Лично Жак считал, что следующей их целью станет император. Последний, судя по всему, считал точно так же, ибо в спешном порядке перебрался в Версаль и запретил въезд туда для кого-либо, также выставив утроенную охрану. По слухам, все полы в версальских дворцах вскрывали и проверяли на предмет подкопов.

Но для Жака главное даже не возможная гибель императора. Дело, заведённое на него жандармерией, сгорело к чертям, поэтому он вроде как не под следствием. Он специально узнавал: инспекторы, которые вели его дело, погибли под завалами, поэтому его не будет никто преследовать.

«А как хорошо они подобрали время: в момент обрушения здания как раз происходила смена дежурных», – подумал Жак, закрывая портфель.

Из-за удачного времени погибло максимальное число так ненавидимых Жаком жандармов, в том числе и упомянутые инспекторы.

Хаоса, которого ожидал Жак в первые дни после самого массового теракта якобинцев в истории, не состоялось. Да, в главном департаменте заседали самые большие шишки жандармов, но их гибель не означала, что остальные департаменты стали вдруг беспомощны. Наоборот, они действовали с удивительной эффективностью и встретили собравшихся сеять разруху и учинять грабёж горожан резиновыми пулями и деревянными дубинками.

Была надежда на то, что это ещё не конец и они устроят этим зажравшимся холуям, но это не значит, что нужно бесцельно ждать развития событий.

К каждой книге авторства Карла Маркса, который, как разнесла молва, был убит очень давно за океаном, прилагалась инструкция к действию. И согласно этой инструкции любому желающему предлагалось организовать марксистский кружок, в котором собрать надёжных людей, вместе с которыми изучать теорию.

Жак кружка не создавал, но вступил в действующий, организованный Паулем Смитом, владельцем небольшой лавки по торговле одеждой. В её подсобке они и собираются, обсуждая непонятные моменты из трудов Маркса.

Только вот безопасно продолжалось это лишь до позавчерашнего дня.

Фараоны начали активную деятельность по выявлению и уничтожению марксистских кружков, собираться стало опасно, каждый мог предать. Но был придуман альтернативный способ общения: они обмениваются списками из «Капитала» с комментариями в неприметных безлюдных местах и таким образом продолжают деятельность кружка.

– Проклятье… – прошептал Леонард. – Фараоны…

Жак развернулся и увидел тройку жандармов, с недобрыми улыбками из-под усов, движущихся в их направлении.

– Ну нет, живым не дамся, суки! – Леонард выхватил пневматический пистолет и разрядил его в кинувшихся к укрытиям жандармов. – Бежим!

Один из жандармов был надёжно убит, завалившись с кровавым отверстием вместо носа, но двое открыли ответный огонь. Засвистели пули, сопровождаемые сиплыми выдохами пневматических карабинов, коими вооружали жандармов. Самодельная броня, которую изготавливали городские бандиты из книг и досок, не защищала от них.

По левой руке Жака очень больно чиркнула пуля, но он не сбавлял скорости бега и завернул за доходный дом.

– Теперь не отцепятся! – воскликнул он, догнав Леонарда. – Что ты наделал?!

– Нам и так гильотина за бумаги в твоём портфеле! – резонно ответил тот. – Бежим к трущобам!

И они побежали. Словесные портреты жандармы умеют давать очень точно, поэтому им рано или поздно придёт конец. Пусть картотека с данными Жака сгорела в ярком пламени, но это не значит, что жандармы совсем ослепли и разучились работать…

Всё равно, сдаваться Жак не собирался. На кону жизнь.

//Французская империя, г. Париж, трущобы, 31 июля 1860 года//

Арким молча шёл пригнувшись в окружении новых соратников.

Удалось наладить контакт с некоторыми стихийно возникшими марксистскими кружками, в которые вступали совершенно разные люди, но преимущественно рабочие.

Париж – это город рабочих. Больше нигде в мире нет такой концентрации предприятий на один квадратный километр. Заводы поглощают сырьё и рабочих, выдавая в итоге готовый к продаже продукт. Сырьё поставляется из многочисленных колоний, а рабочие поставляются из порта и трущоб.

Национальный состав очень пёстрый: мавры из африканских колоний, у которых на родине полная задница из-за почти двадцатилетнего военного положения и карательных акций против населения, германцы из земель бывшей империи, где до сих пор зачем-то выжигают лютеранство, итальянцы, у которых всё относительно неплохо, но есть проблема перенаселённости, англичане, родину которых фактически превратили в колонию и проводят там очень жестокую опустошительную политику, русские, которые прибывали во Францию в поисках лучшей жизни, ведь на родине из-за до сих пор выплачиваемой государственной контрибуции совсем тяжело, поляки, прибывшие искать счастья в Столицу мира, но нашедшие здесь тяжкий труд за гроши, разного рода балканцы, турки, шведы, норвежцы, голландцы, бельгийцы – десятки народностей искали лучшей жизни в Париже.

Но здесь её давно уже нет.

Город на военном положении, трущобы оцеплены армейскими частями, выход только по пропускам, ничего вывозить отсюда больше нельзя, завозить тем более. Власти разумно решили огородиться от генерирующих проблемы районов.

Только Арким как никто другой знал, что это не решение проблемы, а её усугубление.

Из города раньше хоть как-то поступала еда, а теперь ситуация стала критической. Но в Версале не понимают, что наоборот, действуют на пользу Аркиму.

Голод – это крайне надёжный мотиватор. То, чем природа толкает существо к действию.

Нет, Арким не зверь, он понимал, что доводить до крайности нельзя, поэтому через учреждённое Флорентиной закрытое акционерное общество «Cornes et sabots» закупал продовольствие и через катакомбы передавал в трущобы, но это была капля в море.

Париж сейчас, по данным прошлогодней переписи населения, населяет четыре миллиона жителей, две трети из которых проживают в трущобах.

Отрежь две трети населения города от еды – получишь голодный бунт, самый страшный бунт из возможных, причём склонный перетечь в революцию.

Возможно, инициировавшие изоляцию трущоб власти понимали, что вызывают своими действиями голод, но решили «преподать урок охамевшей черни». Было бы очень глупо, будь оно так.

Меч шёл в окружении соратников: рядом с ним гордо шествовали Виктор Гюго, Эжен Варлен, Шарль Делеклюз, а также Рауль Риго с Гюставом Флурансом. Последние двое – новички в их движении, которые присоединились две недели назад.

За их спинами шла стихийно собравшаяся огромная толпа рабочих и прочих обитателей трущоб. Сегодня они хотят поговорить с правительством о происходящем в городе.

Жюль Ферри, текущий мэр Парижа, назначил встречу у района Монлери, где располагается вход в трущобы.

Беспрецедентное перекрытие города на две части силами армии – это не всё, что придумал неизвестный кризис-менеджер: в трущобы также прорываются карательные отряды, которые избивают всех встреченных и вламываются в дома, чтобы найти внезапно всплывших якобинцев.

«Трудно найти чёрную кошку в тёмной комнате, особенно когда её там нет», – усмехнулся Арким мысленно.

Также он получил известия от Флорентины, до теракта перебравшейся в центр Парижа, что за голову «высокого здоровенного мужика в плаще» платят десять тысяч франков, за живого Виктора Гюго нынче дают сто пятьдесят тысяч франков, а за любого вида Варлена и Делеклюза Версаль готов расстаться с двадцатью тысячами франков за каждого.

Аркима считают тупым исполнителем, ибо стереотип о том, что амбалы как правило туповаты, преобладает во все времена. Гюго, по всей видимости, считается главным организатором, так как был замечен в «неправильной публицистике», то есть писал неприятные текущей власти вещи, а Варлен и Делеклюз считаются его замами, которых тоже желательно устранить.

Примерно тридцатитысячная толпа остановилась вслед за Гюго, пристально смотрящим на вскинутые солдатские ружья.