— Я тут вот о чем подумал. Ты же у нас хакер?

Опять двадцать пять. Антон разболтал этой компашке, что я кое-что смыслю в компьютерах, и Коршун теперь не теряет надежды использовать мои способности в своих целях.

— Я не хакер, — говорю устало.

— Но взламывать же умеешь?

— Не умею, — отвечаю с раздражением.

— Да брось заливать. Все знают, на что ты способен.

— Что ты от меня хочешь? — решаю поскорее перейти к делу. — Зачем ты меня звал?

— Короче, я придумал, как можно надавить на судью и следствие.

Желание встать, развернуться и уйти появляется в ту же секунду, как я слышу эти слова. Но прежде, чем я успеваю подняться на ноги, Коршун выдает:

— Давай взломаем личные аккаунты, соцсети, мессенджеры и вообще все, что можно взломать, у судьи, следака и прокурора? Найдем на них какой-нибудь компромат.

Я на несколько секунд зависаю. Следователь и прокурор мне не очень интересны, а вот судья Рузманов…

— Вдруг удастся что-нибудь на них найти? — продолжает Коршун. — Мало ли, переписка какая-нибудь, или еще что. Вдруг получится использовать это в наших целях?

— Ты же и так платишь судье, чтобы сидеть под подпиской о невыезде, — говорю ему прямо.

Все знают, что Коршун и его ближайшее окружение отваливают бабло Рузманову, чтобы он не поместил их в сизо, но вслух это никто никогда не говорил. Вот и сейчас Коршун на секунду напрягся.

— Я хочу полного оправдания.

— Сколько стоит у Рузманова полное оправдание? — задаю вопрос с легким смешком. Хочу услышать эту цифру.

— Он больше не оправдывает. Только минимальное наказание может дать. В моем случае это условно.

Ухмыляюсь.

— Что же так? Прикрутили гайки? Я слышал, что раньше Рузманов и оправдать мог.

— Раньше мог, теперь стало строже. Короче, это не важно. Важно то, что за деньги с судьей об оправдательном приговоре больше не договориться. А мне нужно оправдание. И я подумал как-нибудь на него надавать. Ну и не только на него, на прокурора тоже. Он же будет запрашивать наказание. Поможешь?

Мгновение я молча разглядываю Коршуна. Его обкуренные глаза нервно бегают по комнате, а каждые несколько секунд он облизывает сухие тонкие губы.

— К сожалению, я не хакер, — наконец-то говорю и поднимаюсь с места.

— Да брось, Соболь, все знают…

Я не даю ему договорить.

— Я не хакер и взламывать личные мессенджеры и аккаунты не умею.

Не дожидаясь новых протестов Коршуна, я быстро выхожу из его кабинета. Через пять минут сажусь в такси и еду домой. Поток мыслей в моей голове уже не остановить.

Я ведь действительно могу… Могу взломать личные мессенджеры судьи, могу нарыть на него что-то. Я знаю его номер телефона, этого будет достаточно, чтобы проникнуть в его вотсап и телеграм…

От мысли, что я реально могу провернуть подобное с Рузмановым, внутри все холодеет. Страх вперемешку с азартом провоцируют выброс адреналина в крови. А когда я захожу в свою комнату, у меня уже руки трясутся — настолько велико предвкушение.

Черт, не знаю, зачем мне это, не знаю, что буду делать с информацией, которую найду на него. Шантажировать? Угрожать?

Можно было бы…

Конкретное решение, что делать с компроматом, который я могу нарыть на судью, в моей голове так до конца и не формируется. Я вообще не могу четко ответить на вопрос даже самому себе, зачем это делаю. Взломать его мессенджеры, прочитать его переписки, чтобы что?

Я не знаю.

Но я сижу день и ночь, подбирая алгоритмы, способные проникнуть в личные переписки судьи Рузманова. Не сплю, не ем, не хожу в школу. У мессенджеров сильные защиты, двойные аутентификации, но на четвертые сутки мне удается проникнуть в телеграм судьи. С вотсапом оказалось сложнее.

На экране открывается список его диалогов и телеграм-каналов, но я не спешу их просматривать. Откидываюсь на спинку стула и прикрываю тяжелые веки. Пальцы подрагивают. Черт его знает, зачем я все это сделал. Ну прочитаю я его переписки, дальше что?

Но меня будто какая-то неведомая сила тянет к следующему шагу. Тру ладонями уставшее лицо и возвращаюсь к экрану ноутбука. В потоке каналов меня сразу привлекает диалог с контактом по имени «Соня дочка». На маленькой круглой иконке изображена светловолосая девушка. Затаив дыхание, я щелкаю на диалог с ней и первым делом не переписку читаю, а увеличиваю фотографию.

И это контрольный выстрел в голову.

Дима Соболев

Два месяца назад

Я тупо пялюсь на фотографию девушки, забыв дышать.

Конечно, я узнал ее. С первого взгляда узнал. Белоснежка. Это она. Девочка с олимпиады, которую даже сейчас, спустя два года, я вспоминаю.

Уже не часто. Изредка в книжном магазине или в школе на скучном уроке. Просто думаю: «Интересно, какая у нее жизнь? Кто она?».

Она, черт возьми, дочка судьи Рузманова.

Я всматриваюсь в красивое лицо блондинки с серо-голубыми глазами и белоснежной кожей и чувствую, как отвращение к ней затапливает меня с головой. Я будто вязну в болоте из презрения, ненависти и брезгливости. К ней. За то, чья кровь в ней течет.

А она, как назло, улыбается на фотографии. Широкой такой белозубой улыбкой. Сразу понятно, что эта девочка никогда не знала горестей в жизни. Так могут улыбаться только по-настоящему счастливые люди.

Я громко захлопываю крышку ноутбука и иду под холодный душ. От ледяной воды кожа покрывается противными мурашками, но мне нужно охладить мозг.

За эти два года я почти возвел ее в культ. Она стала для меня женским идеалом, мечтой. Я называл ее Белоснежкой, считая, что никого красивее нет.

Тихо смеюсь, подставляя лицо холодным струям. Теперь мне только и остается: плакать или смеяться. Лучше смеяться.

Ледяной душ становится ошибкой, потому что утром я просыпаюсь с температурой под 39. Лекарств нет, в аптеку сходить некому. Мать на деньги, которые я ей дал, чтобы она купила мне лекарств, купила несколько бутылок водки.

Я нахожусь в полубреду, не разбирая, где сон, а где реальность. Перед глазами стоит лицо улыбающейся Белоснежки. Я хочу прогнать ее образ, но он, сука, не уходит. Не хочу ее видеть, не хочу смотреть на эту ее улыбку, которая выдирает душу.

— Дим, ты болеешь? — слышу тихий голос над ухом, и тут же чья-то ладонь опускается мне на лоб.

Еле-еле размыкаю веки и пытаюсь сфокусировать взгляд на человеке.

— Дим, тебе плохо?

Это голос Олеси, но я не вижу ее лица. Перед глазами все она, она.

— Ммм, — издаю нечленораздельное мычание.

Чужая рука обвивает меня вокруг пояса, а голова с мягкими волосами опускается на мою грудь. Я хочу прогнать Олесю, но тело какое-то ватное и не слушается меня, поэтому я не могу сбросить с себя девушку. Но Олеся, слава Богу, догадывается сходить мне за лекарствами.

Через неделю я иду на поправку и возвращаюсь в школу. Но каждый день вместо того, чтобы внимательно слушать учителей, я то и дело возвращаюсь мыслями к Белоснежке.

Ее зовут Соня. Полное имя, должно быть, Софья.

Софья Рузманова.

Сколько раз я гадал, как ее зовут? Даже пробовал сам примерять к ней женские имена. Мне казалось, что ее могут звать Лиза или Аня. Имя Соня никогда не приходило мне в голову. Красивое, черт возьми.

Я не стал читать переписку судьи с дочерью, как и все остальные его переписки. Вышел из телеграма Рузманова и выключил ноутбук. Так что даже если в личных сообщениях судьи-коррупционера и есть компромат на него, мне об этом неизвестно. И никогда не будет известно, потому что я больше не собираюсь взламывать его мессенджеры.

Но я иду на следующее заседание суда по делу Антона. Теперь я уже смотрю на судью другими глазами. Я пытаюсь найти в его лице сходство с дочерью. Глаза у них похожи, серо-голубые. И, может быть, немного скулы. В остальном все. У судьи, скорее, темные волосы, нос орлиный, губы тоньше. Он, видимо, уже замечает, что я неотрывно его разглядываю, потому что во время речи прокурора вместо того, чтобы его слушать, смотрит на меня в ответ. Вопросительно. «Чего уставился?», читается в его взгляде.