– Вернее, это она так считает, что на то самое государство, а реально работает на кого–то покруче, за океаном, для которого это государство – только ширма. Возможно, что девушку используют«втемную».

– В правильном направлении мыслишь, – кивнул Ярослав. – Именно, что ширма. Правда, – уточнил он, – Ксения прекрасно знает, на кого работает и знает, что ее резидент – это ширма.

– Унгерну говорил?

– А чего ты так напрягся? – ухмыльнулся князь. – Начал раздваиваться? Мол, как сохранить здешние секреты, оставаясь офицером госбезопасности?

– Типа того, – буркнул я.

– Да не волнуйся ты, товарищ майор, – примирительно сказал Ярослав. – Унгерну я все рассказал при нашей встрече. Проинформировал, так сказать. Попросил его мой источник не трогать, а все остальное – на его и на твое усмотрение. Мы даже с ним о сотрудничестве договорились. Не следует тебя ставить перед выбором.

У меня отлегло от сердца. А ведь Ярослав прав. Что бы я стал делать, если бы мне в руки попал секрет, о котором не должны знать на Большой земле? И, в тоже время – я обязан был доложить об этом секрете своему непосредственному начальнику? Здесь даже пресловутая проблема д'Артаньяна не пляшет[1]. У славного гасконца стоял лишь выбор между настоящими и потенциальными друзьями, а у меня похуже.

– А как ты резидента сумел в информаторы заполучить? – поинтересовался я. – Все–таки, мы для них империя Зла. Они в русофобии даже поляков перещеголяли.

– Мы для них то, что подсказывает кошелек. Подскажет – империя Зла, будем злом. Подскажет – царство Доброты и Справедливости, будем царством. Покамест, у заморского дяди карман шире, они его больше любят. А у господина резидента – ты уж прости, имя называть не буду, работа на нас по наследству передалась. Его прапрадед на нас служил еще в те времена, когда их кусок земли Лифляндией назывался.

– Имя я и так знаю. Дзинтарс, если не ошибаюсь? Фамилии не помню, но найти и по имени можно – не самое распространенное. Явно сотрудник посольства. По возрасту не должен быть вышеатташе по чему–нибудь. Скорее всего – атташе по культуре, образованию. И, наверняка уже на крючке у моих коллег. Ну да шут с ним. Да, а почему Лифляндия интерес вызывала? Она же тогдав Российскую империю входила.

Вопрос, касающийся имени, Ярослав пропустил мимо ушей, по поводу должности отмолчался многозначительно, как это умеют делать ветераны секретных службы. А вот насчет Лифляндии сказал:

– Места там замечательные. Море, песок, янтарь валяется – только собирай. Опять–таки, Восточная Пруссия рядом, порты. Это я про прежнее время говорю. Столько информации шло – любой шпион удавится от счастья. А мы, имею в виду Застеколье, с российской разведкой всегда дружбу поддерживали. Борис покойный говорил, что к нам в гости даже граф Чернышев как–то заходил.

– Чернышев, который декабристов вешал? – уточнил я.

[1] Для тех, кто позабыл роман А.Дюма напомню, что будущий мушкетер (в роту де Тревиля его переведут позже) был поставлен перед выбором, когда кардинал Ришелье предложил ему перейти в стан «кардиналистов». д'Артаньян, которому очень хотелось это сделать, отказался из-за боязни потерять старых друзей и не приобрести новых. Очень примечательны слова Атоса: «Вы сделали то, что должны были сделать, но, может быть, вы совершили ошибку».

– Не только вешал. Он еще и военным министром был. Стало быть, в разведке толк понимал. Он же тогда первым внимание и обратил на здешние места.

– Не тогда ли, когда следствие по делу декабристов было? – блеснул я эрудицией. – Искали в здешних местах карбонариев?

– Вполне возможно, – равнодушно отозвался Ярослав. – Это надо шефа твоего трясти, он в «спецхраны» вхож. Но Чернышев не тот человек, чтобы лишние следы оставлять. Так, наметки, которые сведущему человеку помогут, а дилетанту – нет. Он, кстати, тоже из наших был, из «стекольщиков». Смешно, – улыбнулся вдруг князь. – Мы же раньше себя никак не называли. А по твоей милости – Застеколье, стекольщики.

Об ономастике я не слишком задумывался. Ну, стали называть, так и стали. Что мне теперь, брать патент на бренд «Застеколье» или «стекольщики Цитаделей»? Я думал о совпадении. Не так давно Унгерн говорил об архивах, а теперь и Ярослав наводит на эту же тему.

– В Цитадели и прочих твердынях архивы сохранились?

– А зачем?

– В смысле – зачем? – опешил я. – Для потомков, разумеется.

– А что потомки? – выпятил нижнюю губу Ярослав, что было для него нехарактерно. – Полистают, да обратно кинут. Места бумаги много занимают, мыши заводятся. Так что, мы их сразу в печь.

Впору бы написать – «немая сцена», но Ярославу я не поверил. Здесь, в Цитаделях, где время едва ли не материально, где живут люди, помнившие времена Ивана грозного, бумаги сжигать не должны. Хотя бы потому, что они могут оказаться нужными. Как тот старый план Белкиной крепости, где показаны все коммуникации, начиная от канализации и заканчивая электросетями. А есть ведь и более важные вещи, подлежащие хранению. Эх, глянуть бы, какие договора заключали прежние властители моей страны, с прежними хозяевами Цитаделей…

– Есть у нас архив, есть, – не стал тянуть быка за хвост князь. – Как без него? Точное количество не скажу, но документов – что–то около полумиллиона единиц.

– Оцифрованы?

– Кое–что, из особо хрупкого и редкого, а еще то, что часто требуется. А все подряд оцифровывать – смысла нет, – покачал головой Ярослав. – Не так уж у нас много народа, а желающих в архивах сидеть – и того меньше. В свободный доступ все равно не выложить, сети нет. Зато у нас картотека неплохая и архивисты толковые. Все, что нужно, покажут и разыщут. Если соберешься историю Застеколья писать – милости просим.

Историю здешних мест и вправду, следовало бы написать. И в архиве было бы неплохо посидеть. Но если здесь около полумиллиона единиц хранения, то даже с хорошей картотекой – работы года на два, а то и больше. Вот, разберемся со цвергами, тогда и можно будет. А историю написать нужно, в чем я убедился, работая в здешней школе. Да и на Большой земле такая книга не помешает. Пару десятков экземпляров снабдить грифом «ДСП» и передать в «спецбиблиотеки», а остальные пустить в широкую продажу. Как–никак, фантастика самый популярный жанр литературы.

– Работа для тебя есть, – сообщил Ярослав.

– В школе?

– И в школе бы надо, ребята уже о тебе спрашивали, но есть другое дело, более важное. Пора «проход» в другое место перенести.

– Какой проход? – не понял я.

– Ну, тот, что с поляны, – любезно пояснил Ярослав. –Слишком людно там стало. Даже кабаны заходить перестали – боятся. Про медведей уже и не говорю, всех разогнали. Мы с Борисом собирались проход перенести, когда твой генерал – ну, тогда еще просто полковник, нас ловить начал, но руки и не дошли. Думали, что будет, как в прежние времена – потопчутся на полянке, да и уйдут. И нам польза – всегда находились те, кто мог «проход» одолеть. А у нас, как и везде на Руси – «кадровый голод». Помнится, в году так, в пятьдесят третьем, сюда целый взвод солдат явился. Напуганы были, за автоматы хватались, окопы начали рыть. Один сержантик огонь открыл. Представляешь, что было?

Что бывает, если в Застеколье попытаться применить огнестрельное оружие, я представлял хорошо. Помню воронку, оставшуюся после выстрела из пистолета.

– Повезло, что он вдалеке от остальных был, только сам и погиб, – продолжил князь. – Мне пришлось старую форму надеть, с орденами, только так и успокоил. Потом любо дорого на парней глядеть было. Обжились, обустроились. Потом вроде бы все наладилось. Даже местные жители любопытства не проявляли.

– Давно хотел тебя спросить, – поинтересовался я. – Я ведь эту поляну, можно сказать, с детства помню. Грибы тут когда–то собирал. От нее до моей родной деревни всего–навсего десяток километров. Я эти места пузе выползал. Ну, допустим, сам я не имел способности перейти в Застеколье. А соседи? Почему никто не провалился, не пропал? Почему, скажем, никто ни разу не слышал, чтобы пропал какой–нибудь тракторист? Пахал землю, отошел по делам на полянку и, только трактор остался? Или какая доярка по грибы пошла, да и сюда забрела?