Догадка обрушилась на Корзина, как яблоко на голову Ньютона.

Лёха и Лёня учились в одном институте, но на разных факультетах. Туманов на медицинском, а Костромин на фармацевтическом. А что если Лёня учился сразу на двух? Сергей почесал подбородок, припомнив, как несколько раз заставал Лёху в автосервисе во время занятий. На Серёгино удивление тот отмахивался; говорил, что пропуски можно отработать, а ему срочно понадобились деньги. И потом, Корзин не видел у Лёхи никаких учебников или тетрадок с лекциями. Тогда он не придавал этому значение, а теперь понял причины. Лёха Туманов никогда не учился в Мединституте. Всё верно. Ведь именно Лёня мечтал стать хирургом, как отец; и именно его «зарезали» на вступительных экзаменах. Они вшестером тогда ещё дружно старались поддержать его. Но Лёня поступил на фармацевта. А через год неожиданно Лёха решил стать врачом. Он-то, кто дневал и ночевал под капотом очередного тарантаса. Выходит, Лёха поступил, а Лёня учился под его именем. И в «горячих точках» оказался вместе с какой-то благотворительной организацией, оказывающей бесплатную медицинскую помощь мирному населению. Там и погиб. Но вот погиб ли? Что-то подсказывало Сергею, что в том военном госпитале умер не Костромин, а Туманов. Настоящий Лёха Туманов. Вот только как это доказать?

Корзин схватил со стола мобильник и набрал номер Крушинина. Игнат ответил сразу, словно ждал звонка.

«На работе опять аврал», — усмехнулся Сергей.

— Корзин, говори ясно и быстро, — без предисловий заявил Игнат. Голос злой, напряжённый. Спрашивать, что случилось, не вариант. Крушинин не ответит, а только обматерит. И потом, у него вечно что-то случается. С его-то работой.

Не затягивая паузу, Сергей быстро изложил просьбу. Мол, он тут засиделся, просматривая старые фотографии. Нашёл одну, на которой запечатлён Эльф с какой-то барышней. На Марину не похожа, молоденькая совсем. Олесей, кажется, звали. И как мог подробно описал Леськину внешность, мысленно скинув ей лет пятнадцать. Сергей заверял Игната, что сам пытался вспомнить, кто она, но безрезультатно. Может, у друга с памятью лучше? А в ответ получил от Игната шквал нецензурной ругани и обрыв связи. Сергей решил подождать. Если Игнат настолько зол, значит, у него что-то серьёзное, и беспокоить друга в такой момент смерти подобно. Игнат перезвонил через час. Сергей весь извёлся за это время.

— Лёнькина сестра, — с ходу заявил Крушинин.

— Сестра? — переспросил Сергей. — А разве…

— Сестра, — напирал Игнат, — сводная. Дочка его матери от второго брака. Только она не Олеся, а Александра. Это Туманов ее Леськой, как сестру, по привычке. Ну, так и приросло. Ещё вопросы?

У Корзина вопросов больше не имелось. Игнат подтвердил ему то, что он сам подозревал. С другом попрощался, извинившись за столь ранний звонок, и опустился на угол стола. Но где раздобыть доказательства или опровержение собственным догадкам?

Вариант был только один — Олеся. Корзин отправился к ней в гостиницу днём. Воодушевлённо врал, что Лёха пропал без вести ещё месяц назад. А сразу не рассказал, потому что, во-первых, не хотел расстраивать Олесю, а во-вторых, должен был проверить, та ли она, за кого себя выдаёт. Убедился, что женщина не солгала, и вот явился с повинной. Он никак не ожидал, что Олеся так перепугается.

Она вмиг побледнела, руки затряслись, глаза забегали. Втянув Сергея в номер, долго молчала, нервно куря одну за другой сигареты.

А потом вдруг стала говорить о каких-то бумагах, оставленных ей Димкой Корсаком. Услышав имя погибшего друга, Сергей напрягся. Только старых счетов и не хватало. Но Олеся Димкино имя больше не упоминала. Сказала лишь, что он велел всё отдать брату, если этими документами вдруг заинтересуются. Десять лет они лежали, и никто не вспоминал о них. А несколько месяцев назад к ней пришли странные люди. Представились сотрудниками Интерпола. Всё о Димке выспрашивали: когда видела в последний раз, в каких отношениях состояли, оставлял ли он ей что-нибудь. Тогда Олеся и забеспокоилась, но о документах вспомнила после повторного визита. На этот раз в её доме устроили обыск под видом ограбления. Последнее произошло неделю назад. Олеся пыталась связаться с братом по телефону, но он недоступен. А они общались только по сотовому. Сергея это не удивило. Алекс просто боялся, что Олеся разоблачит его обман, вот и изворачивался, чтобы никоим образом она не увидела его лицо. Не сумев связаться с братом, Олеся прилетела сама. А теперь Сергей сообщил ей об исчезновении брата, и она испугалась, что те бандиты добрались и до него. И совершенно не понимала, что делать дальше. На её испуге и растерянности Сергей и сыграл, как по нотам.

Олеся отдала ему папку с компроматом. Для этого, правда, пришлось приплести к делу Игната. Мол, тот не последний человек в органах, знает нужных людей и непременно поможет. От личной встречи ему тоже удалось её отговорить, сославшись на то, что ему самому хотелось бы понять, что за документы у неё хранятся, стоит ли их показывать кому-то вообще или лучше уничтожить.

Даже сейчас, спустя полгода, Сергей не понимал, почему она ему поверила и даже не потребовала доказательств? Теперь-то об этом уже никто не узнает. Олеся Туманова умерла спустя два месяца после их встречи от обширного кровоизлияния в головной мозг. Он в интернете прочитал. Олеся Туманова была известной в Штатах писательницей и о её неожиданной смерти пестрили все популярные сайты и социальные сети. А Сергею тогда казалось, что он прочитал собственный приговор…

Конец апреля.

Я стою у панорамного окна, наблюдая за рыскающими по серым лентам шоссе машинами. Пестрые, сливающиеся в радужный поток, они словно игрушечные. А мельтешащие внизу люди кажутся маленькими точками на огромном полотне города, утопающего в лучах закатного солнца. Просто шахматные фигурки на клетчатой доске чужой партии. Как и все мы, собравшиеся в просторном кабинете новенькой высотки. И каждый верит, что он-то уж точно самый главный здесь, самый умный, самый хитрый. Каждый, но не я.

Я точно знаю, что угодила в ловушку. Сама шагнула в схлопнувшийся капкан. И чем дальше, тем сильнее он сдавливает меня, ломает. И я не могу из него выбраться. Не сейчас.

Тяжелая ладонь ложится на плечо. Вздрагиваю, тут же подавляя в себе желание стряхнуть ее с себя. Делаю вдох и смотрю на мужчину, замершего ко мне вполоборота.

— Устала? — ловит он мой взгляд и по-своему истолковывает мелькнувшую на губах усмешку.

Качаю головой. Нет, я не устала. Я полна сил и энергии, потому что у меня есть стимул, чтобы карабкаться, царапаться, кусаться и выгрызать себя из убивающего меня капкана. Даже если моя цель — иллюзия, я ни за что не отступлюсь от нее. Но набив себе пару шишек, я поняла — мне нужна помощь. И эта встреча как нельзя кстати. Только здесь я смогу встретить того, кому под силу мне помочь. Того, кто уже однажды пытался вытащить меня из психушки. И ведь вытащил, только я вернулась обратно, потому что заключила сделку с Мариной. Он не стал меня останавливать, только вложил в мою ладонь два армейских жетона на витой цепочке, которые я не снимаю с того дня.

— Идем, уже почти все собрались, — говорит он и берет меня под руку. А внутри нарастает неконтролируемое чувство отвращения. Каждое его прикосновение вызывает только тошноту. И я с содроганием думаю о том, когда же мне придется лечь с ним в одну постель. А ведь придется рано или поздно. И эта мысль болезненно колет затылок и воняет предательством.

— Айя…

Его пальцы касаются моей щеки.

— Не надо… — слишком резко, но Павел не отнимает руки. Смотрит внимательно.

— Противно? — надо же, какой проницательный. Только признаться — дать ему лишний козырь. А этого я не могу себе позволить.

Я просто смотрю в его хмурое лицо, отмечая, как сильно он изменился за эти полгода: возмужал, стал спокойнее, а в голубых глазах, некогда сияющих и живых, застыло безмолвие. С тех пор, как я со злой мачехой заключила сделку, Павел стал приходить ко мне каждый день. И каждый раз приносил розу. По одной каждый день. Спустя месяц я возненавидела эти цветы и этого мужчину. А он упорно приходил и я ловила себя на мысли, что не могу отыскать в памяти хоть одну причину, по которой меня угораздило вляпаться с ним в отношения. Не могу вспомнить ничего, что меня порадовало бы или огорчило. Ничего. Как будто и не было многолетней дружбы, переросшей в романтические отношения. Не было навязчивого желания выйти за него замуж и построить с ним настоящую, крепкую и дружную семью. Только белый лист и ненависть за то, что он делал сейчас. Даже злую мачеху я не ненавидела так, как Павла, в начале марта ставшего моим мужем. У нас была грандиозная свадьба, я настояла. Белое платье, фата, букет невесты, дорогой ресторан и куча прессы. Уже на следующее утро новость о скоропалительной свадьбе вдовы Тумановой взорвала весь Интернет, а свадебные снимки разукрасили обложки модных глянцев. Марина рвала и метала, а я ждала. Чего — сама не знала. Но ждала. Дождалась ли?