Глаза Ивана вспыхивают, и он усмехается, как будто я его чем-то порадовала. Его хватка ослабевает, и я роняю руку на стол прежде, чем пытаюсь отдернуть ее.

Осторожно наблюдая за ним, кладу руку себе на колени.

Откинувшись на спинку стула, он щелкает пальцами по своей пустой рюмке и в нее тут же наливается водка.

— Эми… — хрипло мурлычет он.

Потирая руку под столом, я делаю свое выражение лица как можно более нейтральным.

— Да?

— Допивай свой напиток.

Внутри я киплю. Протягивая руку, беру бокал, и мне требуется весь мой самоконтроль, чтобы не выплеснуть его содержимое в его ухмыляющееся лицо. Подняв свою рюмку, он опрокидывает ее, наблюдая за мной.

Я подношу бокал ко рту и когда пью, мой живот завязывается в тугой узел. Вкус вина на моем языке становится кислым, а ощущение разлившегося тепла стало его раздражающим побочным действием.

Наши взгляды поверх  бокала и рюмки встречаются. Его вонзился в меня словно ледяной кинжал, пока я полностью не допила вино. Бокал пуст, я боюсь ставить его обратно на стол из-за того, что он прикажет официанту снова его наполнить.

Откидываюсь на спинку стула, держа пустой бокал в руке.

Усмехнувшись, Иван щелкает пальцами и из тени вперед выходит один из его здоровенных телохранителей. Они шепчутся, а затем телохранитель достает из своего пиджака длинную черную бархатную коробочку.

Мой взгляд падает на нее и меня переполняют страх и трепет. Еще один подарок? Пожалуйста, не надо…

Поставив свою рюмку на стол, Иван встает и подходит ко мне с коробочкой в руке.

Наблюдая за его приближением, я качаю головой.

— Иван... ты не должен...

Серьезно, он не должен был этого делать. Каждый подарок, который делал, он использовал для того, чтобы заставить меня вознаградить его. Вначале это было мило, он просил только о повторном свидании.

Но в последнее время это превратилось в вымогательство поцелуя, пока его руки меня ласкали...

Он забирает у меня из руки пустой бокал и ставит его на стол. Тут же подходит официант и наполняет его.

— Ах, но я должен, мышка моя. Сегодняшний вечер особенный, и я хочу, чтобы ты запомнила его навсегда.

Наклонившись надо мной, он открывает коробочку прямо перед моим лицом. Я моргаю, глядя на все эти бриллианты, их сверкающие искры почти ослепляют меня.

— Это слишком... Я просто не могу принять это, — тихо протестую я, когда он вынимает бриллиантовые нити из коробочки.

Иван цокает, обвивая нитями мою шею.

— Это всего лишь безделушка.

— Безделушка? — повторяю я недоверчиво. Три нити полностью усыпаны бриллиантами, и я знаю, что они стоят тысячи.

— Да, — говорит он, его дыхание щекочет мне ухо. — Всего лишь безделушка. Когда ты подаришь мне наследника, я подарю тебе настоящие драгоценности.

Наследник? Что за хрень? Я впервые слышу об этом...

Иван зарывается лицом в мои волосы, делая глубокий вдох.

Я вздрагиваю, желая сорвать бриллианты со своей шеи.

— Пойдем, — говорит он, отстраняясь и хватая меня за больную руку.

— Куда мы идем? — спрашиваю я, пытаясь не паниковать, когда он поднимает меня на ноги.

Он обнимает меня за талию, прижимая к себе.

— Пора уходить.

Качая головой, я оглядываюсь в поисках выхода.

Мой взгляд падает на стол.

— Но я даже не успела допить…

Иван отклоняет голову назад, усмехнувшись. Держа меня за талию, он берет мой бокал и протягивает мне.

— Вот, допивай.

Он сует бокал мне в руку и у меня нет выбора, кроме как принять его. Он пристально смотрит на меня, пока я не подношу его к губам и не начинаю пить.

К черту. Если мне придется терпеть это, я должна быть пьяной.

Откинув голову назад, я осушаю бокал до дна, и он ведет меня от столика. Его пальцы собственнически оборачиваются вокруг моего бедра, и он ведет меня в заднюю часть ресторана, через кухню к двери, которая ведет в переулок.

У него есть какое-то глупое правило – никогда не уходить через главную дверь.

Я ставлю пустой бокал на стойку и мы, пройдя через черный вход, выходим в ночь. Черный лимузин Ивана работает на холостом ходу, и шофер придерживает для нас заднюю дверь.

Иван на мгновение останавливается, глядя на двух телохранителей, стоящих в переулке, а затем тянет меня вперед. Мы делаем три шага, и тут Иван рядом со мной напрягается.

Опустив мою руку, он оборачивается, и все происходит так быстро, что я ничего не понимаю.

Иван падает на землю, а ко мне подходит один из его телохранителей.

Хочу поблагодарить его за то, что он вырубил Ивана, но потом мужчина хватает меня, закрывая рукой мне рот, и мои губы слипаются, я не могу пошевелить ими.

Смотря на телохранителя широко распахнутыми наполненными слезами глазами, я пытаюсь закричать сквозь заклеенный скотчем рот.

Его лицо ожесточается, а затем мир становится черным.

Когда мне на голову надевают черный шелковый мешок и две сильные руки поднимают меня, я ничего не могу с собой поделать, но чувствую небольшое облегчение... Это нахрен как понимать? 

С мешком на голове и кляпом во рту.

Это было слишком легко, но я не собираюсь жаловаться. Черт, у меня есть даже горячая гребаная цыпочка, сидящая рядом с нашим «грузом» на заднем сиденье, но будет досадно, если мне придется от нее избавиться.

Люцифер не любит проблем, когда дело касается работы. Он хочет, чтобы все было сделано чисто и аккуратно. А сейчас это большая проблема.

Мы должны были взять только Ивана с женой, а не его любовницу.

Забрать его игрушку для секса было необходимо, потому что он вывел девушку с собой через заднюю дверь. Если бы он не был таким гигантским идиотом, вытащив ее к машине, мы бы схватили только его, а девушку оставили.

Черт. Подобные вещи приводят только к осложнениям. Не люблю осложнений. Бл*ть, это должна была быть его глупая гребаная жена, а не эта… эта… чертовски сексуальная молодая девушка.

Тряхнув головой, я хмуро смотрю на двух человек, сидящих напротив меня в черном лимузине.

Повернув голову, говорю Питеру:

 — Едем на склад, но добавим несколько минут к поездке. Мне нужно выяснить, что делать с нашей маленькой проблемой.

Питер кивает, и я поворачиваюсь, чтобы еще несколько минут понаблюдать за пленницей. Девушка сидит неподвижно, жесткая как доска. Каждый ее мускул выглядит напряженным, когда она поворачивает голову на малейший звук.

Бьюсь об заклад, она пытается справиться со своей ужасной ситуацией. Готов поспорить, девушка знает, что сейчас является сорняком, который нужно вырвать из сада.

Я ненавижу убивать женщин, от этого меня тошнит, но… Бл*ть. Глупый гребаный Иван обрекает ее на это.

Наклонившись вперед, я рычу:

 — Ты придурок, Иван.

Сжав кулак, бью им по мешку, который скрывает это ублюдочное лицо. Я чувствую выпуклость его носа, прежде чем острая боль пронзает мою руку.

Крик боли из-под его кляпа немного громче моего рычания:

 — Бл*ть!

Я разминаю кисть и слышу смешок с переднего сиденья. Я снова повредил свою гребаную руку. Эта проклятая рука не давала мне покоя весь год.

Питер говорит:

 — Черт, ты снова облажался с рукой, Эндрю?

Не обращая на него внимания, тянусь вперед и срываю мешок с головы Ивана.

Хотя готов признать, в нем есть боевой дух. С окровавленным носом, со слезами, текущими по щекам, он все еще выглядит рассерженным. Если бы взгляды могли убивать, я был бы уже кастрирован.

Встряхнув рукой, потираю сустав, который пронзила острая боль. Я повредил чертову руку, когда заботился о Барте, и у меня действительно не было шанса дать ей зажить.

Слишком много людей оказалось втянутыми в водоворот гнева Люцифера. Это был год серы и огня.

Жаль, что Иван сейчас по другую сторону забора. Уверен, что он никогда не получал того лечения, которое получает сейчас. Ну вот, ударь его – и он выглядит как задница. Чувак теперь не будет таким красавчиком.