Небольшой патрульный отряд, который возглавлял Ринсинг, третий сын великого стратега Ошиаса, попал в засаду.

Это казалось невозможным: никто, кроме сингов, не отважился бы на путешествие в безлунную ночь в стороне от главного пути в Каракорум. В непроглядной тьме на расстоянии вытянутой руки нормальное зрение отказывалось различать смутные тени. Только легендарное обоняние сингов позволяло отряду продвигаться по бескрайней степи. Поэтому Ринсинг расслабился, совершенно непозволительным образом утратил бдительность.

Всё случилось так внезапно, что чувствительный нос Рина не уловил даже намёка на привкус смертоносного металла в горьковатом воздухе. Только вдруг резануло болью у сердца, где пламенел цветок калохортуса, предупреждая: что-то изменилось в сонной тишине. И тут же кромешную мглу внезапно прорезал лязг вынимаемых из ножен клинков, над всадниками просвистели наконечники стрел, ударная сила скрывающегося за пологом ночи противника отбросила застигнутых врасплох сингов назад.

– Стоять! – закричал Ринсинг. – Мы не…

Он не успел закончить фразу, отражая стрелу, которая ещё мгновение – и впилась бы в лицо. Рин рванул вперёд руку с потемневшим клинком. Вторая стрела, летевшая прямо в центр цветка калохортуса, прикрывающего его сердце, обиженно звякнула о металл, улетела в степную траву. Только на миг чиркнула по коже там, где Рин легкомысленно распустил ворот, переживая вечернюю духоту.

И вновь стало тихо.

– Есть потери? – спросил Рин, даже не оглянувшись проверить.

– Все целы, – так же почти неслышно ответили за спиной.

Синсинг, ставший его правой рукой после гибели Пана, оказался надёжным тылом. Рин зажал ладонью кровоточившую царапину на шее, не отрывая ледяного взгляда от кромешной тьмы, теперь наполненной угрозой до краёв.

Кто-то, не имеющий никакого запаха, без всякого предупреждения и беззвучно атаковал патрульный отряд почти у самой главной дороги в столицу Таифа. Дерзко, возмутительно и непонятно.

«Словно с иной стороны тени», – пронеслось в голове Ринсинга, а потом он уже вообще ни о чём не думал, предоставив решать исход битвы инстинктам.

Повинуясь им, младший сын стратега Ошиаса слетел с коня, и только потом услышал, как стрелы безуспешно просвистели над Мальчиком. Точно там, где голова Рина была ещё миг назад. Упал на одно колено, выхватил патрульный лёгкий арбалет, пытаясь определить точку, с которой только что опрокинулся свистящий шквал. На степь снова упала тишина, теперь уже зловещая, и его уши слегка подрагивали в тщетной попытке уловить движение невидимого противника. Тёплый ветерок пробежал по отросшей за лето траве, дотронулся до лица, взметнул прядь чёрных волос, выбившуюся на лоб. Глаза синга холодно сияли в темноте, как две далёкие, безучастные звезды.

На миг они полыхнули хищным, довольным светом, и тотчас одиночная стрела пронзила плотное тело ночи, оставляя за собой ослепительные искры, вытянувшиеся в яркую черту.

Тут же на другой стороне темноты раздался звук спущенной тетивы, и ещё одна одинокая стрела устремилась навстречу выпущенной Ринсингом. С поразительной скоростью они понеслись прямо в лоб друг другу, столкнулись в воздухе и рассыпались, вспыхнув, как угасающие молнии. Невидимый враг демонстрировал контроль над ситуацией, посылая стрелу чётко по той же траектории, что и синг.

– Они издеваются, – охнул кто-то из отряда, притаившегося за Рином, и его накрыла ярость, впрочем, ещё не поглощая остатки осторожности. Он тоже почувствовал издёвку странного противника. Напавший имел несомненное преимущество: он видел отряд, а патруль его до сих пор так и не учуял. Но было и другое: притаившийся в ночи словно заранее знал любое движение сингов.

Рин выпустил ещё несколько стрел подряд, молниеносно меняя позицию. Траектория и скорость каждой из них была совершенно отличной от предыдущих. Противник ответил таким же количеством стрел, словно зеркаля.

– Ринсинг, – попытался предупредить его кто-то из отряда, но тот уже ничего не слышал: яростный азарт заклокотал в висках вместе с щелчками тетивы.

В темноту медленно просачивался предрассветный туман, прохладной моросью покрывая траву и одежду патрульного отряда, распластавшегося на ней. Все молнии, выпущенные из арбалета Рина, разорвались на лету в клочья от столкновения со стрелами невидимого противника. Он явно не уступал Рину в опыте и сноровке, но самое паршивое: нападавший также точно знал секретную технику боя сингов.

Когда свист от раздираемых друг о друга стрел развеялся, и они посыпались в холодный туман грудой щепок, Рин слегка прищурился. Даже сквозь непроницаемую пелену он по-прежнему чувствовал устремлённый на него бесстрастный и насмешливый взгляд противника. Ринсинг всё ещё не мог уловить ни малейшего запаха с той стороны, это выбивало почву из-под ног. Единственное, что сейчас безошибочно кровоточило, указывая направление опасности, это был цветок калохортуса. Как всегда, он терзал его сердце то сильнее, то слабее, но неизменно предупреждал и защищал в минуты смертельной опасности.

Вот и теперь: почти одновременно с приступом боли в небе закричал ястреб и в светлеющей пелене, разделившей поле на две стороны, поднялась тень. Ринсинг увидел только грозное тёмное пятно, но чувствовал, что противник усмехается. Это он несколько секунд назад палил из арбалета, играючи превращая стрелы Ринга в щепу.

Время застыло, и застыли в немом ожидании обе стороны. Несколько бойцов патрульного отряда осторожно шагнули, сравнявшись с Рином, и тут же пара тёмных силуэтов выросла рядом с незримо ухмыляющимся врагом.

Ринсинг и его противник, отбросив арбалеты, почти одновременно вынули тяжёлые мечи. Синги по неслышной команде рванулись вперёд. Теперь, когда цель стала ясна, отряд молча и стремительно попытался сравнять преимущества.

Замелькали лезвия мечей и острия копьев и дротиков. Рядом с Рином, задев его вскинутой рукой, упал с глухим стуком один из младших бойцов. Краем глаза синг отметил два торчащих из груди острия меча, пробивших юного воина насквозь.

Рин рывком кинул своё тело в рассыпающуюся на смутные облики белёсую тьму. Не глядя, по наитию, рубанул мечом сначала налево, потом направо. Ещё одним взмахом прорубил дорогу перед собой, туда, где несколько секунд назад стояла, ухмыляясь, большая и значительная тень.

В пылу привычных долгой муштрой движений в самом глухом закоулке сознания засвербила мысль: что-то происходило не так. Острое лезвие проходило сквозь тела врагов, не встречая сопротивления. Слишком легко. Меч рубил воздух, не нанося им никакого урона. Они продолжали издеваться, молча, но в точности копируя каждое движение сингов, потому что знали свою неуязвимость. В темноте раздавались короткие, полные безнадёжного отчаяния крики уходящих на ту сторону, но это были голоса только бойцов патрульного отряда. Только знакомые голоса. Холодный пот прошиб яростного синга, но тут же пришло озарение.

– Стрелы и пики жикоров! – закричал отчаянно Рин, когда понял, что тварей не берёт обычное оружие. – Хватайте охоту Ниберу!

Последовала заминка. Наконечники, вымоченные в хмельном молоке жикоров и заговорённые вайнирами на желчи зверя, использовались очень редко и только во время охоты на Ниберу. Совсем рядом просвистело заветное копьё, синг перехватил его на лету. Помощник быстро сориентировался, послав главе отряда сакральное орудие.

Рин оказался прав. Первый же призрак, в очертания которого вошёл заговорённый наконечник, споткнулся, завис над землёй, словно так и не веря, что это случилось с ним, и упал, придавленный собственной тяжестью. На миг опрокинутое лицо попало в поле зрения Рина, и он замер, ошеломлённый.

Вытянутые к вискам тигриные глаза с характерным прищуром, бронзовая по-солнечному кожа… Поверженный противник был сингом, самым настоящим, чистокровным сингом. Но от него… Рин не чувствовал кровного запаха. Словно чужак, иной по своей внутренней сути, нацепил, издеваясь, личину противника. Кроме того, теперь Рин явно видел на поверженном тёмно-синие кожаные доспехи, с малейшей точностью повторяющие известную всему Таифу фамильную броню стратега Ошиаса.