Азелио задумался.

– Тогда с какой стати они будут нам мешать? Они знают, что обрыв все равно произойдет, а значит, должны понимать, что в этой войне им не победить – если только эти подпольные операции не имеют никакого значения, и во всем будет виноват метеор.

– Они не собираются уступать – не больше нашего, во всяком случае, – ответила Агата. – Ты заметил в новостях с Бесподобной хоть какие-то признаки того, что Совет отошел от дел, предавшись состоянию роковой беспомощности?

– Нет, – признал Азелио.

– Представь, что это своеобразное равновесие, – посоветовала Тарквиния. – Я уверена, что желание Советников идти на любые меры ради предотвращения неизбежного имеет свои пределы, однако и их уступчивость не может быть безграничной – они не станут ни отключать систему по собственной воле, ни освобождать всех антисообщистов, позволив им устроить беспредел с кувалдами наперевес. Они заняли конкретную позицию и будут отстаивать ее в меру своих возможностей. Когда все закончится, они будут искать политическую выгоду как в нюансах борьбы, так и в ее исходе.

Азелио, казалось, был сбит с толку.

– Я хочу, чтобы это сработало, – запинаясь, сказал он. – Но каждый раз, когда я делаю паузу, чтобы об этом подумать, создается ощущение, будто мы просто играем в какую-то игру. Разве мы не должны озаботиться созданием более совершенных систем обнаружения метеоров? Если мы и правда единственные люди, у которых есть шанс создать что-то новое, то почему бы нам не разработать устройство, которое действительно может спасти гору – вместо того, чтобы инсценировать ее смерть?

– Думаешь, если бы мы спасли гору от метеора, мы бы об этом не узнали?

– Понятия не имею. – Азелио поднялся на ноги. – Но то, что мы делаем сейчас, не имеет никакого смысла. – Он вышел из кабины.

В наступившей тишине Рамиро почувствовал, как слабее его уверенность.

– Я уже не знаю, как уложить все это в рамки логики, – сказал он. – Если это метеор, который действительно может нас убить, разве нам не следует направить свои усилия на него? Забудь, о чем на этот счет говорится или не говорится в сообщениях – если мы приложим все силы, чтобы создать что-то полезное, неужели это ничего не изменит?

Агата наклонила голову, отчасти симпатизируя его порыву. Но все же осталась при своем мнении.

– Я хоть и пыталась доказать, что любой метеор поддается обнаружению, но, с другой стороны, можем ли мы взяться за такую задачу, имея в распоряжении только то, что есть на борту? Одну-единственную камеру обратного времени и никаких средств для создания новых фотонных схем или высокоточной оптики. Даже если бы нам в голову пришла блестящая идея для нового инженерного решения, как бы мы построили целую сеть камер видеонаблюдения и разместить их на нужных местах? Они не могут просто дрейфовать вокруг горы, отслеживая потенциальные угрозы ради собственного удовольствия – если они что-то обнаружат, то должны иметь возможность либо включить когерер, достаточно мощный, чтобы убрать опасный объект с пути, либо запустить двигатели, чтобы гора изменила свой курс. Ты правда считаешь, что нам удастся все это сохранить в секрете?

– Может быть, Совет, наконец-то, проявит дисциплинированность и будет держать свои тимпаны на замке.

– Если им это по силам, – возразила Агата, – то и с целым проектом они сумеют справиться не в пример лучше нас.

Рамиро сдался. Он отчаянно хотел, чтобы все было, как раньше – когда он мог мысленно охватить самодостаточную задачу, имея возможность разобрать ее на составляющие, не думая обо всей истории и политике Бесподобной. Но старые времена не вернулись бы от одного лишь его желания. – Значит, мы должны следовать плану с блокираторами звезд для наших гипотетических диверсантов, – сказал он. – Придумать, как их построить и как сохранить в тайне, а потом надеяться, что космос примет наше предложение оправдать сбой системы, ограничившись всего лишь одним, простым и безобидным заговором.

Агата ухватилась за один конец пассивитовой плиты, Рамиро – за другой, после чего они вдвоем положили камень себе на плечи и встали лицом друг к другу на расстоянии около четырех поступей.

– Готовы? – спросила Тарквиния.

– У меня есть сомнения насчет устойчивости такого положения, – ответила Агата.

– Это неважно. Я просто хочу, чтобы вы были в состоянии удержать плиту, когда снизу на нее будет что-то давить.

Агата положила на камень вторую руку.

– Хорошо. Приступай. – Импровизированный испытательный стенд напоминал жуткий продукт дилетантской мысли, но потолок кабины был сделан из неподходящего материала, а экипажу ко всему прочему не хотелось оставлять на нем разоблачительные следы. Они обшарили склад в поисках чего-то, что можно было использовать в качестве козел, но не найдя ничего готового, решили, что самой эффективной заменой станут их тела.

Тарквиния нажала кнопку на пульте дистанционного управления, и блокиратор взлетел с пола кабины. Сердцевиной крошечного летательного аппарата был додекаэдр примерно в пядь шириной; в центре каждой из одиннадцати пятиугольных граней располагалось воздушное сопло. Верхняя, двенадцатая грань была соединена с узкой и длинной конструкцией в виде двух плеч длиной в три-четыре пяди, в которых было столько шестеренок и подвижных соединений, что они вполне могли сойти за устройство из механической эпохи.

Не поднимаясь на большую высоту, блокиратор пролетел по кабине и завис в воздухе рядом с ногами Агаты; она чувствовала, как выходящий из сопел воздух обдувает ее кожу. Затем он начал плавно подниматься вверх, пока не коснулся пассивитовой плиты, служившей суррогатом для поверхности Бесподобной. Когда четыре заусенчатых кончика стали косо впиваться в камень, она крепко ухватилась за плиту. Как и обещала Тарквиния, результирующая сила была направлена точно по вертикали, поэтому большая ее часть компенсировалась весом самой плиты, а благодаря тому, что буры в каждой паре вращались в противоположные стороны, Агата не ощущала крутящего момента, который бы пытался вывернуть плиту вбок.

Спустя несколько махов, когда умолкли буры и иссяк поток воздуха из сопел, устройство осталось неподвижно висеть на плите.

– Попробуй его стряхнуть, – предложила Тарквиния. Рамиро не обратил на ее слова внимания, но Агата легонько поводила своим концом плиты из стороны в сторону, и когда это не произвело никакого эффекта, осмелела и стала раскачивать плиту вперед-назад. Механические сочленения угрожающе задребезжали, но четыре скошенных бура по-прежнему держались на месте.

– Выглядит обнадеживающе, правда? – сказала она. – Гора вряд ли будет вот так раскачиваться.

На Рамиро это произвело куда меньшее впечатление.

– Это мало что говорит о реальных рисках. Если под поверхностью есть лакуна или включение пудрита.

– Даже если блокиратор расшатается, это еще не конец света, – заметила Тарквиния. – Он всегда может взлететь и закрепиться в другом месте.

– Попробуй режим ходьбы, – сказала Агата.

Тарквиния нажала кнопку на пульте. Четыре острия по-прежнему находились в толще камня, однако пластина, на которой располагались буры, начала вращаться на конце плеча – или, если точнее, плечо начало вращаться относительно пластины, перекидывая машину вперед и заставляя ее двигаться в направлении конца плиты, который держал Рамиро.

Когда смена позиции завершилась, четыре бура на конце второго плеча уперлись в плиту и принялись вгрызаться в камень. Новому квартету удалось приложить к плите силу, опираясь лишь на первую четверку буров; не было нужды повторно включать реактивные двигатели. После этого первая четверка дала обратный ход, отцепившись от плиты, и весь процесс стал повторяться с начала.

Агата с тревогой следила за тем, как машина с жужжанием и лязганьем перебиралась по склону от ее плеча к плечу Рамиро. Если плита была неправдоподобно гладкой, то они, по крайней мере, позаботились о том, чтобы сила тяготения была одинаковой на всем ее протяжении.