Однажды Тесси сидела в кафе «Разбитое сердце» с компанией так же одетых девиц из балетной студии и растрепанных красномордых «свободных художников». Это был последний «ее» день, поэтому она не очень отбивалась от своего завзятого ухажера — здоровенного брюнета, «непризнанного гения» какого-то из направлений абстрактной живописи, крикуна и наглеца. Девушке было жутко и приятно играть опасную роль дерзкой, искушенной красавицы, которая крутит мужчинами, как ей заблагорассудится..

В кафе заходили рабочие после работы, чтобы выпить кружку пива и поболтать. Джаз еще отсыпался после ночи, поэтому пьяная компания развлекала сама себя, аккомпанируя кто как умел.

Неожиданно на крохотном возвышении, что сходило в этом кафе за эстраду, появилась невысокая, худощавая, скромно одетая женщина.

— Тише! Тише все! — закричал ухажер Тесси. — Девочка, ты будешь петь, да? Ну-ка, затяни, голубка, «Ее глаза»!

Женщина, не обращая внимания на его слова, прокашлялась, нервно поправила блузку.

— Граждане, я хочу, чтобы вы меня выслушали…

— Гм… понятно! — скептически покачал головой кто-то из компании. — Видимо, попрошайка.

— Граждане! К вам обращается Комитет Защиты Мира. Надвигается война! Сегодня объявлено о запрете отпусков в армии и про смертную казнь для коммунистов. Начинается мобилизация… Граждане, мой муж погиб не известно за что во время войны в Корейланде. У меня осталось трое детей. Следующая война будет страшной. Мы можем попытаться ее предотвратить. Комитет Защиты Мира просит вас подписать воззвание о запрещении атомного оружия.

Видно было, что эта женщина никогда публично не выступала. Она волновалась, запиналась, чуть не плакала от того, что не может выразить страстными пылкими словами того, что наболело в душе. Но именно это и повлияло на людей. Умолк шум, стихло брякание посуды.

И только ухажер Тесси пьяно махнул рукой:

— Спой «Ее глаза» — подпишу!

Женщина растерянно посмотрела в его сторону.

— Мистер, я же не за себя прошу… И у вас, наверное…

— Не хочешь петь? Тогда — долой! Скучно!

Люди недовольно стали коситься на него.

Высокий седой мужчина подошел ближе, сказал тихо:

— Оставь… Дай послушать.

— Что?! — «Непризнанный гений» вскочил, сунул руку в карман. — Кто подпишет — будет иметь дело со мной!.. Долой политику — да здравствует искусство!

— Ну, успокойся, дорогой! — Тесси потянула его за рукав, усадила. А женщине махнула головой: иди, мол, разве не видишь?

И та, грустно покачав головой, сникла и ушла. У двери задержалась, чтобы приклеить на нее прокламацию.

И именно в эту минуту за окном показались фигуры хозяина кафе и полицая.

— Пропала женщина… — прошептал кто-то. — Засадят на пять лет!.. Эй! Беги! Слышишь, беги!

Только где же там было бежать!

Тесси никогда не видела, чтобы так били человека! Полицейский свалил женщину с ног первым же ударом резиновой палки, а потом издевался, как хотел. И никто не сдвинулся с места, чтобы защитить.

— Милый, спаси ее! — шептала Тесси. — Ну, милый!.. Ты же храбрый и сильный! — Она умоляла, требовала: — Спаси!

А он, мгновенно протрезвев, отмахивался:

— Отстань, Тесси! Ты хочешь, чтобы упекли на каторгу и меня?

— Эх, ты!.. — Тесси вскочила и пошла к дверям. Остановилась перед полицаем, взялась в бока. — Эй, парень! Ты еще долго будешь портить мне нервы?.. Если у тебя чешутся руки — можешь ударить один раз меня! Только я не буду терпеть, я выцарапаю твои поганые глаза!

Тон был грозный, а на губах — игривая улыбка. Полицай остановил уже поднятую палку, посмотрел на девушку сверху вниз, как на чудное насекомое.

— Кошечка, я ломал когти не таким, как ты! Отойди прочь!

— Нет-нет! — Тесси вцепилась ему в руку, повисла на ней. — Я, конечно, шучу! Слушай, подари-ка мне эту женщину! Видишь, у меня сегодня день рождения. Десять лет!.. Ну, неужели ты хочешь испортить его? Друзья, приглашайте господина сержанта!.. Пойдемте, пойдемте, дорогой! Ведь мы прогнали ее сами — разве этого не достаточно?!

Хотя какие уж там людишки были те «свободные художники» и девицы из кордебалета, однако и они поддержали Тесси. Полицая стали упрашивать абсолютно все. А он, рисуясь своим всемогуществом, повыламывался, однако, наконец, милостиво согласился, и, толкнув свою жертву напоследок каблуком, направился к столу.

В сочувственных и настороженых взглядах тех, кто сидели за соседними столиками, Тесси угадывала: ее намерение поняли, ей благодарны.

Она умышленно посадила полицая рядом с собой, спиной к двери; она не видела, что там творится. И вот один из посетителей кафе сделал едва заметный знак глазами: «Все!» Тесси выбрала благоприятный момент, выскользнула в фойе, а оттуда — на улицу. Через минуту она уже мчалась домой в такси.

От стыда щеки у нее пылали, сердце чуть не выскакивало из груди. Грубую, вульгарную одежду, которой она полторы декады отгораживалась от всего хорошего, что жило в ней, теперь долой, как балахон освистанного шута. Сбросить ее как можно быстрее, сжечь вместе с воспоминаниями о масленых шуточках «свободных художников», о «непризнанном гении» — наглеце и трусе…

Тесси, Тесси, что ты наделала?! Теперь тебе вечно будет казаться, что ты запятнана той мерзостью, которую на мгновение приняла за настоящую жизнь.

Она срамила себя за безрассудство, за не усмиренную вовремя дурость. Так это еще ничего… Тесси боялась признаться сама себе, что оказалась ничтожным, жалким созданием, не лучше тех, кто топил в водке и сомнительных утехах свое положение трусов и бездарей… Господи, как виновато улыбалась та женщина, умоляя подписать воззвание! Так, как будто только ее касался вопрос о войне и мире, а от посетителей кафе зависело все… И как, трепетно сжав узкие плечи, она подняла руку, чтобы защититься от ударов палкой. И как упала молча… А у нее дома трое детей! И она, придя в кафе, видимо, знала, что ее ждет…

На душе у нее было тяжело. Девушка чувствовала: еще чуть-чуть — и не хватит сил сдерживать тот клубок, который подкатился к горлу, не дает дышать и говорить. Она молча бросила шоферу деньги, вбежала по лестнице в свою квартиру, упала на кровать и сжала руками виски.

Слез не было. Были мысли, которые делали будущее тоскливым, бесперспективным. В голове девушки все смешалось: «чистая» бомба, самоубийство Риттера Лайна, визг джаза, виноватая улыбка женщины. Мозг сверлили вопросы: зачем, почему?.. Почему разрешено бить и сажать в тюрьму тех, кто не убивает, не ворует, и только хотят одного — мира? Где же справедливость, где человечность? И кто хочет войны? Академик Торн? Профессор Кольридж? Тот самодур-полицай? Получалось, что воевать не хочет никто. Но и никто не хочет предотвращать войну — только та бедная вдова…

Весь следующий день Тесси была расстроена и молчалива. Узнав о ее возвращении из «туристического путешествия», Фредди примчался немедленно. Тесси встретила его без радости, но и без отвращения. Портниха принесла роскошное платье. Тесси примеряла его без энтузиазма и даже не попыталась искать дефекты.

Приехали отец и «папаша» Кольридж — она и им не обрадовалась. Ее не трогали, считая, видимо, что такое состояние и подобает невесте, только «папаша» Кольридж почему-то не шутил, много курил и тайком поглядывал на Тесси печальными умными глазами.

В 99-й часов 54 дня 10 месяца 15 года Атомной эры в дворце генерала Крайна был подписан брачный контракт, по которому Тесси Торн в день своего совершеннолетия, то есть Девятого числа Второго месяца наступающего года, получит право называться баронессой Крайн. И сразу после этого начался новогодний банкет.

Тесси пила, ела, улыбалась, что-то говорила, но была как во сне. Свадьба, которая состоится уже через сто семнадцать дней, титул баронессы, красивый «любимчик Фредди» — все это было чуждо ей, не нужно. А свое, родное и близкое — это возбужденный, немного пьяный отец, печальный, молчаливый «папаша» Кольридж, коттедж с каменными стенами, клиника и профессор Лайн-Еу.