— Яна, вы можете. Вы просто не хотите.

— Не хочу, — не стала увиливать. — И не могу.

Ирина замолчала. Я тоже. Прождав пару минут, решила уйти.

— Я устала. Если вы не против, давайте на сегодня закончим.

— Я не против, — ответила она. — Только, Яна, прежде чем вы уйдёте, я хотела кое о чём вас предупредить.

Я обернулась, ожидая продолжения.

— Если вы в пятницу возьмёте отгул, допуска вам не видать.

Я почувствовала себя гранатой, из которой выдернули чеку.

— Вы садистка!? — прошипела я.

— Вам нельзя оставаться одной, — твёрдо добавила Ирина и уже с нажимом проговорила. — Вы будете работать! Хватить вариться в собственном соку. От этого все ваши беды и мучения.

Мне много чего хотелось ей высказать, но я молчала. Она была непрошибаема, и мои доводы её не интересовали. А воспитание не позволяло опуститься до оскорблений, но очень хотелось. В итоге, не найдя что сказать, выскочила вон из кабинета. И что бы вы думали? Правильно. Я вновь влетела в кронца.

— Опять вы!?

Я была на грани. К горлу подступал ком и я, не дожидаясь его ответа, ушла. В глазах начала появляться пелена, и, завернув за угол, я побежала. Быстрее, быстрее в свою комнату. Я была обязана успеть, чтобы никто не увидел моих слёз. Стоило двери закрыться за мной, как меня прорвало. Слёзы потекли ручьём. Я прижалась затылком к стене и медленно сползла на пол. Обхватив колени, спрятала в них лицо и продолжила рыдать. Свет не включала. Он был мне не нужен. В тот момент он казался мне врагом, которому пришлось бы сопротивляться. Тьма же обволакивала, позволяла погрузиться с головой в свои чувства, забыв обо всём остальном.

Я была уверена, что в ЭТОТ день начну пить прямо с утра. Всегда так думала. Но я так же думала, что до этого дня моя жизнь не изменится. Она будет уединённой, закрытой. Но, нет. Оказавшись среди людей, я не могла себе позволить следовать своему плану.

Ещё за пару дней до этой невыносимо-прожигающей мою душу даты, вокруг начались волнения. Все были воодушевлены подвигом воинов и с новой силой взахлёб обсуждали те события и основных героев. Я знала, что этот день объявили праздничным на государственном уровне. Рабочий день не отменили, но позволяли отметить его в честь переломного момента в войне.

И конечно же, наше училище не стало исключением. Уже во вторник я узнала, что в пятницу после занятий в большом зале устроят вечеринку для студентов, а преподаватели должны будут присутствовать для контроля. И естественно, я была в их числе. Мне требовалось огромное усилие воли, чтобы не завопить от отчаяния во время собрания. Ногти с силой, практически до крови, впились в кожу ладоней. Физическая боль слабо притупляла душевную, но всё же помогала держать лицо.

Тильд на меня внимания не обращал. Не знаю, что послужило переменам в его поведении, но он развернул его на 180°. Настойчивый интерес перешёл в абсолютное равнодушие, даря мне облегчение. Я и не замечала, как была раньше напряжена из-за него.

Лекции проходили ужасно. Я была злая, раздражённая и срывалась на студентов. В глубине души знала, что они не при чём, но ничего не могла с собой поделать. Добивало то, что они уже со среды стали задавать мне вопросы о тех событиях. Догадываясь, что в пятницу мне от них не отвертеться, жёстко давала понять, что в годовщину они всё узнают, но ни днём раньше.

Очередную бутылку коньяка я всё же заранее купила. На вечер. А на утро запаслась успокоительными. То, что они мне понадобятся, сомнений не возникало. Ещё не хватало расплакаться на лекции.

В пятницу, закинув в себя утром пару таблеток, а остальные положив в карман, я пошла на первую лекцию. Лекарство не поднимало настроения, заставляя любить людей и радоваться жизни, но притупляло боль, позволяя оставаться спокойной.

Атмосфера вокруг была праздничная. На всех возможных экранах в коридорах, в кабинетах, в столовой красовались фото с главными героями, видео с фрагментами сражения. И разговоры только об одном. Таблетки подействовали, помогая мне абстрагироваться от всего этого.

Лекции на удивление проходили спокойно. Хотя поводов для переживаний у меня было предостаточно.

Как и обещала им, мне пришлось рассказать о задании разведчиков. О нашем задании. И хотя они были уже давно изучены вдоль и поперёк, естественно, никто из студентов не углублялся в детали. Моя задача была объяснить им каждый наш шаг.

Спустя несколько занятий я начала верить, что день пройдёт безболезненно. Но не тут-то было. Последняя лекция проходила у моей "любимой" группы с сержантом Весловым во главе. Почти сразу всё пошло наперекосяк.

— Красные точки — тратхары. Заданием разведчиков было установление мин ловушек, чтобы дезориентировать и где-то нейтрализовать противника в момент вторжения наших кораблей. Места с активированными минами указаны синими точками. Зелёные точки — расположение светляков после завершения подготовительной работы.

— Майор, разрешите обратиться? — для формальности официально обратился сержант Моро, перебив меня. И не дождавшись моего разрешения, продолжил. — Мы это всё уже и так знаем назубок. Мы надеялись, вы расскажете нам что-нибудь, чего мы не знаем.

Правильнее было одёрнуть наглеца, но я почему-то этого не сделала. Вместо этого облокотилась о стол и устало спросила.

— Например?

— Что стало с Ульяной Тихоновой? — с благоговейным трепетом выкрикнула с места сержант Брюне, не дав своему одногруппнику и шанса спросить первым. Я всегда относила её к числу тихих ботаников и такого окрика от неё не ожидала.

— Ничего не стало, — пробурчала я.

— Но почему она никак не участвовала в сражении!? Как только наши корабли вышли из гипера, она никак не проявляла себя! — сержант говорила с пылом, в глазах горел огонь.

— Вы её фанатка что ли? — не успев осознать, спросила.

— А как же! Она мой кумир! Только из-за неё я хотела бы стать разведчиком!

Ещё несколько девушек встрепенулись, готовые подтвердить её слова.

— Странные вы.

"Зачем я продолжаю этот разговор!?" — ругалась на себя.

— Майор, вы неправы! — поддержала одногруппницу сержант Василькова. — Она закончила училище с отличием, сражалась с тратхарами практически с самого начала войны. А уж как виртуозно она выполняла все свои задания! Что не мешало ей оставаться ослепительной.

Несколько парней одобрительно закивали. Я молчала. Было очень неожиданно услышать такую оценку Ульяны. В душе царапнуло.

— Так вы расскажете про майора Тихонову? — осторожно повторила свой вопрос сержант Брюне.

— Она не могла участвовать в сражении дальше. Рядом с ней прогремел мощный взрыв. От его волны было повреждено затемнение, и она фактически ослепла.

— Взрыв!? — зашептались между собой студенты. — Какой? Когда?

— Вы говорите, что досконально изучили полет разведчиков, — вмешалась в перешёптывания я, заставляя всех притихнуть. — Но неужели вы рассматривали их действия индивидуально? — все промолчали. — Тогда взгляните сюда.

Поколдовав над компьютером, я открыла карту системы Сириус и активировала все точки на мониторе за двенадцать минут до выхода наших кораблей из гипера. Четыре зелёные точки стояли на месте, а пятая двигалась. Рядом с ней загорелись две синие точки.

— Капитан поставил мины на эсминцы врага, — на всякий случай уточнила я.

Через несколько секунд они потухли. Пятая зелёная точка пришла в движение, как и несколько красных. И чем дольше зелёный убегал, чем больше красных следовало за ним. Спустя несколько минут всё закончилось. Зелёный огонёк погас, а красные замедлились.

Я вяло наблюдала за происходящим, уже в пятый раз за день. Но чем дольше я смотрела, тем больше вспоминались те минуты, только в реальном времени. В душе стали накатывать эмоции, что обуревали меня тогда.

— Майор! — закричал Веслов.

— Ты чего орёшь? — разозлилась я.

— Вы не отзывались, — недовольно ответил он.