– Как ты думаешь, что там может быть? – Настя, склонив к плечу голову, смотрела на закат.

– Даже не берусь гадать. Судя по записи это вещи, если я правильно перевел. Сама знаешь, что в английском много слов с одинаковым написанием имеют разное значение. Во всяком случае, слова «gold» здесь нет.

– Никогда не думала, что стану кладоискателем.

– О, Настена! Это заразная штука, а главное опасная.

– Почему?

– В юности мы излазали все заброшенные церкви, и готовы были не оставить камня на камне лишь бы найти поповское золото.

– Нашли?

– Нет, конечно.

– А что в этом опасного?

– Могло завалить в подвале или стена рухнуть, к тому же вспомни фильмы и книги.

– А?! Пьяный Джон Сильвер вынул свой стеклянный глаз, и вместо лупы стал через него разглядывать найденный алмаз.

– Там такого не было.

– Ты такой правильный, Сережа, что зевать хочется.

– А я думал пукать.

– Следующий раз я так и сделаю. Купаться идем? – она встала и сладко потянулась. Без соблазна на ее тело смотреть было нельзя. Каждый волосок, в лучах солнца, отливал золотом, соски заострились, живот подтянут, на ногах от напряжения выделился каждый мускул.

– Вот я сейчас тебя поймаю, – затевалась любовная игра. Метнулся в ее сторону.

– Ой! – взвизгнула Настя и бросилась бежать к воде.

С визгом и криком мы подняли фейерверк брызг. Нагнал ее на глубине и ухватил за талию. Она как заправский тюлень выскользнула из моих объятий, обдав пеной. Мотнув головой, стал озираться. Беглянки не видно. Медленно перебирая руками и ногами, стал выжидать ее появления.

Что-то долго она не всплывает? Считаю до тридцати и начинаю искать. На семнадцатом счете дикая боль пронзила мою драгоценность…

– А-а-а! – что есть силы стал выгребать к берегу. Вылетел и, превозмогая боль, уставился на свой конец. На нем болтался приличный краб. Осторожно расцепил ему клешни и со злостью бросил об песок. Сзади послышался всплеск:

– Сереж, ты чего? – Настя с опаской заглядывала через плечо. Я посмотрел на нее, потом на моего раненного «богатыря» и почувствовал подвох. Моя поза оставляла желать лучшего. Я стоял полу-присев, широко расставив ноги и выпятив вперед свое мохнатое хозяйство, а на лице, скорее всего, блуждал ужас, да еще руки растопырены в разные стороны.

– Не видишь, знакомлюсь с местными обитателями, это краб, который питается мужскими членами.

– Очень больно? – с каким-то странным состраданием поинтересовалась она.

– О! Это почти поцелуй Горгоны! – на этот раз она прыснула со смеха. – А! Так это твои проделки! – моей ярости не было границ, я так резко повернулся к ней, что от неожиданности, Настя качнулась назад и плюхнулась на песок. Хотелось, если не убить ее, то покалечить хорошенько. Она только закрыла глаза и побледнела, как полотно. Мои зубы скрипнули, я отошел в сторону и сел. Сука!!!

Ну, ничего, я тебя проучу. Вскочил на ноги и кинулся бежать в заросли.

– Сережа! Стой! Мне будет страшно! – неслось мне вдогонку, но я не остановился. За первыми деревьями перевел дыхание и обернулся. Настя бежала за мной до середины пляжа, а сейчас возвращалась к нашему плоту. Посмотрим, как она себя поведет в одиночестве.

Возле плота она села на песок, и, уткнув лицо в колени, принялась плакать. Побольше поплачет, поменьше в туалет сходит. Поделом.

Ну, зачем? Зачем? Я это сделала. Правда я не думала, что будет так больно. Лучше бы он меня ударил. Да-да и расквасил всю физию. Скажи спасибо, что не тронул. Только, что теперь делать и где его искать. Авось остынет, и ночевать придет. Ведь ему, наверное, хочется? Залезу в плот, а он пусть думает, что ищу, и заберется ко мне, а уж тут я перед ним повинюсь, ох и повинюсь. А слезы все текут сами по себе.

Постелила его одежду и, свернувшись калачиком, легла. Интересно, если он не вернется сегодня, что я буду есть завтра? Чего-нибудь придумаю, утро вечера мудренее. Почему, когда человек остается один, в голову лезут разные дурные мысли. Чтобы не лезли – надо спать.

Прибой убаюкивает, что-то шепчет, шепчет. Все-таки здесь хорошо, спокойно, главное есть пища и вода. Странное создание человек, рядится, одевается, стесняется, никогда не думала, что ходить голой так приятно, и чем дальше, тем спокойнее к этому относишься. Но что я буду делать, когда «дела» начнутся? Ходить с окровавленными ногами совсем не светит, к тому же, что получается, если он все время будет видеть меня раздетой, то перестанет возбуждаться, а значит и приставать. Э-э! Я так не играю. Завтра же сплету себе юбку и нагрудник. Почему он не идет? Стало себя жалко, я показалась себе совсем маленькой девочкой, беззащитной и брошенной, никому не нужной. Как я быстро привыкла к его заботе. Когда вернется, попрошу, чтобы он стал учить меня приемам. Не век же за мужской спиной прятаться.

Но почему все мне, за что? Почему именно я попала на этот остров. Или я, в самом деле, такая плохая, и судьба меня наказывает. Опять слезы текут. Казалось бы, не холодно, а дрожь пробирает. Лежать жестко. Возилась, возилась, так и уснула в соплях.

Пока не совсем стемнело, нашел сплетение лиан и забрался на него. Наломал листвы и устроил себе гнездо. Далеко ведь не ушел – опасно, а на дереве она не найдет, просто не догадается. Лег на спину, скрестил руки на груди и уснул.

Утром разбудил гомон птиц. Тихонько спустился, прошел к опушке: ее не видно, значит, еще спит. Если я пойду к хижине, что она может натворить? В принципе ничего. Заблудиться не должна, в незнакомый лес не полезет, а дорогу к фруктам и воде знает. А к вечеру, я ее проведаю.

Говорить, что мы бегали вверх и вниз по лесу не верно, потому что он густой, мы только пытались это делать по едва различимым приметам. Тропы, если они и были, заросли травой и лианами. Но путь к хижине уже хорошо известен. Ноги сами несли. Местами, в самом деле, бежал. Форму надо восстанавливать.

Вот и нора. Протиснулся и дал глазам привыкнуть. Подобранной, по дороге, палкой сгреб останки капитана на пол. Потом надо будет их закопать. Разломать нары большого труда не составило. Да, есть сундук. Другой вопрос открою ли я его? Зря боялся, со скрипом крышка отвалилась.

Я считал, что в книгах о замирании сердца при находке кладов, пишут специально для остроты сюжета, но при виде этой клади дух перехватило моментально. Не знал чему радоваться: посуде или разному оружию, драгоценностям или золоту. Глаза разбегались.

Теперь многое из написанного становилось на свои места, но дыхание не хотело восстанавливаться. Мысли ураганом неслись в голове. Сам себе усмехнулся: первое, к чему потянулась рука – оружие, потом посуда. Насколько же ценности относительны в нашем цивилизованном мире. Золото здесь было просто металлом, ненужной грудой. Да, раньше знали толк в холодном оружии. Кортики, абордажные сабли, шпаги, короткие мечи, которые привели меня в замешательство. Откуда они здесь? Я готов был поклясться, что держу в руках настоящий самурайский меч. Но эта загадка так и осталась для меня тайной, не найдя ни объяснений, ни подтверждений моим гипотезам. Чтобы там ни было, но почерневшие от времени, они приятно лежали в руках.

Посуда тоже радовала глаз. Пузатые кувшины, кубки, подносы, столовое серебро, кофейный сервиз. Все это подняло мне настроение, конец сыроядению, но сначала надо уплатить долги – похоронить останки пирата.

Выбрал самый большой поднос и уложил на него половину останков нашего заботливого капитана, вышел наружу, и не отходя далеко, выкопал ножом яму, сложил в нее свою ношу, сходил еще раз, и после этого насыпал холмик. С помощью абордажной сабли изготовил нехитрый крест и воткнул, посидел немного над могилой. Пожалуй, теперь пора проведать шутницу?

По дороге смастерил себе простейший пояс из лиан, потом сделаю основательнее. Прокладывать путь саблей куда легче, чем обходить незначительные заросли.