— Ко мне ваш дружок приходил. Вопросы задавал. Тоже Айю искал.

— Дружок?

Теперь Леся ничего не понимала. О ком говорит Марина? О Тимуре?

— Подполковник Крушинин, — кивнула Марина, отвечая на мысленный вопрос Леси. Правда совсем не то, о чем предположила Леся. — Приходил как официальное лицо. Но неужели ты думаешь, что я не знаю, чей он дружок? Землю носом роет, чтобы своего кормильца обелить. Обвинял в убийстве Туманова из-за наследства, — она буквально выплюнула сказанное Лесе в лицо. Та невольно отстранилась назад. — Но я никому не позволю вывалять меня в дерьме, ясно? И бизнес вам мой не видать! Стервятники…

Вот тут Леся окончательно растерялась. Во-первых, от фамилии дружка. Игнат Крушинин действительно был другом Алекса. Одним из их «великолепной семерки». И он приходил к Марине. Искал Айю, хотя официально не занимался расследованием. Нет, он не просто приходил именно к Марине. Он подозревал её в похищении дочери, ведь он в курсе непростых отношений Айи с матерью. Леся и сама склонялась к версии, что Марина знает, где её дочь. Но вряд ли она имеет отношение к смерти Алекса. Или имеет? Были же у неё причины для столь неожиданного побега?

Во-вторых, обвинения Марины. О каком дерьме она говорила? И к чему приплела свой бизнес? Медицинский центр «Сердце» безраздельно принадлежала Марине, как и все основные ниточки этого города, и никто не посягал на её собственность. По крайней мере, пока был жив Алекс. Он старался, чтобы Марину никто не трогал. Было время, когда он даже выкупил ее только расцветающий центр у всех тогдашних акционеров, а потом с легкостью переоформил все права собственности на Марину. С того дня она стала единовластной хозяйкой «Сердца». И он никогда не говорил ей об этом, как и никогда не претендовал на ее дела. И никому не позволял. Но Марина чётко дала понять, что Крушинин знает нечто такое, что может оставить успешную бизнес-леди на бобах. Но что? И почему это «что-то» неизвестно Лесе? Выходит, Игнат оказался прав. И Марина действительно в курсе, где Айя. Наверняка сама же и упрятала её куда-то. И как только умудрилась обойти такого внимательного и ничего не упускающего Тимура? И куда упрятала? Как выяснить?

— Послушай, Марин, я пришла сюда не для того, чтобы обвинять тебя во всех смертных грехах. Я просто хочу знать, что случилось с моей подругой. Я недавно брата потеряла. Больше не хочу терять близких. Поэтому я прошу тебя о…

— Откуда ты знаешь мою дочь? — перебила Марина, с недоверием глядя на собеседницу. Оно и неудивительно после многолетней «холодной войны». И дело было вовсе не в родственных связях с Алексом. Собственно о них Марина никогда и не знала. Их с Алексом вообще частенько принимали за влюблённых, особенно в юности. И Марина тоже подверглась всеобщему заблуждению. Это и стало причиной многолетнего конфликта, давно вышедшего за пределы простой юношеской обиды. А Леся к тому же в силу своей профессиональной деятельности не раз чёрной кошкой перебегала дорогу Марине Нежиной с её подружкой-прокуроршей.

— Познакомились на свадьбе, — легко солгала Леся. Ну не рассказывать же правду врагу. Да и потом, разве важно, где и как они познакомились? Важно, что они были лучшими подругами. И в этом-то как раз и была загвоздка.

Почему Айя не пришла к подруге, когда ей стало невмоготу? Почему не попросила помощи? Почему ничего не рассказала Тимуру, не поделилась? И почему Тимур не разрешал им видеться? Айя не хотела? Куда она подалась? Кому доверилась? Почему до сих пор не дала о себе знать?

Леся искала подругу полтора месяца. Следила за её однокурсниками, встречалась с бывшим парнем, мониторила её мобильник, взламывала электронную почту. Всё впустую. Осталась Марина. Впрочем, Леся уже не рассчитывала на помощь этой женщины. Но попытка, как говорится, не пытка.

— Нас Туманов познакомил, — добавила Леся после короткой паузы. Захотелось вдруг посмотреть на реакцию Марины при упоминании Алекса.

Марина мрачно улыбнулась.

— Что, уже и к нему в постель залезла?

Леся не ответила. Рассмеялась. Не сдержалась впервые за два месяца.

— Так что насчёт Айи? Поможешь?

— Извини, Леся, — Марина виновато улыбнулась. Действительно виновато, хотя Леся ни на йоту не верила этой женщине. — Но я ничем не могу тебе помочь. У меня с Айе отношения давно разладились. С того дня, как она связалась с вашим гением, жизнь моей дочери пошла наперекосяк. Я всегда знала, что эта связь до добра не доведёт, но Айя меня не слушала, — на её щеке блеснула слеза. Неужели ей на самом деле больно? Леся не сводила с неё глаз. С чего вдруг такие откровения? — И что в итоге? Алекс погиб. Айя пропала. И я понятия не имею, где может быть моя дочь. Да я даже не знаю, жива ли она! А вы ещё её обвиняете в заказном убийстве. Извини…

Не договорив, Марина резко вскочила с места и молниеносно вылетела из кафе.

Однако Лесю ей провести не удалось. Она всё поняла. Марина знает, где Айя, но никогда никому не признается. Похоже, даже под пытками. Вон какой спектакль устроила. Это во-первых. А то, что во-вторых, Леся выяснила уже вечером, подергав за кое-какие ниточки. У госпожи Нежиной действительно серьезные проблемы: сорвались поставки каких-то нужных лекарств, банк доноров расторг с ее центром договор да и мэр неожиданно потерял благосклонность к своей любимице.

Только неясно, кто же устроил ей эти проблемы. Единственный человек, кому было под силу засунуть Марину так глубоко, погиб два месяца назад. Леся хохотнула. Пожалуй, такой фокус как раз в духе её брата: достать обидчиков с того света. Но подобное на грани немыслимого, а в сверхъестественное Леся не верила.

Тогда кто? Может, кто-то мстит за гибель Алекса? Значит, этот кто-то считает ее виновной в смерти Алекса? Кто? Кто из его друзей?

Слишком много вопросов. Пришла пора получить хоть один ответ…

Декабрь.

Сегодня мне приносят уголь и бумагу. Я неотрывно смотрю на здоровенного детинушку в медицинской робе, постукивая пальцами по подоконнику. Наблюдаю. Вот он осторожными шагами приближается к моей койке, кладет на покрывало бумагу с угольками. И взгляд не отпускает, двигаясь плавно, как в замедленной киносъемке. Боится. Кожей ощущаю его страх, от которого смех щекочет горло. Усмехаюсь, отвернувшись к окну. Надо же, сегодня в палату вошел. А еще два дня назад все ограничивалось порогом: открывалась дверь, на пол ставился поднос с едой, дверь закрывалась на замок. И ни единого поползновения на мою территорию. Никаких лекарств и смирительной рубашки. Хватит. И так накачивали меня всякой дрянью два месяца. И неважно, что сама позволила. Больше не хочу.

Провожу пальцами по стеклу, слушая, как так же тихо санитар уходит, заперев за собой дверь на скрипучий замок. За окном кружит снег, крупными хлопья налипая на стекло, забранное решеткой. И до одури хочется вдохнуть морозный воздух, напиться, напитаться им. На свободу хочется. Да только мамочка теперь не отпустит, пока не получит то, что потеряла, когда…

Обрываю сама себя, закрываю глаза, лбом прижимаясь к решетке. Не думать. Нельзя. Слишком больно до сих пор. А в памяти уже пестрым вихрем взрываются картинки того дня. И не избавиться ведь. С тех пор, как мне перестали колоть лекарства — воспоминания оживают с завидной регулярностью. Словно память отряхивается от летаргического сна, напоминая мне, что жива. Да, память жива. А я?..

…— О, Алинка! — улыбаюсь, обнаружив на пороге своей квартиры хрупкую брюнетку. — Какими судьбами?

— Я к тебе по делу? Мо… — осекается, опустив взгляд на мой живот. Закусывает губу. А я смотрю во все глаза, не понимая, что привело Алину Барцеву ко мне в дом. В последнее время мы редко общались: нас познакомил Павел пару лет назад, она была из его мира. А его мир раскололся и осыпался крошкой, когда я застукала его в постели с другой. Наш с ним мир. И вот на пороге мнется Алинка, кусая губы и прижимая к груди капроновую папку. По делу? Любопытно.