— Готово, — сказал Шивер.

Он закрепил створки. Сквозь стекло было видно, как к широким ступенькам приподнятым задом уже выруливает эвакуатор.

— Так, — прорезался голос шефа, — около сотни человек зафиксировано на крыше.

Камил показал Шиверу и Грому подниматься к нему.

— И чего они хотят?

— Спроси их! — раздражился шеф. — Я не могу заглядывать в их головы, для этого у нас есть признанные специалисты.

— Там критическая ситуация?

Шеф взял паузу.

Камил представил, как тот, щурясь, смотрит на выведенную на стол голографическую картинку, передаваемую с коптера.

— Кажется, нет. Не понятно. Часть людей раздеты до пояса.

— Понял, — сказал Камил.

— Ни черта ты не понял! — взревел шеф и отрубил связь.

— Шеф нервничает, — сказал Камил команде. — Так, первая — Б-три. Пак!

— Норма, — ответил Пак.

— Принято.

Дверь квартиры Б-три ничем не отличалась от дверей справа и слева по радиусу. Серая. Крепкая. Шивер и Гром расположились чуть сзади. Пак контролировал пандусы.

Шелестела вентиляция.

Тепловой отпечаток в квартире не стоял на месте, его мотало из стороны в сторону — кажется, человек в волнении ходил по комнатам. Некто Ребров Виктор Астурович собственной персоной, судя по информации с браслета. Художник-визуализатор.

Камил поднял руку.

Ребята за спиной напряглись. Снизу донеслось позвякивание — носилки, словно учуяв возможность поживы, торопились за клиентами. Сюр какой-то. Группа спецов и стадо носилок. И «психи» в ожидании.

— Виктор Астурович! — Камил нажал на пластинку дверного коммуникатора. — Виктор Астурович, откройте, пожалуйста!

Тепловое пятно на сканере испуганно подпрыгнуло вверх, а потом стремительно приблизилось к двери.

— Кто там? — услышал Камил напряженный голос.

— Спасатели.

— Скажите пароль.

— Что?

— Кодовое слово! — голос Виктора Астуровича завибрировал нервными нотками. — Кодовое слово на случай непредвиденной, экстраординарной ситуации!

— Ситуация взята под контроль, — сказал Камил.

— А пришельцы?

— Какие пришельцы?

— Х-ха!

Сквозь дверь овалом протаяло лицо художника-визуализатора. Глаза вытаращены, волосы выгибаются рыжими иглами, на худых щеках — серая щетина и розовые пятна краски. Вот и пойми, это от Прорыва или с художниками всегда так?

Кроме того, кажется, он был гол.

— Вы что, ничего не знаете? — прошептал Ребров.

— Чего не знаю? — удивился Камил.

— Мы все захвачены!

— И я?

— Все! — уверенно сказал художник.

— И зачем мы им? — спросил Камил.

— Тише!

Лицо пропало.

— По-моему, с ним не стоит церемониться, — сказал Пак по каналу связи.

— Поддерживаю, — произнес Гром. — Камил, у нас еще двадцать четыре этажа впереди. Выбиваем дверь, иглу в лоб, идем дальше.

— Как у вас все просто, — вздохнул Камил.

— Вы еще здесь?

Художник-визуализатор возник вновь и за короткое время отсутствия успел испачкать нос желтым.

— Да, я здесь, — подтвердил Камил.

— Очень хорошо, — сказал Ребров, прижимая пальцы к подбородку. — На чем мы остановились?

— На том, что все мы захвачены.

— Да! Пришельцы!

— И поэтому вы мне не откроете.

— Несомненно, — энергично закивал Виктор Астурович. — Нам лучше всем оставаться на своих местах.

— Но, может быть, вы успели запомнить, как они выглядят? — спросил Камил. — Мы испытываем недостаток информации.

Он отпихнул ногой сунувшиеся было к нему носилки, и они, к счастью, уплыли вбок.

— А я их даже зарисовал! — радостно объявил художник-визуализатор. — Зарисовал! Это дикое, совершенно невозможное везение!

— Покажете?

— Труд еще не завершен. Понимаете, нет цельности. Я рисую на стенах. Мне приходится дробить общую композицию.

— Как же быть? — огорчился Камил.

— Вам очень нужно? — сочувственно спросил Ребров.

Камил кивнул.

— Хорошо, — решился визуализатор, звонко хлопнув себя по голой груди, — я пущу вас. Но ненадолго. Мне надо работать, понимаете? Творить!

Дверь поплыла в сторону.

Пок!

— Э-э…

В глазах Виктора Астуровича мелькнуло удивление от прилетевшей из пустоты и впившейся в его плечо тонкой иглы, а затем он медленно повалился вглубь квартиры — все-таки не совсем голый, в какой-то набедренной повязке, скроенной то ли из шторы, то ли из простыни.

Камил успел подхватить художника у самого пола. Пятки у него были в краске, грудь — в мелких пятнышках серебрянки.

Носилки настырно лезли в дверной проем.

Камил уложил Реброва на пластик, привычно защелкнул фиксаторы и отправил тело вниз к эвакуатору.

Н-да, инопланетяне.

Он быстро прошел по комнатам. Никого больше. Со стен смотрели на него оранжево-синие существа, похожие на китов с человеческими руками. Глаз у них было разное количество. Немаленьким стадом плыли они куда-то по искристым, мастерски выписанным волнам со стены на стену. Банки с краской стояли на полу, подоконниках и даже на кровати, пачкая постельное белье.

Как оно все непросто повернулось у Виктора Астуровича.

Камил бросил взгляд на эмофон. Терпимо. Но голова слегка плывет. Не от оранжево ли синих нездешних ребят?

— Пак, — распорядился он, вернувшись на радиальную площадку, — дальше идешь первым номером. Я вторым, на контроле.

— Принял.

Пак сделался видимым. Камил в свою очередь включил «невидимку» и взял правее, чтобы при критической ситуации иметь обзор впереди Пака. Обычная практика. Шивер слева. Гром замыкает.

Пискнул браслет. Кто-то вышел на связь.

— Да, — проронил Камил, следуя за ведущим к номерам Б-двенадцать и Б-тринадцать.

— Это Сибель, — дохнул в ухо голос давешнего знакомца из психологической помощи. — Вы просили сообщить, если к нам попадет девушка по имени Ирина Леттава.

— Да, — сказал Камил.

— Ее идентифицировали.

— С ней все в порядке?

Сибель помедлил.

— Собственно, в большей степени. Сильно порезана рука. Общее депрессивное состояние. Но, думаю, ничего критичного.

— Спасибо, — сказал Камил. — Куда вы ее повезете?

— Скорее всего, уже в «Солань».

— Как мне можно будет ее найти?

— Я скину вам маркер.

— Хорошо.

— Да, — добавил Сибель, — какое-то время будет действовать карантин, пять-семь дней, потом санатории и базы откроют для посещения.

— Я понял.

— Ваше общество ей будет необходимо. Родственники и близкие люди часто обладают лучшим терапевтическим эффектом, чем все наши методики.

— Да, спасибо.

Камил отключился и почти не глядя вколол себе стабилизатор. Что там на эмофоне? Медленно ползем из темно-оранжевого в желтый. Ну и хорошо. Ирка нашлась, живая. На время можно выкинуть из головы. Пак уже стучал в Б-двенадцать.

— Иван Леонидович!

Два тепловых оттиска за дверью лежали на полу. Словно загорающие на пляже. Не шевелились, точнее, не делали резких или амплитудных движений. Один позволил себе поворот головы, другой легко качнул стопой. Никакой реакции на голос.

Может, думают, что таким образом их не видно?

— Дарья Тимуровна!

Присев на колено на приблизительно равном удалении от лифтов и от квартиры, Камил привычно взял дверь на мушку.

— Граждане жильцы!

Пак прижал к электронному замку карточку универсального ключа. Дверь отъехала в стену, открывая овальную, всю в половичках прихожую.

— Иван Леонидович, Дарья Тимуровна, мы спасатели.

Пак двинулся внутрь, придерживаясь левой стороны. Камил пошел следом, забирая вправо. За спиной звякнули нетерпеливые носилки.

Оба жильца на Пака никак не отреагировали. И Иван Леонидович, и Дарья Тимуровна, похоже, не осознавали, ни где находятся, ни кто, собственно, и по какой причине вломился к ним в квартиру. Единственное, что сказала женщина, когда Камил фиксировал ее на носиках, это:

— Как мило.

Но улыбнулась не ему, а куда-то в сторону, на ком-то невидимом сосредоточив взгляд. Камил обернулся. Никого. Потом запоздало подумал, что это уловка, но Дарья Тимуровна не сделала попытки даже приподнять голову.