Из-за крови подруга Ирмы пришла в жуткую ярость: попыталась всадить кинжал противнику в пах, но попала, кажется, в бедро. Теперь мураддин уже кричал, что сдаётся — слишком поздно. К тому же вцепившиеся в него женщины едва ли что-то поняли: немногие из них знали местный язык.

Мятежник выл, получая уколы со всех сторон, но оставался на ногах. Он рвался то в одну сторону, то в другую — однако надеяться ему было не на что. Новобранцы уже подбежали, только не пустили в ход оружие: побоялись ранить своих. Слишком плотно обозные жёны облепили врага — и слишком яростно он из последних сил вырывался.

Ирма тоже бросилась на помощь — как раз с намерением отогнать подруг, пока кто-то ещё не пострадал. Однако всё закончилось прежде. Гретель, потерявшая в борьбе кинжал, схватила удачно подвернувшийся булыжник.

Открытый шлем врагу не помог: колени подданного Камаль-бея тотчас подкосились. Его прижали к земле, продолжая пырять кинжалами. Мятежник уже не молил о пощаде: издавал только что-то нечленораздельное.

Гретель растолкала подруг и занесла булыжник высоко над головой. Что случилось с лицом мураддина, Ирма догадалась по звуку: предпочла вовремя отвернуться.

— Вот сссука! Это дерьмо не отмоешь… — шипела блондинка, стараясь хоть как-то вытереть и распутать волосы.

Волосами она крайне гордилась, и не зря. Ирма всегда считала, что подруга гораздо красивее неё.

— А вы, дебилы, чего встали? Яне помогите, вашу мать! Если с ней что-то!.. — теперь Гретель кричала уже на рекрутов.

Непонятно, чем и кому она грозила на случай, если с Яной «что-то». Однако спорить с Гретель в такой момент осмелился бы и не каждый младший офицер — нрав красавица имела суровый.

Рекрутам и правда стоило быть внимательнее, но порыв женщин показался Ирме большой глупостью. Далеко бы этот мураддин убежал? Куда бы он делся из Фадла?

Яна пыталась остановить кровь из носа и проверяла, на месте ли зубы. Но ничего страшного с ней уж точно не случилось. Новобранцы помогли девушке встать. Тем временем мятежнику отрезали пальцы: перстни на них не поддавались, зато блестели заманчиво. Ноги умирающего ещё подёргивались, когда с них стащили новенькие сапоги.

Под шумок улицу пересекли какие-то бедняки, до сих пор прятавшиеся. Их никто не преследовал — вслед только полетели камни.

— Тупорылые! — Гретель всё не успокаивалась. — Хорошо, что у него сабли не было! Ирма, ну ты представляешь! Говнюк вон там сидел… Выскочил, как вошь!

Ирма только развела руками. Сбор трофеев — не великий риск, но и не самая безопасная работа. Год назад одна из девушек погибла точно так же: муангский солдат, решивший забрать кого-то с собой на тот свет, крупно просчитался. Прожил потом гораздо дольше, чем ожидал…

Ирме пришлось всех успокаивать — и пышущую гневом Гретель, и переживавшую за лицо Яну, и рекрутов, которые наперебой пытались оправдаться.

— Не реви, ничего там страшного: заживёт. Ребята, а вы повнимательнее! И лучше бы вас тут было побольше…

Ирма не имела права приказывать, пусть даже новичкам, однако её слова восприняли именно как приказ. Женщина не знала этих рекрутов в лицо, но что сами новобранцы в курсе, кто она такая — никаких сомнений. Смуглый рекрут из местных сразу побежал за подкреплением.

Но прежде, чем он вернулся, наёмники Шеймуса показались с другой стороны. И это были совсем другие люди: сержант с четырьмя парнями в «ржавых» плащах. Что залитая кровью Яна, что возня вокруг трупа их совсем не заинтересовали.

Ирма поняла: это долгожданные вестовые. И направились наёмники именно к ней, стоящей посреди живописной сцены.

Почему-то в животе возникло противное ощущение испуга. Предчувствие какое-то. Ирма до боли сжала пальцы, на мгновение зажмурилась. Нет, нет, нет… Всё хорошо. И думать не смей!

— Ирма, тебе надо к капитану. Прямо сейчас, быстро! Мы проводим.

Она только мелко закивала в ответ. Не поняла: хорошо это «надо к капитану, прямо сейчас» или плохо.

— Дворец-то взяли? — поинтересовалась более-менее успокоившаяся Гретель.

— Ну… можно сказать и так. Долго объяснять. Работайте!

Ангус, с рассвета махавший тяжёлым мечом, к вечеру дышал шумно и двигался медленно.

Как обычно, предчувствия на обманули Шеймуса: на улицах всё пошло наперекосяк. Ржавый Отряд встретил массу баррикад и отчаянное сопротивление: многие горожане присоединились к гарнизону. И хоть воевать не умели — храбрости им оказалось не занимать. И капитан с Ангусом, и Бенедикт с Люльей продвигались в сердце города медленно. Однако продвигались. Зато ближе к полудню выяснилось: халифатские ополченцы атаку остановили.

Хуже всего пришлось из-за этого на рыночной площади. Защитники города, воспользовавшись ситуацией, провернули толковую контратаку. Они явно рассчитывали: оказавшись под угрозой окружения, Ржавый Капитан прикажет отойти к стене. Это не могло спасти Фадл само по себе — но перенесло бы развязку на следующий день, а там уж кто знает?

Но капитан предвидел подобное, так что прямо на ходу перестроил план — и наёмники снова перехватили инициативу. Камаль-бей смог лишь задержать их, вынудил развернуть фронт — полдня «ржавые» шли не к центру города, а в сторону, уничтожая слабеющего врага. Никакого окружения не вышло.

Ангус, как и весь отряд, к вечеру проклинал союзников самым безжалостным образом.

Джамалутдин-паша прислал разодетого в шелка, надушенного посланника: выяснить положение дел. Встретили его неласково. Шеймус долго подбирал хоть сколь-нибудь дипломатичные слова. Говорил он сидя — прямо на мостовой, подложив свой плащ с тигровой шкурой.

— Всё идет как нужно. Времени на подробные разъяснения нет. Если визирь или другие господа желают командовать, то пусть идут сюда и командуют: с радостью уступлю. А если не желают — довольно того, что моё обещание не изменилось. Город мы возьмём сегодня. Не раньше ночи, но возьмём.

— Визирь желает уточнить…

Ангус достаточно понимал мураддинский, чтобы не терять нить разговора — правда, сам говорил на нём плохо. Шеймус заставил большинство офицеров хоть немного изучить местный язык, а уж лейтенантов в первую очередь.

— Визирь уже объяснил мне, чего желает. Будет исполнено.

— Хорошо. В таком случае командиры ополчения…

— Которые бежали к стене? С дезертирами разговор короткий, а штурмом командую именно я. Если этим… командирам нужны головы на плечах, пусть не показываются мне на глаза.

— Однако Джамалутдин-паша командует осадой, и лишь поэтому…

— Осадой, а не штурмом. Осада идёт за стеной. По эту сторону три дня командую я, верно? Таким был уговор. Так и будем действовать. А если что-то изменилось — можем вернуться туда, откуда начали.

Ангус усмехнулся — тут-то капитан кривил душой. Сейчас каждый наёмник желал довести дело до конца, и капитан хотел этого больше всех. Принеси гонец приказ об отходе — назад бы, вероятно, уже не вернулся. А потом, мол: приказа не получили. Мало ли, куда делись посланники в городе, охваченном боем?

Уже рукой было подать до дворца бея, храмов, арсенала и прочего, к чему Ржавый Отряд стремился. Последние организованные силы мятежников наверняка собрались на центральной площади. Туда и нужно идти — а недобитков пусть гоняют по окраинам ополченцы.

— Всё, пора. Ангус… построй людей.

Шеймус явно хотел ещё немного отдохнуть. И целый день боя, и рана на нём сказались.

Солдаты тоже вымотались: кряхтели, вставая и поднимая оружие. Вперёд постарались выставить тех, кто посвежее да поцелее. Знамёна вынесли вперёд. Считанные минуты потребовались, чтобы снова собрать крепкий строй из уставших, но готовых идти до конца людей.

Шеймус кренился набок сильнее обычного, но командира исполинского роста всё равно видели даже из дальних рядов. Барабанщики отбили сигнал «внимание» — и стало тихо.

— Я знаю, что вы устали. Я сам устал и страдаю от ран так же, как вы. Никто не обещал лёгкой победы. Зато победа будет сладка, и она практически в наших руках! Осталось последнее, решающее усилие: бой нужно закончить сегодня.