Денис молча отсчитал пять ногтей и протянул служивому, а тот ему даже поклонился — видимо ждал, что головорез, вернувшийся из Леса, бросит деньги на землю, демонстрируя презрение, а тот отнесся вполне уважительно, чем заслужил благодарный взгляд таможенника.

Кстати о деньгах. В ходу, как на левом, так и на правом берегу Ортано были золотые, серебряные и медные монеты. Про золотые уже упоминалось — цветом и размером золотая монета напоминала современную пятидесятикопеечную и называлась «солнце». Серебряные монеты были двух видов: большая и маленькая. Большая монета размером и весом походила на советский серебряный рубль 1924 года и называлась «щит», а маленькая была размером с золотую и называлась «ноготь».

Медные деньги тоже были двух номиналов: большая — «десятка» и маленькая — «капля». В солнце содержалось пять щитов, в щите — двадцать ногтей, в ногте — десять десяток, в десятке — десять капель. Итого: одно солнце это пять щитов, или — сто ногтей, или — тысяча десяток, или — десять тысяч капель. Золотые монеты чеканили только в двух места: в Протекторате Итрий и в Лесу — только там были золотые прииски.

— Уважаемый потерявший! — крикнул таможенник, когда старший помощник уже немного отъехал от КПП. — Не забудь про мешки. — Денис ничего не понял, но на всякий случай кивнул.

Нейтен, столица одноименного Протектората, тайных надежд и скрытых чаяний старшего помощника (а что? а вдруг!) не обманул — ни вездесущего запаха дерьма, ни сточных канав, ни прочих атрибутов «развитого средневековья», типа содержимого ночного горшка на голову, так хорошо знакомых по Парангу, не наблюдалось.

И даже вовсе наоборот, имел место быть довольно чистый воздух — ну-у… как чистый? — по сравнению с третьим кольцом МКАДа — без вопросов, а так-то надо понимать, что транспорт был — или гужевой, или на себе, и если лошадкам сзади подвязывали специальные мешки, чтобы они не опорожнялись на проезжую часть, а двуногие носильщики и так этого не делали, то придумать, как лошадкам не мочиться на дороги и тротуары — да-да, имели место и тротуары! местные не сумели. Так что определенный запашок-с все же присутствовал, ибо лошадок было много — примерно, как машин в центре Москвы.

Но, главное, что поразило воображение Дениса было дорожное покрытие, начинавшееся сразу за таможенным постом и представлявшее собой что-то вроде асфальта, а может и не асфальта, а расплавленного камня, или еще чего-то в этом роде. Был местный «асфальт» серым, гладким и, на вид, каменным.

Увидев первый раз подобное — без малейших изъянов дорожное покрытие, любой наш человек с менее закаленной психикой, чем у старшего помощника, несомненно бы обалдел, а кое-кто даже охренел. Как это так? — никакой щербатой плитки — «подарка» от мэрских жен, никакого потрескавшегося и вспучившегося асфальта, положенного на снег — как такое вообще может быть?! Не может такого быть! А вот некоторые иностранцы могли бы воспринять подобную картину достаточно спокойно.

Дело в том, что кое-где к дорожному строительству относятся немного иначе, чем на нашей любимой Родине. В Китае например, за дорогу ненадлежащего качества ставят к стенке и проворовавшихся строителей и чиновников, подписавших акт приемки. Но, нам такая практика, конечно же не подойдет — останемся и без дорожников и без чиновников.

Увиденная картина вызвала в сознании старшего помощника когнитивный диссонанс — как-то не так он, причем не понаслышке, а базируясь на собственном опыте, представлял местные реалии, и на тебе — вот такие приятные неожиданности! Несомненно Нейтен был ближе к благословенному Бакару, чем к сгинувшему в атомном пламени Парангу, что не могло не радовать. Когнитивный диссонанс оказался со знаком плюс, что бывает очень нечасто, но, к счастью, все-таки бывает!

Денис неторопливо, глазея по сторонам, как замшелый провинциал, впервые в жизни попавший в мегаполис, перемещался в пространстве, соблюдая все правила местного дорожного движения, которых, кстати говоря, и не было вовсе — каждый ехал и шел, как хотел, и именно так поступил старший помощник — выбрал направление и продвигался от переправы через Ортано к центру города.

Внезапно ему припомнились слова неизвестно когда и где слышанной песни, не дословно, но что-то вроде: «… я гулял на склоне дня, глядел на шлюх и мирно кушал пончик…». Денис поймал себя на том, что именно этим и занимается, единственно, что прогулка была конная и не было пончика. И так ему внезапно захотелось есть, что старший помощник начал интенсивно вертеть головой и принюхиваться, чтобы отыскать место, где ему подадут вожделенный «пончик».

Долго принюхиваться и приглядываться ему не пришлось — требуемое заведение нашлось буквально в двух шагах. Хозяин небольшого ресторанчика, или кафе, а может и трактира — черт его разберет, какой статус был у заведения, несмотря на ранний час уже гостеприимно распахнул двери, выставил под навес столы и стулья, а самое главное — в глубине общепитовской точки что-то шкворчало и вкусно пахло. Старший помощник решительно двинул кони (в буквальном смысле этого слова) в выбранном направлении, но, добраться до финиша не успел. Дорогу ему преградил конный патруль, вынырнувший неожиданно, словно чертик из табакерки, из-за угла.

То, что это местные менты, сомнению не подлежало: надменные, откормленные морды, спесивое выражение на лицах, уверенность во взглядах, одинаковая форма и общая аура власти. Кстати говоря, все трое были благородными — два потерявших и один третий наследник. Двое были совсем молодые — лет по двадцать, максимум — двадцать пять и третий «дядька» лет сорока. Молодые были крепкими, но уже начавшими заплывать жирком от хорошей жизни, а вот «дядька» наоборот — был поджарым и жилистым. Оценив одним взглядом обстановку, Денис решил первым, в случае чего, валить «дядьку», как самого опасного.

Такой воинственный настрой старшего помощника был обусловлен двумя причинами.

Первая — насколько мог доверять Денис своим «языкам» — потерявшему Генриху ла Меда и четвертому наследнику Ульриху ла Тая, а он мог им доверять, потому что лжи во время допроса не почувствовал, в Протекторатах царило самое справедливое право на свете — право сильного. Все остальные «права» от лукавого, ибо ни в одном обществе сына судьи не судят той же мерой, что сына крестьянина и предназначены они лишь для обмана слабых сильными, чтобы внушить им, что они равны перед Законом. Вот право сильного старший помощник и собирался применить на практике.

Вторая причина заключалась в том, что уж больно надоело Денису еще на Земле сдерживаться в общении с этой братией — его чуть нервный тик не хватил от сдержанности. Поэтому, больше никаких компромиссов — наехали — получи! Конечно, итог разборок мог быть разным, но в том, что в шкире, кадате и с наниками в крови он эти трех стражников разделает, как бог черепаху, Денис не сомневался.

Правда, не исключено, что после «разделки» придется сматывать удочки — вполне вероятно, что местный Лорд-маг искренне полагает, что право сильного может быть только у него и его приближенных, а не у разных мутных челов, не пойми откуда взявшихся. Поэтому старший помощник, предпочитавший всегда иметь не только план «А», когда все идет по плану (пардон за тавтологию), но и план «Б», вступавший в силу, когда план «А» летел псу под хвост, начал срочно вспоминать, что ему известно о местной географии, чтобы знать куда бежать, ежели местные власти всерьез обидятся.

Ближе всех, понятное дело, находился Лесной Край, но, во-первых — туда не хотелось — что там в глуши делать? Да и вообще, Денис только что оттуда. А, во-вторых, паром мгновенно не уйдет, будет ждать пока пассажиры не накопятся — примерно, как в маршрутке на конечной и прижать там старшего помощника, пока он будет дожидаться отправления, труда не составит.

А там уже, как карта ляжет — смотря кого отправят на его усмирение. Если бездарных — это одно дело, а если магов, то совсем другое. Но, главное, каких магов. Если таких, как один из «языков» — младший медный Искусник Торез, он же потерявший Генрих ла Меда, то и хрен-то с ним! Пусть посылают. Но, могут и других, посильнее, да и вообще, по информации, полученной во время допроса «языков», с магами все было не так сладко, как хотелось бы старшему помощнику.