- Песни – пела. Вот…

Он поднатужился, будто присел облегчиться, и выдал. В исполнении мужика без голоса и слуха, с обратным переводом с местного на русский, я едва разобрал, больше даже – догадался, что он пытается воспроизвести:

Я знаю пароль, я вижу ориентир,Я верю только в это...Любовь спасёт мир[2].

Представляю, как ржала бы Вера Брежнева, услышав такой кавер!

Брент даже покраснел от натуги. Слова попсовой песни, ему малопонятные, казались исполненными глубокого смысла. Я даже пожалел, что снёс память на гаджете Насти. Слушали бы по вечерам вариации:

Мир, в котором я живу, живу и не жужжуНе делится на части, ну здрасте…

А я, протащив через рощу Веруна несколько пудов всякого барахла, о музыке даже не подумал. Рационалист хренов!

В Кирахе, чуть приняв нира для настроения, иногда завожу:

Я не люблю фатального исхода.От жизни никогда не устаю.Я не люблю любое время года,Когда веселых песен не пою.

Я не люблю открытого цинизма,В восторженность не верю, и еще,Когда чужой мои читает письма,Заглядывая мне через плечо.

Гитары нет. Просто отстукиваю ритм ладонью. Присоединяется отец. Он песни Владимира Высоцкого знает, наверно, почти все. Или много. Мюи уходит. Ей не понять. И не надо, не виню. Остаёмся втроём с ма. Отключается переводчик. Дальше – только по-русски. И под деревянными сводами средневекового зала гремит на три голоса бессмертное:

Я не люблю, когда наполовинуИли когда прервали разговор.Я не люблю, когда стреляют в спину,Я также против выстрелов в упор!

Сообразив, что не вежливо молчать, я отогнал посторонние мысли.

- Тесть! А ведь я по делу приехал. Не просто погулять.

- Догадываюсь.

Рассказал о брентстве, полученном в результате дуэли. Честной. Ну – почти.

- Пойми! Чем большего я достигаю, тем больше завидуют и ненавидят. Поэтому, чтоб выжить, мне нужна своя крепость на юге.

- Ты же строишь каменный замок?

- Я мыслю шире. Всё глейство – крепость. С охраной периметра верьями. Не крути носом! Да, они – своего рода демоны. Но ничего лучшего у меня нет. На тысячную армию не раскошелюсь.

- Хорошо. А я причём?

- Притом. Ты живёшь в отдалении. Возьмут тебя в заложники, как Артур маму, что мне прикажешь делать? Сопли жевать не буду. Своих не бросаем. Но… Короче, ты – моё самое уязвимое место. И я предлагаю тебе стать глеем Фирраха.

Надо было придержать его рыжую бороду. Челюсть так брякнулась вниз, что едва не вывихнулась.

- Ка-ак?! Как глеем?

- Мой западный сосед хиреет. Старый, больной, жить всего ничего. Пару недель тому к нему степняки нагрянули. Обобрали две крайние деревушки, к замку не сунулись. А сил защищаться нет. Смекаешь? Второе. У глея два сына, двадцать семь и двадцать пять. Оба женаты. Оба претендуют на глейство. Любой из них может прирезать папахена и второго брата. Я сделаю предложение, от которого невозможно отказаться. Обмен земли. Отдадим им твой Корун и мой добытый. Оба в глубине, далеко от кордона. И далеко друг от друга, нет причин братьям собачиться. Старому глею – почёт и право жизни в Фиррахе до конца дней в отдельном флигеле. Замок – тебе с Настей, он, кстати, большей частью каменный, хоть и меньше моего нового. Как тебе такое, Илон Маск?

Идея с глейством поразила Клая, он даже не поинтересовался, что ещё за перец – Илон Маск.

- Здесь мой отец жил. И дед. Мюи родилась. Жена… умерла. А он точно согласится?

- Дам серебра. Немного, мне самому вечно мало. Пообещаю стёкла в окна – в Корун и во второй. Прогнётся. Надеюсь. А ты поклонишься предкам и уедешь. Жизнь продолжается. Хоть она и трудна. Детишек ещё настрогаешь. Не стар ещё.

Он смутился.

- Не выходит.

- Ослабел?

- Я – нет. Стараюсь. Но Настья ходит пустая.

- Придётся вас с Веруном сдружить. Божья волшба его рощи любую хворь лечит. Даже бесплодие. Приезжай. Свадьба у нас.

- У кого?

- Нираг и Сая. Оба вдовые. Без титулов, но очень важные для меня. Для нас. Хорошо, что нашли друг друга. Специальный визит брента – много чести. Лучше, чтоб просто совпало.

Там и сводим вас в рощу. Она – МРТ и УЗИ в одном флаконе. Заодно попрошу Веруна посмотреть на Настю пристальнее. Какие сюрпризы от неё ждать? Дедок-то прозорливый…

Кое-чего Клаю знать не стоит. Фиррах не намного больше моего Кирраха, но гораздо богаче подземными сокровищами. Половина бочонка липового мёда (вторую половинку я заначил) обернулась картой соседнего глейства, обильно испещрённой значками Подгруна. В договоре об уступке прав на брентство покойного Крулая обязательно оговорю бессрочное право владельца Кирраха добывать ископаемые на территории соседа без ограничений. Разве что под замком не копать. Но там ничего нет полезного.

[1] Екатерина Лесина (Насута). Пять невест. А цитата из «Маленького принца» Сент-Экзюпери общеизвестна.

[2] Слова Алексея Фицыча.

10.

Март. Тёплый ветер. Набухают почки на деревьях, пробивается первая листва. Сохнут дороги. А у нас добавляется ещё одна забота – где хранить продукты в отсутствие холодильника. Свежее кушать хорошо. Но не всегда удобно. Лучше запасать.

Отец сделал ревизию подвалов, где всегда прохладно. Немного сыро, пожалуй, но даже летом температура не выше градусов двенадцати. Обнаружил остатки моих запасов, перевезённых из Дымков.

Он вышел наверх, основательно перепачканный, в паутине, будто раскопал столетние залежи в поисках клада. И да – нашёл клад. Пачку сухих дрожжей, почему-то не использованную в начале пребывания в Мульде, как только появился первый самогонный аппарат. Дрожжей я много не вёз, вне холодильника плохо хранятся. Казалось – зачем их экономить, в любой момент метнулся и накупил их в сельском магазине. Рублей двадцать за пачку цена, уже не помню точно. Короче – почти даром.

Но когда в собственном сарае наткнулся на мину с растяжкой, стало не до походов. И дрожжи кончились. Выход алкоголя с литра браги упал.

Отец усмехнулся при виде моей довольной рожи.

- Не радуйся раньше времени, сын. Давно могли сдохнуть. Срок хранения кончился год назад. Да и где валялись до подвала?

- А даже если живые? Одна пачка – капля в море. На кило муки. Отдай их ма. Дрожжи хлебопекарные. Пусть что-нибудь испечёт.

Мы стояли посреди огороженного двора, примыкающего к деревянному замку. Я проверял упряжь на Бурёнке, намереваясь наведаться в Фиррах. Там дело сдвинулось, когда поставил ультиматум: если кто из братьев порешит другого, второго вызову на дуэль и убью сам. Глейство отойдёт казне. И тогда я его выкуплю недорого, как ранее Кирах.

Да, нажил себе пару врагов. Но скоро удалю обоих от себя. Старик вначале расквохтался, когда я обрисовал перспективу: оба его мальчика на погребальном костре. Потом с запозданием въехал, что благодаря этой угрозе у пацанов появился шанс уцелеть, не прирезав друг дружку. Нас обжимают, мы отжимаем, как это часто не совпадает…

Но – к делу. А главное дело – это самогонка.

Папа держал герметичную упаковку осторожно, за уголок. Наверно, боялся пальцами нагреть.

Я посмотрел на этикетку. Дрожжи – это грибок. Его трудно убить или вывести, особенно если он завёлся на пальцах. Пищевой – нежный.

- Скажи маме, пусть бросит щепотку в кружку тёплой воды. Туда же пару ложек муки. Если через полчаса-час не начнётся брожение, проще выбросить. Я поехал. Нираг! За мной.

После раунда переговоров возвращался домой. Злой, как голодный каросский волкодав. Старик-глей, просёкший фишку, требовал кроме двух брентств ещё двенадцать либ серебра! Прогнулся до десятки и более ни в какую.

Дома я чуть успокоился. В семье царил мир, очень похожий на затишье перед бурей. Или мама заупрямится, вбив в голову какую-нибудь дурость. Или папа что-то изобретёт. Или Мюи на последнем месяце беременности захочет солнце с неба и начнёт капризничать, не получив.

Сели за ужин. Были макароны по-флотски. Мама научила хрымок раскатывать тесто в тонкий блин и нарезать узкими полосками. Их сушили, потом варили. Вместе с мясной добавкой и жиром подавали к столу. К ним – яблочный сидр.