Мы поднялись наверх в зеркальном лифте, и его двери растворились в небольшой холл, обставленный по-домашнему. Сразу в квартиру. Раньше я такое только в кино видела.

Холл вёл в гостиную с панорамными окнами во всю стену. За окнами были огни — до самого горизонта. Мигали, двигались, карабкались ввысь. Целое королевство разумных светляков. На фоне неба, тускло-медного над городом, а выше синевато-серого, с отливом в фиолетовый, плыла мерцающая дуга одной из Великих Арок. Левее выделялись силуэты двух небоскрёбов.

— Тот, что поближе, башня Даймеров, — объяснил Мэт, приобнимая меня за талию. — Второй — Сантимелей.

— На каком мы этаже?

В лифте я не следила за кнопками.

— На пятьдесят втором. Над нами ещё двадцать восемь.

— Я думала, ты живёшь на самом верху. Не знаю почему.

Мэт усмехнулся.

— Я тщеславен. Но не настолько. Кстати, у меня для тебя маленькая приятная новость. Мои адвокаты добились возвращения твоего брата под домашний арест. Это ещё не победа, но для начала неплохо.

— Мэт! Как… Когда? — от волнения я не находила слов. — Ты же…

— Лежал бревном первые три дня. Но как только смог говорить, связался с кем надо, и колёсики завертелись.

Он развернул меня к себе.

— Послушай, Симона. Новобрачному стыдно так поступать, но сейчас я должен вернуться на службу. Да, на ночь глядя… Мишель, это мой шеф, мне уже суб-ком оборвал. Потом в наказание можешь побить меня битой для игры в поло или чем захочешь.

— Конечно, — пробормотала я. — Ой! То есть, конечно, иди, если надо.

— Ты дома, Симона, — Мэт держал меня за пояс и смотрел в глаза. — Чувствуй себя свободно, не стесняйся, делай, что хочешь, пользуйся, чем угодно, здесь всё твоё. Еды у меня немного, но перекусить хватит. Если тебе нужно личное пространство, можешь занять гостевую спальню. Только ради магических предков, не убегай. Хорошо?

В его голосе звучало столько настойчивости и тревоги, что захотелось рассмеяться. Он же не думает, что я в самом деле…

Внутри стало тепло-тепло. Я обняла его и прижалась к плечу.

— Я никуда не уйду. Даже не надейся.

Напоследок, чувствуя прилив крови к щекам, попросила расшнуровать мне платье.

— Наверное, я и сама смогу. Но вдруг нет.

Он сделал, как я просила. Легко коснулся пальцами спины, скользнул губами по шее, издал тихий вздох и простился. А я осталась — наедине со стуком своего сердца и эхом приятного трепета в теле.

В тишине пустой квартиры юбки шелестели особенно навязчиво. Я избавилась от платья, свалив его бесформенной грудой на пол гостевой спальни, приняла душ, переоделась в джинсы и рубашку. Ботинки обувать не стала, осталась в одних носках.

Кухня в серо-стальных тонах отделялась от гостиной раздвижной перегородкой молочного стекла. Ожившая картинка из каталога, всё по последнему слову. В духовом шкафу можно запечь кабанчика, холодильник похож на корабль пришельцев. Я сделала себе пару бутербродов с бужениной, сыром и листьями салата, вскрыла банку консервированных персиков. Еды немного, так это называется? В шкафах горы незнакомых упаковок. Разбираться в них прямо сейчас не хотелось; о кладовой и говорить нечего.

Этот день, полный страхов, потрясений и чудес, измотал меня. Однако возбуждение ещё не сошло, и я отправилась осматривать квартиру.

Большая… Как и следовало ожидать. Обстановка в аскетичном современном стиле. Много воздуха, низкая мебель простых форм, приглушённые цвета.

Интерьер следовало назвать мужским. Но я не стала бы ничего менять, только добавила чуточку мелочей для уюта.

В спальне Мэта с квадратной кроватью и гардеробной обнаружился выход на балкон, или скорее, террасу. Рядом располагался маленький тренажёрный зал, напротив — кабинет. Суб-техники в нём было больше, чем у Харальда в аппаратной. На краю письменного стола лежала рекламная брошюра автомобилей марки "кугуар". Я увидела оскаленную морду на обложке и засмеялась в голос.

Вот же она — "кошка в его руках"!

А ещё Синеглазка в кафе "Хвост трубой", которую я передала ему из рук в руки, не желая терпеть обидный допрос.

Столько намёков и знаков.

Как я сразу не догадалась?

На боковой стене висел стенд с дюжиной светописных снимков.

В крупном молодом мужчине, одетом и подстриженном по моде тридцатилетней давности, я без труда узнала Мерсера Даймера. Несмотря на улыбку, его взглядом можно было крошить гранит. Большая тяжёлая рука главы концерна лежала на плече хрупкой молодой женщины в летнем платье. Её тонкое лицо показалось странно знакомым — как будто когда-то я его уже видела, причём не в журнале, а в жизни.

Между родителями — маленький мальчик, белокурый, очень хорошенький и очень счастливый. Умом я понимала, что это Мэт, но распознать отдалённое сходство сумела только минут через пять упорного разглядывания — исключительно волевым усилием. А кто в три года похож на себя взрослого?

С соседней карточки смотрел подросток — с потемневшими волосами, в форме частной школы с вензелем на груди, и это точно был Мэт! Такой серьёзный и такой забавный.

Импозантный пожилой господин в кресле у камина, очевидно, приходился ему дедом.

Совсем иначе этот господин выглядел на борту яхты, в компании рослой женщины в годах. Бабушка Мэта? Оба в грубых свитерах и штормовках, за плечом деда виден спасательный круг, море за кормой суровое, не южное.

Они все были разными, представители трёх поколений Даймеров, но фамильные черты угадывались с одного взгляда.

Следующий снимок был сделан на фоне седых гор и синих небес. Мэт, совсем молодой и дерзкий, прижимал к себе смеющуюся девушку с короткими растрёпанными волосами. Лицо сердечком, курносый нос, веснушки.

Я постаралась заглушить голосок ревности, шептавший, что Мэт должен был спрятать этот снимок перед тем, как привести в дом меня.

Не должен, сказала себе, радуясь, что ни капли не похожа на Лидию.

Я разглядывала стенд час, не меньше, пытаясь по листкам плотной глянцевой бумаги прочитать жизнь Мэта.

Больше всего было снимков матери и деда. И ни одного свежего портрета отца, ни одного изображения младшего брата. Как его — Эдмунд? Наглый, самодовольный красавчик.

Я налила себе апельсинового сока, погасила свет и села в гостиной, думая о том, что могла прожить эти три месяца в роскошной квартире рядом с добрым и заботливым мужчиной.

Но к чему бы мы пришли?

Я бы влюбилась по уши, тут и говорить не о чем. А Мэт? Смог бы он разглядеть во мне что-то особенное, что отличало бы меня от Жанин, Нэлли и других женщин? Если бы я не разбудила в нём сомнения и подозрения, а следом азарт охотника.

Возможно, сегодня Мэт был бы только рад, что наши пути наконец расходятся — и моё сердце не замирало бы в предчувствии счастья, а рвалось на части от горечи.

На кресле рядом валялся клетчатый плед. Я закуталась в него и легла на диван — так было удобнее наблюдать светляков за окном.

А вдруг он женился на мне только из благодарности? Я дважды спасла ему жизнь. Когда вытащила из готовой вспыхнуть машины. Потом — как феникс…

За этим я понадобилась Талхарам? В качестве ещё одного средства продления жизни?

Феникс. Не могу поверить.

Неужели мне достаточно просто хотеть, чтобы с Артуром и мамой ничего не случилось, и это поможет?

Ладно. Скоро вернётся Мэт, мы поговорим, и всё станет ясно. Надо только подождать…

За окном было светло, и я целую минуту не могла понять, где нахожусь. Грифельные пальцы башен трогали небо, затянутое белёсой пеленой. Город, бескрайний как море, купался в лёгкой дымке. Утро сейчас, день или вечер?

Ноздри дразнил запах выпечки. Блины… оладьи? Со стороны кухонной перегородки, наглухо задвинутой, слышалось характерное позвякивание.

У Мэта наверняка есть домработница…

Я одёрнула рубашку, пригладила волосы и, кутаясь в плед, подкралась к перегородке. В носках можно ступать бесшумно.