— Уверена? — давая ей право выбора.

— Нет, — и даже головой замотала, но решительно перехватила руку Алекса, рвано выдохнула, выпустив из плена и его волосы.

— Ладно, — уткнувшись носом в пахнущую карамелью шею, буркнул Алекс. Холодный душ сейчас бы не повредил. — Но у меня есть условие.

Она развернулась так резко, что Алекс покачнулся вперед. И замер, пригвожденный ее видом. Раскрасневшаяся, с выбившимися из прически локонами она вся дышала страстью. Маленькая аккуратная грудь лежала поверх сдернутого лифа и призывно смотрела на него тугими горошинами сосков. Платье сбилось на талии, обнажая ее всю, блестящую собственными соками. Дистиллированная похоть. Хоть сейчас бери и запечатывай в ампулы для инъекций особо озабоченным, вроде него.

— Условие? — она удивленно моргнула, проследила за его взглядом, но даже не попыталась что-либо исправить. Умная девочка. Такая она настоящая и только его. Только для него. — Какое еще условие? — скрестила руки под грудью, давая Алексу шикарную возможность залипнуть на ней, как прыщавому подростку, впервые увидевшему голую девчонку.

— Сними к черту это безобразие, — с трудом перевел взгляд на ее вытянувшееся в изумлении личико.

— А…

— А то затрахаю до потери сознания, — оборвал он, плотоядно ухмыльнувшись.

Сказанное подействовало на Синеглазку: она залилась румянцем, стыдливо прикрыла руками обнаженные груди, свела ноги и отступила к окну в одном-единственном желании спрятаться от него. Алекс покачал головой, шагнул к ней. Медленно коснулся ее алой от румянца щеки.

— Не нужно меня бояться, Айя, — тихо, сдерживая рвущееся на волю желание. — Я никогда не причиню тебе боль. Только не тебе, слышишь?

Она слабо кивнула, не поднимая глаз.

— И прекращай меня стесняться, — приподнял ее лицо за подбородок, ища ее взгляд. — Ты — моя жена. И я хочу тебя. Хочу быть в тебе. Ласкать тебя. Хочу смотреть на тебя, потому что ты прекрасна.

Ему казалось, что нельзя покраснеть еще больше. Ошибся. Наверное, даже кончики волос стыдливо зарумянились после его слов. Улыбнулся. Отвел ее руки. Ладонями обнял ее упругие груди, балдея от их идеального размера и тяжести. Айя тихо вздохнула. Закусив губу, она неотрывно смотрела, как он покачивает ее груди, как большими пальцами поглаживает темные соски.

— Тебе правда нравится? — спросила сиплым голосом.

— Что именно, Синеглазка?

— Моя…ох…моя грудь, — сглотнув, выдохнула.

Алекс с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться ее наивному вопросу. Разве она не видит, как у него крышу рвет от одного ее вида голой?

— Лекс…

— Девочка моя… — прикрыл глаза, балансируя на самой грани. Еще немного и черта с два она его остановит. И тогда о друзьях можно будет забыть. А он обещал. Обещал вытряхнуть свою Синеглазку из кошмаров. Ее пальчики коснулись его скулы, мучительно медленно оглаживая. Ее глаза стали чернильными, вспыхнули жаждой. А признание вышибло почву из-под ног.

— Никто никогда так не трогал мою грудь…

Она издевается? Как можно не трогать эти упругие полушария? Как не ласкать, когда они идеально умещаются в его ладонях? И такие вкусные…карамельные. Почему — черт разберет. В ее соски хотелось вцепиться зубами, ласкать, пока она не попросит пощады. Но это он, а она… В ее голосе звучало что-то дрянное. Алекс вопросительно изогнул бровь, ожидая продолжения.

— Она такая маленькая, — произнесла, словно приговор самой себе.

Маленькая? О нет. Совершенная.

— Айя, — и серьезно посмотрел в ее растерянное лицо. Выдохнул рвано, не разрывая взгляды: — Я бы с удовольствием доказал и показал тебе, как я обожаю твою грудь. Но мы чертовски опаздываем. Так что выбрось всю эту чушь из головы. Ты идеальна. Вся. Для меня. Поняла?

Она кивнула, слабо улыбнувшись. Вот и славно.

— А теперь переодевайся. Я жду тебя внизу.

Апрельская свежесть принесла облегчение. Не совсем, чтобы остудить его пыл, но достаточно, чтобы справиться с напряжением в брюках. Усмехнулся, ощущая себя чертовски счастливым. Ни одну женщину он не хотел так, как собственную жену. Ни с одной не было так…искренне, когда оголены все чувства. Когда невозможно убежать от собственных желаний. Когда одна мысль о разрумянившихся щеках Синеглазки и вздыбленных сосках заставляет член наливаться, подрагивая от желания ворваться в ее податливое тело. Присвоить. Заклеймить. Снова и снова. Чтобы никто, даже она сама, и мысли допустить не могла, что сможет без него. Черта с два! Никуда и никогда он ее не отпустит.

— Обалдеть! — восхищенный голос Айи вырвал из размышлений. Алекс посмотрел на жену и понял, что идея с переодеванием не была столь уж спасительной. Синеглазка стояла перед ним в темно-зеленом шерстяном платье ниже колена. Глухое, с высоким горлом и длинными рукавами оно выглядело издевкой для самообладания Алекса. Красной тряпкой, будоражащей его выжженное страстью воображение. Очерчивало все ее изгибы, обрисовывало идеальную грудь и тугую попку, прошибая током его и без того оголенные нервы. Через согнутую руку было переброшено светлое пальто. Алекс отлепился от машины, выудил пальто, надел на Синеглазку, под ее изумленным взглядом застегнул на все пуговицы, затянул пояс и только тогда смог перевести дыхание.

— Лекс? — насторожилась Айя, с удивлением оглядев себя, упакованную в пальто, как в броню.

— Ночи холодные, — пожал плечами Алекс и распахнул перед женой дверцу. Но садиться в машину Айя не торопилась. Обошла его спортивную машинку, растерянно смотря то на нее, то на Алекса. Погладила по покатым бокам, без единого угла: гладкая, обтекаемая, самое то для ночной трассы.

Алекс усмехнулся. Он всё понял. Всё правильно. На такую реакцию он и рассчитывал. Зря он, что ли, днем в гараж мотался, машину менял! Ему доставляло колоссальное удовольствие удивлять свою Синеглазку. Это ни с чем не сравнимый кайф: просто видеть, как припухшие после поцелуев губки складываются в соблазнительную «о» и как загораются ее глазки чем-то таким детским, наивным. Как будто он ей Америку открыл, ей-богу.

— Что-то не так? — спросил как ни в чём не бывало. Но Айя лишь развела руками, продолжая рассматривать двухместный «Ниссан». — Это из-за машины? — и удивления в голос напустил, словно только догадался, и эта догадка поразила его. Айя взглянула на него, и в ее открытом взгляде читалось замешательство. Алекс сложил руки на крыше машины, поиграл ключами, давая Синеглазке возможность ответить.

— Я… просто не ожидала… Такая…такая жёлтая…

— А что, — он лукаво подмигнул, — жёлтый мой любимый цвет.

— Правда?

— Определенно, — выдохнул он, довольно улыбаясь. — Поехали уже, Синеглазка. Поверь, внутри она гораздо круче.

И она поверила. Легко плюхнулась на сидение, позволила Алексу себя пристегнуть.

— Нравится? — выруливая из двора.

Айя блаженно улыбнулась, ладошкой проведя по затянутому кожей креслу. Запрокинула голову и там пощупала, неотрывно следя за собственными движениями, словно не верила. А когда они, наконец, выехали за черту города, и Алекс позволил себе вольность, разгоняя машину до предельных цифр, поймал на себе счастливый взгляд синих, как августовское небо, глаз.

Она смеялась так заливисто и искренне, что в Алексе оживало что-то странное, щемящее, что, казалось, давно было погребено в самых темных углах его души. Он наблюдал, как она восторженно визжит, выставив руку в открытое окно, и невольно заражался ее весельем. И все внутри отзывалось ее смеху, ее коротким мимолетным прикосновениям, вибрировало под кожей и растекалось теплым удовольствием по венам. И это тоже было круто. Рядом с Синеглазкой было уютно и тепло. Сейчас Алекс понимал, что кайфует не от секса с этой умопомрачительной девушкой, а просто от того, что она рядом. Такая искренняя, веселая. Такая живая и непохожая на всех его прежних девиц. Непохожая на Марину. При мысли о матери Айи сердце сжалось в кулак и хуком рубануло по ребрам, вышибая дыхание.