— Доброму? Ты ведьма.

— Доброму. Когда на пороге ужасный век, из Тьмы вернее совет шепнут. «Если я в настоящей беде — пусть грешник придёт на помощь»: вы помните, кто это сказал? Принц Бернард справится без вас. Найдутся люди, которые помогут ему. И подвигов на ваш век хватит без турниров, ой как хватит! А что до женщин, сир Робин…

Её новое прикосновение оказалось совсем неприличным — и волнение вызвало понятное. К своему удивлению, Робин и в неспособности пошевелиться нашёл нечто будоражащее. Странное, противоречивое чувство. Удивительно рыцарю чувствовать себя беспомощным. Удивительно и… интересно.

— …что до женщин: лучше меня нигде не найдёте. Заскучаете в Вудленде — так позовите. И я тотчас, сир, вся ваша. Вся ваша… Питаю давнюю слабость к знающим, что делать и с мечом, и с женщиной. Это меньшее, что я могу с радостью сделать для вас, для Вудленда, для королевства Стирлинг, для рода человеческого… И для своего тоже.

— Как же это: теперь ведьмы о людях заботятся?

Вопросом Робин больше хотел отвлечься от того, что невольно начало рисовать воображение.

— Не слыхали, сир, что благими намерениями устлана дорога к Нечистому? Так ведь это работает в обе стороны: иной раз от Тьмы исходит благо. Представления человечьи о Свете и Тьме до того смешны… Ничего вы не знаете ни о том, ни о другом, сир Робин. Ни о том, кому молитесь. Ни о том, кого боитесь. Я понимаю, что выражаюсь туманно, но тому есть причина. У меня много гордости. И обоснованной: я не деревенская травница. Занимаю, знаете, некоторое положение… Потому рассчитываю на доверие. Сюзерены не упрашивают вассалов им служить, и церковь с паствой не ведёт богословских дискуссий. Вот и я долго уговаривать не стану. Не послушаете — ваша печаль: горько выйдет, но незаменимых среди человеков нет.

Робин, конечно, доверия испытывал мало. Однако и не уверился, что слышал одну ложь: отец недаром говорил в подпитии крамольные вещи. Подозрения питались недосказанностью — да темами острыми и скользким, как предостережение о принце Бернарде. Однако Гелла ясно дала понять, что хочет доверия авансом.

Чёрные волосы щекотно проползли по лицу, и Робин угадал, что теперь случится: губы ведьмы коснулись его губ. Совсем ненадолго, скупо, но он даже успел немного ответить. Гелла хихикнула, оторвавшись от него, и мягко отвернула голову рыцаря к стене: не слушающаяся шея была бессильна помешать.

— Уж не знаю, что вы решите, сир Робин, однако прощаться не буду. Скажу: до встречи. Поспите немного. Не переживайте: с утра будете в порядке.

Робину трудно было поверить, что он теперь сумеет уснуть, однако именно это почти сразу и произошло.

Утром паладин-магистр Тиберий настоял на одном: не обсуждать, кто что видел ночью.

Рассветные разговоры о кошмарах, мучивших накануне каждого по-своему, вышли тяжёлыми. Они не струились, как обычная беседа, а текли вязко, подобно чёрной смоле. Отрывистые фразы ощущались липкими — и снова возвращали рыцарей туда, куда им не хотелось.

Тиберий, быть может, меньше всех желал вспоминать свой кошмар. Даже исчезновение Мартина Мика его теперь мало заботило.

Хотя Мартин действительно исчез, что было происшествием чрезвычайным. Дозорные не видели ночью ничего подозрительного, в том числе выходившего из дома оруженосца — или говорили, что не видели. В самой хижине с вечера ничего не изменилось: ни малейших следов хоть каких-то событий. Только очаг потух.

— Он с вечера вёл себя странно. Тронулся умом мальчик, вот и убежал…

— Умом тронулся, это правда. Однако уйти незамеченным ума ему хватило.

— Нужно искать. Он может погибнуть в лесу.

— Где же теперь искать?.. Нас слишком мало, лес слишком велик. Судьба Мартина в руках Творца Небесного…

Спавшие этой ночью в доме выглядели хуже тех, кто провёл её под кронами деревьев. Лишённые сил и лишённые духа, они были подавлены как видениями, так и пропажей юного сквайра. Что до магистра, то ему снился не просто кошмар: нечто худшее.

Всего два образа пришли к нему ночью, и оба — знакомые. Один был искажённой до уродства копией Тиберия: словно зримой формой тёмных уголков души, которая всегда была устремлена к Свету. Из чего соткано чудовище, в котором магистр едва узнал себя? Из страстей, от которых смертному окончательно не избавиться? Из самой греховной природы рода людского? А может, того хуже, это была тень самого ужасного порока — сомнений Тиберия в вере?

Неизвестно. Кто знает: может, то был сам Нечистый, пытавшийся через сон найти лазейку, брешь во внутренней броне магистра. Не стоило рассказывать никому, даже Корнелию и архиепископу. Иерархи не должны видеть слабость того, кто среди воцерковленных обязан быть самым сильным.

Тиберий во сне сражался с чудовищем — в стенах проклятой лесной хижины. И силы оказались почти равны, однако исход поединка остался неизвестным. Да, паладин хотя бы не проиграл: что это могло значить? Победу над скверной и искушениями? Или только ложную надежду на победу? Такова главная хитрость Нечистого: убедить добрых верующих, будто он слаб.

Магистр ордена исполнился сомнений, но из-за другого ночного образа не мог сосредоточиться на мыслях о душе. Нет, мысли упорно сворачивали к низкому. К тому, о чём паладин так старался не вспоминать уже много лет.

Проклятые лазурно-бирюзовые глаза были хуже любого чудовища. По причинам самым веским и самым болезненным. Лицо, образ прогнать из сна удалось — однако после паладина преследовал уже сам цвет. Тиберий видел и небо, и листья, и траву этих ненавистных оттенков. В лазурном небе бирюзой отливали звёзды. Чудовище-то исчезло вместе со сном, но куда теперь деться от воспоминаний? Лазурно-бирюзовый кошмар и наяву незримо продолжался…

Никогда в жизни настолько не хотелось нарушить обеты, выпив чего-то крепкого.

— Паладин Деметрий прав. Нас слишком мало для того, чтобы найти Мартина: он мог уйти очень далеко. И совершенно непонятно, в какую сторону. Меня судьба сквайра тревожит не меньше вашего, однако нет иного пути, кроме как действовать по плану. Мы дождёмся Винслоу с людьми для поисков. Обшарим тут всё. Как знать: может, и Мартин отыщется неподалёку.

Сын барона проснулся позже всех. Он был единственным, кто ничего не сказал о прошедшей ночи, а выглядел весьма целеустремлённо: едва показавшись из комнаты, облачился в доспех и направился готовить коня. Неужто Робин забыл, ради чего рыцари здесь? Сообщение об исчезновении Мартина Мика не удивило его, словно юный Гаскойн и так всё знал.

— Куда вы, сир Робин? — поинтересовался Тиберий.

— Я должен ехать, срочно. Прошу простить… Здесь от меня всё равно немного проку. Ведь мы не встретили врага.

— Но всё-таки, куда вы едете? Я должен знать, если это не тайна.

Робин Гаскойн затягивал подпругу седла. Мыслями он был где-то далеко, на магистра даже не смотрел. С молодым Гаскойном что-то не так, это точно…

— Вулмен.

— Вулмен?..

— Деревня… та, где я нашёл Мартина. Нет времени объяснять, магистр! Увидимся в Фиршилде, я надеюсь.

Конь понёс Робина Гаскойна прочь: коренастая фигура быстро скрылась за деревьями. Тиберий не переживал за рыцаря. Тот умел постоять за себя, да и судьба Робина никак не касалась паладина, если подумать. Но что юноше так срочно понадобилось в деревне?.. Ещё один вопрос без ответа, оставшийся после ужасной ночи.

Сир Вилфорд Винслоу обещал явиться на рассвете — и не опоздал. При нём снова было немного воинов, но зато Винслоу пригнал целую толпу крестьян из Колуэя: как сам объяснил, наиболее смышлёных. Особых признаков ума Тиберий в этих чумазых лицах не заметил, но лишние глаза и руки пришлись кстати. Начались поиски.

Винслоу, который так испугался этого странного места вечером, нынче воспрянул духом: вероятно, потому что увидел паладинов невредимыми, пусть и в дурном настроении. На Мартина ему было наплевать. Тиберий обмолвился о тяжёлых снах, виденных в доме всеми, но Винслоу его слова пропустил мимо ушей.