Когда на месте ямы вырос холмик, они втроем установили самодельный крест из двух палок. Элли пообещала дочери, что закажет потом полноценную мраморную плиту с фотографией.

– Хорошо, что Железный Дровосек этого не видел, – сказал Страшила на обратном пути, – его бедное сердце точно бы не выдержало.

– Как он живет, за ним ухаживают? – вздохнула Элли.

Страшила, казалось, поник еще больше, даже поля шляпы словно отяжелели.

– Я не видел его уже очень давно и понятия не имею, где он, жив ли.

Элли с тревогой посмотрела на понуро плетущегося друга, но смолчала.

В прихожей все трое сняли грязную обувь, Молли искоса проследила, куда встали серебряные башмачки. Неожиданно для всех Страшила выудил из кармана штанов фляжку, отвинтил крышку и сделал маленький глоток.

– Ты что? – поразилась Элли. – Зачем?

– Что? – потерянно переспросил Страшила. – Ах это. Это волшебная вода.

Все, к чему прибавлялось слово «волшебный», действовало на Молли как магнитное поле на стрелку. Даже сейчас, несмотря на горе, глаза ее чуть задержались на обычной с виду фляге.

– Так это она позволяет тебе… ходить здесь? – догадалась Элли.

Страшила также потерянно кивнул, добавил загадочно:

– Теперь и не только здесь.

– Но как? Почему она сама тут действует?

Гость пожал плечами:

– Несколько лет назад мне сказали, что она поможет. Мы с Дровосеком однажды уже проверили, так что я знал, получится и в этот раз.

Они прошли в кухню. Не успела Молли безмолвно, как тень, вскарабкаться на табурет, мама сообщила, что время позднее, после стольких тревог дочке лучше отправиться в кровать.

Впервые на памяти Элли дочь не возразила ни слова, с равнодушным видом сползла на пол, юбка ее повседневного платья напоследок прошуршала по приоткрытой двери. Все понятно, сейчас будут шушукаться про новости из Волшебного мира.

У себя в комнате Молли, не раздеваясь, забралась под одеяло, укрылась по шею и стала ждать. Мама всегда ошибочно верила, что десять минут дочери более чем достаточно, чтобы крепко уснуть. Через десять минут тихо и протяжно скрипнула дверь. Молли закрыла глаза. В мягких домашних тапочках шагов мамы было не расслышать. Сухие теплые губы едва коснулись лба, чужие руки подоткнули одеяло.

Когда язычок замка со щелчком встал на место, Молли приподняла голову, потянула с себя одеяло. Самое трудное в таких случаях – открыть дверь бесшумно, у мамы слух как у летучей мыши, пока не уснет, любой шорох из комнаты Молли не остается незамеченным.

Она подкралась к замочной скважине. Из-под закрытой двери кухни лилась тусклая полоска света. Приложившись к замочной скважине ухом, девочка различила приглушенное мычание голосов. Надо действовать, пока в разговоре не возникла случайная пауза.

Закусив от напряжения губу, миллиметр за миллиметром Молли потянула дверь на себя. Едва в проем смогла поместиться голова, она отпустила ручку и осторожно протиснулась. К счастью, у мамы вчера не дошли руки снять ковер в гостиной, босые ступни прокрались по мягкому настилу без единого звука. Перед кухонной дверью она опустилась на колени, прильнула ухом к щели между дверью и полом, чувствуя, как оттуда потянуло сквозняком.

– … уже давно нет возможности передавать сообщения с птицами, – негромко рассказывал Страшила. – Они перестали нас понимать, забыли человеческую речь. Забыли даже, что совсем недавно жили с нами бок о бок. Теперь это самые обыкновенные птицы, которые пугаются приближения человека.

– Неужели все птицы?

– Не только птицы, все звери одичали. С недавних пор хищники в нашем лесу не менее опасны, чем в вашем.

– И наш Лев? – с неподдельной тревогой спросила Элли.

– Будь я набит не сеном, а мясом и костями, я бы не решился приблизиться к нему и на полмили. Мне горько это говорить, но вряд ли он помнит нас с тобой. Не лучше дело обстоит и с волшебными растениями. Сегодня мы вспоминали маковое поле, которое усыпляет любое живое существо. Не так давно один мой хороший знакомый рассказывал, что благополучно пересек поле. Всю дорогу зевал, пошатывался, но не уснул. А как только поле осталось позади, сразу взбодрился, пошел веселей, будто ничего и не было.

– Ничего не понимаю. Как такое возможно, ты узнал, что происходит?

– Я думаю… – Страшил вздохнул с хрипловатым свистом. – Я думаю, волшебство покидает Волшебный мир.

– Покидает Волшебный мир? – тупо переспросила Элли.

– Думаю, да. В Голубой стране дела обстоят пока лучше, уж не знаю почему. Но уверен, это ненадолго. Последний раз около полугода назад со мной пыталась заговорить полевая мышь. Кажется, она не понимала, что вместо слов я слышу мышиный писк. А когда умолкла, то встала на задние лапы и смотрела на меня. Ждала ответа, наверное. Но стоило мне заговорить, она вдруг вздрогнула, как будто впервые услышала человеческий голос, и убежала.

По мере рассказа Элли все больше погружалась в задумчивость. Как только он договорил, она произнесла медленно:

– Но подожди… Птицы, звери, растения… А как же… волшебные существа? Как же ты, Дровосек?..

Страшила помолчал, поерзал на табурете, то ли боясь произнести вслух, то ли не желая пугать подругу.

– Я давно потерял связь с Дровосеком. Я не знаю, где он и что с ним.

– А ты? – не отступала Элли.

– А мне что, – мужественно ответил гость, – у меня есть вода.

– Одна фляжка? – бросила Элли чуть не со злостью. – А когда она закончится?

С видом провинившегося Страшила пожал плечами:

– Вернусь в Голубую страну, пока там дела не так плохи. А дальше… А дальше видно будет.

На сей раз кухня надолго погрузилась в молчание.

– Рассказывай все с самого начала, – наконец потребовала Элли.

А Молли услышала уже больше, чем нужно. Единственный на всем белом свете островок, окруженный горами, эта цитадель волшебства и всего того хорошего, о чем она читала в маминой книге, в опасности. В такой опасности, какая с ним никогда не приключалась. Молли надеялась найти в той цитадели спасение, а оказывается, спасение нужно ей самой. И чем скорее, тем лучше. Сегодня девочка получила жестокий урок, вот к чему приводит неоправданное промедление. Таких ошибок больше нельзя совершать. Настал ее черед подхватить знамя, отложенное и забытое мамой. Это последнее, что она может сделать для Тотошки.

Молли поднялась с колен, бесшумно проскользнула в прихожую.

На кухне Страшила долго медлил, собираясь с мыслями, затем глубоко вздохнул и заговорил:

– Все началось много лет назад, когда меня свергли с поста правителя Изумрудного города…

В прихожей раздался громкий хлопок. Оба повернулись на звук.

– Что это было? – испуганно спросил Страшила.

– Наверное, вешалка упала. Схожу посмотрю.

Элли вышла с кухни, Страшила потянулся за ней. Рука хозяйки привычным жестом нащупала выключатель. Загорелся свет. Соломенный гость вздрогнул, внезапно наткнувшись на свое отражение в зеркале. Элли огляделась, пожала плечами:

– Странно. Все в порядке.

– Туфельки… пропали… – обронил Страшила растерянно.

ПРЕМ КОКУС

На одной из улочек города Гилара издалека бросался в глаза необычный дом. Все соседские строения походили друг на друга как две капли воды: круглые, приземистые, с крышами, которые можно было принять за островерхие шляпы великанов. Но этот дом возвышался над остальными и напоминал памятник архитектуры, возведенный на пригорке. Несмотря на облупленные стены и покосившиеся башенки, дом сохранял остатки былого величия. Каждому становилось ясно, что когда-то здесь либо вершились государственные дела, либо жил важный государственный человек. А может быть, и то и другое.

Перед домом с утра крутилось много детишек в голубых кафтанах. Прокатился слух, что старик Прем Кокус показался на крыльце. Старик редко выходил из дома, соседи, бывало, не видели его по две-три недели. Дети старались не пропускать каждый его выход на солнце, у старика в запасе всегда было множество историй из прошлой жизни жевунов и Волшебного мира. Хоть местные мальчишки и девчонки выучили все истории наизусть, всякий раз от желающих послушать не было отбоя. Дело в том, что самые терпеливые слушатели в конце щедро вознаграждались сладостями.