— Наконец остались каких-то жалких 20 минут, и всё закончится, — со вздохом облегчения вымолвил лётчик.

— Комар, всё только начнётся, — проворчал в ответ другой.

— Мы с тобой говорим о разном, Муравей, — заспорил первый. — Мне надоело протирать зад и ничего не делать.

— Как ты вообще умудрился пойти в разведчики!? — раздался мелодичный женский голос.

— В разведчики-диверсанты, — поправил её мужчина.

— Ох, простите, — продолжила подтрунивать она.

— Оса, тебе ли не знать? — лениво проговорил он и на секунду замолкнув, уже с улыбкой в голосе добавил. — Я всегда любил пакостничать.

— Тогда понятно, почему ты Комар. Такой же бесячий, — подключился к разговору третий мужчина.

— Я Комар, потому что Комаров. А вот ты Жук, Данила, потому что слишком хитрожопый.

Оса не удержалась и рассмеялась в голос. Как, впрочем, и остальные мужчины. Сидя, каждый в своём звездолёте, единственное, как они могли себя развлечь — это подшучивать друг над другом. Четверо мужчин и одна девушка вот уже сутки дрейфовали в космосе, ожидая выхода из гиперпространства своих.

Четвёртый мужчина, Шмель, был капитаном этой шайки и обычно не принимал участия в таких разговорах. Держал субординацию. Но с удовольствием слушал и безмолвно смеялся каждой шутке.

Они болтались в космосе не просто так.

Тратхары уже около двух месяцев пытались завладеть звёздной системой Сириус, но, к счастью, пока им это не удалось. После очередной безуспешной атаки, они ушли в гипер. И в тот же миг скакнули ещё пять маленьких, но юрких звездолёта-разведчика. Светляки. Так их называли между собой пилоты. Выйдя из гипера одновременно с врагом, они быстро включили режим невидимости и разлетелись в разные стороны. Тратхарских кораблей вернулось на базу много, поэтому разрыв пространства был большой, и понять, что они пришли не одни, тратхары не смогли, и диверсанты остались незамеченными.

У пятёрки было задание: расставить мины на крупные вражеские корабли, дать точные координаты для высадки союзнических сил и за минуту до их выхода из гипера подорвать мины.

Мины были давно расставлены и укрыты стелс-технологией, координаты сутки назад были отправлены, и диверсантам оставалось только ждать развязки.

Чем они и занимались, спокойно дурачась, зная, что их не услышат. Благо некоторые технологии такие, как скрытая радиосвязь, манёвренность или стелс-технологии у людей были лучше. Это позволяло спокойно партизанить и шпионить без вреда для диверсантов.

Теперь позволяло, а когда война только началась, тратхары довольно быстро находили разведчиков, укрытых стелс-технологией. Только спустя время мы поняли, что тратхары видят не сам звездолёт, а его оружие. С тех пор на звездолётах-разведчиках его не было, и потери среди наших шпионов уменьшились в разы. Но из-за отсутствия оружия на кораблях довольно долгое время (по военным меркам) разведчики были только разведчиками. Это длилось до тех пор, пока наши учёные не создали мину, не отслеживаемую сканером врага. Плюс со временем добавилась манёвренность и скорость, и разведчики стали устраивать отличные диверсии.

Жаль нельзя было развернуться на полную катушку. Мешала маленькая скорость в режиме невидимости. Быть быстрым и незаметным, к сожалению, технологии пока не позволяли.

— Рты закрыли! — рявкнул Шмель. — У нас проблемы.

Пару секунду в эфире была тишина. Система зафиксировала крупное перемещение в гиперпространстве. Несколько секунд все молча всматривались в монитор.

— Чёрт! — выругался Жук.

На экранах появились пять новых точек. Это были вражеские эсминцы.

— Они встали прям у точки выхода союзнических кораблей! Если срочно что-нибудь не придумаем, операция будет провалена, — затрещал Комар.

— Нужно отвлечь их, — предложила Оса. — Подорвать одну из мин в центре их флота. Они должны будут заинтересоваться.

— Не вариант, — ответил Муравей. — Они могут посчитать это технической неполадкой. А если воспримут всерьёз, могут, наоборот, занять оборонительную позицию. Нужно поковырять палкой в осином гнезде. Выбесить их.

На секунду эфир затих. Муравей был прав. Все это понимали, как и то, что тот, кто засветится, скорее всего погибнет.

— Как знал, что надо оставить пару мин про запас, — без тени сомнения, вымолвил капитан.

Его решение было очевидным.

— Нет, я пойду! — запротестовал Жук.

— Я тоже против! — добавила Оса. — Я пойду!

— Мы все пойдём! — вторил ей Комар.

— Согласен, — подтвердил Муравей.

— Нет. Я нахожусь ближе всего. За такое короткое время в режиме невидимости, вы не успеете добраться. И разве у кого-то из вас остались мины?

Все промолчали. Знали, что он прав.

— Но, — в последний раз попыталась возразить Оса.

— Никаких “но”, Оса! Это приказ! — резко прервал её Шмель.

В эфире наступила тишина. Четверо лётчиков наблюдали в монитор, как их капитан ставил оставшиеся две мины на двух эсминцев, стоявших в центре пятёрки. Когда дело было сделано, до выхода наших кораблей из гиперпространства оставалось четыре минуты. Времени на раздумья больше не было.

— Комар, Жук, Муравей, Оса, для меня было честью сражаться с вами плечом к плечу! Подорвите этих тварей за меня! — сказал и отключился.

Яна

Уже около десяти минут он ехал на гироскутере по улице Гоголя в старых Химках. Ближе к десятому дому транспортный шаттл остановиться при всём желании не мог. Погода была мерзкой, под стать его настроению. Шёл дождик. Такой мелкий, неприятный. Из-за порывистого ветра включать купол над головой было бессмысленно, так что, укутавшись в свой плащ, он старался ехать как можно быстрее. Он весь продрог и пока объезжал последнюю детскую площадку, успел пожалеть, что приехал ко мне именно сегодня, но в его плотном графике это был единственный день, когда он мог со мной встретиться. А других я бы слушать не стала.

Обогнув детский сад, он наконец добрался до десятого дома. Перед тем как зайти в мой подъезд, он поднял голову и взглянул в окно на четвёртом этаже. Оно было закрыто и затемнено. Нельзя было понять, дома ли я, но всё же он надеялся найти меня там.

Прежде чем брать штурмом квартиру, он искал меня в других возможных местах. Но меня не то, что там не было, меня там уже много месяцев не видели. Так что квартира была последним шансом.

Сначала он звонил в звонок. Долго звонил. В ответ была лишь тишина. Тогда он достал ключ из кармана плаща и вставив в замок, повернул.

На скрип раздвигающейся двери никто не вышел. И когда она с таким же скрипом закрылась тоже. Его встретил лишь душный, тёмный коридор. Он включил свет и тяжело вздохнул. Всё было намного хуже, чем он предполагал. Я не просто стала нелюдимой, я забросила себя.

Уличная обувь валялась у двери в одной общей куче, а пол был весь в песке и следах от ботинок. Прислонив к стене гироскутер, он повесил плащ на свободный крючок, а на тумбу положил фуражку. Желания снимать свои сапоги у него не было никакого, но воспитание не позволяло ходить по квартире в уличной обуви. Открыв обувницу, он нашёл там пару потёртых тапок и с облегчением переобулся.

Пройдя по коридору пару шагов, он открыл дверь на кухню и тут же закрыл. Грязная посуда в раковине и не только, крошки и огрызки, пустые упаковки от фастфуда на столе. Такого бардака он за всю жизнь не видел. С тем набором домашних помощников, что есть в каждой квартире, у самой ленивой и неопрятной хозяйки всегда будет идеальный порядок.

Он с грустью вспомнил свой первый визит сюда. Здесь было не только чисто, но и уютно, тепло. Здесь было приятно находиться. Но тогда и я была счастлива.

А сейчас моя душа была мертва. И пусть он знал это, всё равно осуждал мой образ жизни. По его мнению, я могла хотя бы включить робота-уборщика и продолжать страдать дальше. Но робот стоял в дальнем углу, уже давно сам покрытый пылью. Жить так — было моим осознанным выбором, и к его мнению я не прислушивалась.