней нужде. А перстень позволит тебе в любое время связаться со мной.

— Не тяни. Отправляй меня назад!