Петр пытался действовать на раскольников не одними карательными мерами, но и путем убеждения. По его воле синод отправил в Олонецкую и Поморскую области монаха Неофита, чтобы состязаться о вере с расколом беспоповщины. Неофит предложил более сотни вопросов. На эти вопросы отвечали целою книгою, которая была написана преимущественно Андреем Денисовым и названа «Поморские ответы» (1723). Еще прежде (в 1719) раскольники поповщинской секты, обитавшие в Керженских скитах, представили нижегородскому епископу Питириму на его вопросы подобную же книгу, известную под именем «Керженских ответов». Почти все наиболее знаменитые архиереи Петровского времени писали сочинения против раскола. (Самое замечательное из них принадлежит кроткому и правдивому святому Димитрию — митрополиту ростовскому; в своем «Розыске о раскольничьей брынской вере» он сообщает известия о многих раскольничьих сектах или «толках».) Но сочинения эти мало оказывали действия. Вообще борьба с расколом путем проповеди и убеждения не могла быть успешна при отсутствии народных школ и при той степени образования, на которой стояли ближайшие к народу наставники, т. е. сельское духовенство. Священники сельские по-прежнему были люди малограмотные, а скудные средства заставляли их заниматься более обработкою своего участка земли, нежели просвещением своей паствы[125]. ХАРАКТЕР И ЗНАЧЕНИЕ ПЕТРОВСКОЙ РЕФОРМЫ Многочисленные препятствия и огорчения, чинимые Петру приверженцами старины, побуждали его нередко употреблять крутые меры, чтобы приводить к исполнению свои преобразования. Ослушникам царских указов назначались: лишение жизни, имущества, ссылка в каторжную работу, нещадные батоги и т. п. Чтобы следить за точным исполнением указов, учреждена была должность фискалов. При коллегиях, губернских канцеляриях и в каждом провинциальном городе учреждено по одному или по два фискала; в их пользу шла половина штрафных денег. Реформы вызывали частые изъявления неудовольствия (особенно много было подметных писем). Для «розысков» по этим делам Петр назначил Преображенский приказ в Москве (около 1702 года). Начальником Преображенского приказа был суровый князь Ромодановский, любимец государя, получивший от него титул князя-кесаря. Кто хотел донести о замыслах против государя (а донос в таком случае был обязателен), произносил «слово и дело». Его и тех, которых он оговаривал, немедленно брали для розыска в Преображенский приказ или Тайную канцелярию. Преобразования Петра были направлены на усвоение европейских обычаев и учреждений. Иноземные обычаи и учреждения, переносимые на русскую почву, не всегда, впрочем, сообразовались с естественными условиями государства и с характером народа. Многие благие по своей цели указы, не опираясь на известный уровень образованности или на привычки народа, скоро теряли свою силу и подвергались злоупотреблениям[126]. Наконец, излишнее поклонение всему иностранному и пренебрежение народным чувством принесли немалый вред русскому национальному самосознанию. Тем не менее беспримерная в истории деятельность Петра сообщила Русскому государству новую жизнь и новые силы, и едва ли какой-либо государь нового мира имеет большие права на наименование Великого. Самые видные стороны этой деятельности заключались в следующем: своими административными и сословными реформами Петр улучшил государственный механизм и подвинул вперед государственную централизацию. Он облегчил для России дальнейшее сближение с Западной Европой и непосредственное заимствование европейской науки. Он создал многие отрасли промышленности и усилил торговую деятельность. Быстрым развитием регулярной армии, основанием флота и приобретением балтийских берегов он успел поднять Россию на высокую степень могущества и положил начало ее влиянию на систему общей европейской политики. Приобретением балтийских берегов, как выражаются, он «прорубил окно в Европу». Один современник говорит в своих записках о Петре: «Сей монарх отечество наше привел в сравнение с прочими, научил узнавать, что и мы — люди; одним словом, на что в России ни взгляни, все его началом имеет, и что бы впредь ни делалось, от сего источника черпать будут»[127]. СОТРУДНИКИ ПЕТРА Петр отличался особенным умением находить для своих планов способных исполнителей. Первое место между государственными людьми, его окружавшими, принадлежит князю Меншикову, который по смерти Лефорта (умершего в 1699 году) сделался самым приближенным лицом к государю. Достигши зрелых лет, Петр продолжал отличать иностранцев и привлекать их в свою службу, но не возводил их на первые места в государстве. (Предание о том, что Меншиков в юности продавал пирожки, не подтверждается.) Меншиков не получил никакого образования и с большими талантами соединял большое честолюбие и корыстолюбие. Не раз уличенный в лихоимстве, Меншиков только милостью государя спасался от заслуженного наказания. Далее замечательны: умный, образованный фельдмаршал Шереметев, храбрый и великодушный князь Михаил Голицын и граф Брюс, известный своею ученостью. (Брюс в народных преданиях прослыл каким-то чернокнижником и астрологом; его именем называется календарь, который только под его надзором был издан.) Последние три лица по своему честному характеру выдавались из среды современных государственных деятелей, которые при талантах и неоспоримых заслугах, к сожалению, не всегда отличались нравственными достоинствами[128]. Известность самого прямого вельможи приобрел сенатор князь Яков Долгорукий, который иногда открыто не соглашался с царем, не любившим противоречий. По тайным поручениям и розыскам правою рукою Петра был изворотливый граф Толстой[129]. Учредив в 1722 году при сенате важную должность генерал-прокурора, Петр поручил ее весьма способному генералу Ягужинскому. (Как сановник, надзирающий за всеми частями управления, он назван был «оком» государя.) На дипломатическом поприще прославились: барон Шафиров, возвышенный из подьячих Посольского приказа, и барон Остерман, сын одного немецкого пастора, знаменитый своим тонким, проницательным умом (он вместе с Брюсом заключил Ништадтский мир). В царствование Петра начал свою службу другой даровитый иностранец, так же, как и Остерман, игравший впоследствии весьма важную роль, — это Миних. Будучи отличным инженером, он заслужил благосклонность государя своими работами по Ладожскому каналу, так что царь, посещаемый уже болезнями, заметил однажды после осмотра этих работ: «Труды моего Миниха сделали меня здоровым». Собственное московское духовенство по скудости своего образования не могло доставить Петру искусных помощников в деле реформ, поэтому он возвышал преимущественно киевских ученых, и они стали во главе церковной иерархии. Таковы Стефан Яворский, Дмитрий Ростовский и Феодосии Яновский — архимандрит Александро-Невской лавры; особенно усердным защитником реформы явился даровитый Феофан Прокопович. В 1706 году царь был в Киеве, в Софийском соборе. По окончании богослужения молодой монах произнес слово. Он искусно коснулся политических событий, говорил красноречиво, ко без схоластической напыщенности проповедников того времени. Петр спросил имя оратора; это был Феофан Прокопович. В молодости он учился в Киевской академии, докончил свое образование в иезуитском коллегиуме в Риме и теперь был одним из преподавателей Киевской академии. После Полтавской победы Прокопович встретил Петра в Киеве поздравительною речью. Петр полюбил умного монаха, спустя несколько лет вызвал его в Петербург и сделал архиереем. В своих проповедях и сочинениях, написанных по поводу важнейших распоряжений государя, Прокопович на основании разума и Священного Писания доказывал святость царской воли, а приверженцев старины изобличал в невежестве. В вопросах религиозных он обнаруживал некоторое свободомыслие и не любил стесняться в своем образе жизни, поэтому не раз подвергался обвинениям в ереси со стороны завистников и людей, не расположенных к реформе[130]. вернуться Современник Петра торговый человек Посошков в своем сочинении «О скудости и богатстве» говорит: «У нас в России сельские попы питаются своею работою и ничем от пахотных мужиков не отличаются; мужик за соху и поп за соху, мужик за косу и поп за косу, а Церковь святая и духовная паства остаются в стороне. От такого их земледелия многие христиане умирают без покаяния и причащения». вернуться Посошков со свойственною ему резкостью такими словами жалуется на отсутствие правосудия и на притеснения простому народу: «У нас вера святая, благочестивая, а судебная расправа никуда не годится и указы императорские ни во что обращаются; всякий делает по своему обычаю; крестьяне оставляют свои дома и бегут от неправды. Пока у нас в России не устроится настоящее правосудие, мы никогда не будем богаты и доброй славы себе не наживем». Безграмотность крестьян, по словам Посошкова, служила для них источником бед; многие люди приезжали в деревни, объявляли крестьянам ложные указы и подвергали их незаконным поборам. О трудностях, с которыми должен был бороться Преобразователь, Посошков говорил: «Великий наш монарх на гору сам-десят тянет, а под гору миллионы тянут: как же дело его споро будет?» вернуться Вторая половина XVII века была именно тем моментом в истории, когда на континенте Европы происходило сильное стремление к развитию государственной централизации и регулярных армий. Главным представителем этого стремления явился Людовик XVI во Франции. О том, как сам Петр смотрел на результаты своей деятельности для России и вообще на европейскую цивилизацию, можно судить отчасти по следующему известию Вебера, который был в Петербурге при Петре в качестве брауншвейгского резидента и издал потом сочинение под заглавием: «Преобразованная Россия» (Das veranderte Russland). В 1714 году однажды царь праздновал спуск вновь построенного корабля. На палубе этого корабля он сидел окруженный своими министрами, Генералами и некоторыми «старыми русскими людьми» (т. е. старыми боярами, которые не совсем охотно следовали за его нововведениями). Обратясь к последним, царь сказал: «Кто из вас, братцы, 30 лет назад подумал бы, что вы теперь здесь, на Балтийском море, работаете вместе со мною в немецком платье и воздвигаете себе город в землях, завоеванных нашими трудами и нашею храбростью? Что вы увидите стольких храбрых и победоносных солдат и матросов из русского народа, столь хорошо обученных сыновей, воротившихся на родину из чужих земель, столь многих иностранных мастеров и ремесленников в нашей стране? И что вы доживете до такого почтения к нам от иностранных потентатов? Историки указывают на Грецию как на древнюю колыбель всех наук, откуда по воле Провидения они изгнаны и перешли в Италию, а потом распространились и по всем европейским странам; но небрежение наших предков воспрепятствовало им проникнуть далее Польши, тогда как поляки, равно и немцы, находились прежде в таком же густом мраке, в каком мы доселе, но непрерывными трудами своих правителей они отверзли себе очи и присвоили себе искусства, науки и обычаи древней Греции». Далее царь говорил, что теперь очередь дойдет до России, если они (т. е. присутствующие) будут помогать ему в его предприятиях и оказывать безусловное повиновение. (Мысль с кругообразном движении наук сообщена Петру Лейбницем.) вернуться Главным пороком в этом полуобразованном обществе была привычка обогащаться на счет казны, брать взятки и, смотря по личным расчетам, скрывать правду от царя. Иногда Петр, разгневанный частыми обманами, сурово карал сановников, уличенных в лихоимстве и грабительстве (например, он казнил обер-фискала Нестерова и велел повесить сибирского губернатора князя Гагарина). Своих приближенных он по большей части наказывал штрафом или дубинкою из собственных рук. вернуться Татищев в предисловии к своей «Русской истории» рассказывает о князе Якове Долгоруком следующее: В 1717 году Петр на одном пиру разговаривал с вельможами о делах своего отца и о патриархе Никоне. Тогда граф Мусин-Пушкин начал унижать Алексея Михайловича в сравнении с Петром. Государь этим огорчился и, встав от стола, сказал: «Ты хулою дел отца моего, а лицемерною мне похвальбою более меня бранишь, нежели я терпеть могу». Потом подошел к князю Долгорукому и, встав у него за стулом, говорил: «Ты меня больше всех бранишь и так тяжко спорами досаждаешь, что я часто едва могу терпеть, но как рассужу, то и вижу, что ты меня и государство истинно любишь и правду говоришь, для того я тебя искренно благодарю; ныне же я тебя спрошу и верю, что о делах отца моего и моих нелицемерно скажешь». «Изволь, государь, сесть, а я подумаю», — отвечал Долгорукий. Потом, подумав немного и разглаживая по привычке свои длинные усы, он начал так: «Главные дела государей три. Первое — внутренняя расправа и главное ваше есть правосудие. В сем отец твой более, нежели ты, сделал… Другое — военные дела. Отец твой много через оные хвалы удостоился и пользу великую государству принес; тебе устроением регулярных войск путь показал, да по нем несмысленные все его учреждения разорили, что ты почитай все вновь делал и в лучшее состояние привел… Третье — в устроении флота, в союзах и поступках с иностранцами ты далеко большую пользу государству и себе честь приобрел, нежели отец твой, и сие все сам, надеюсь, за право примешь». Петр, выслушав все терпеливо, поцеловал Долгорукого и сказал: «Благий рабе верный, в мале был если верен, над многими тя поставлю». Толстой участвовал в стрелецком бунте в пользу царевны Софьи; впоследствии сумел избежать наказания и, чтобы угодить царю, отправился в числе молодых людей, посланных учиться за границу, когда ему было 40 лет. (Точно так же Шереметев поехал учиться, имея уже 45 лет.) Потом Толстой возвысился покровительством своего родственника генерал-адмирала Апраксина и подарками влиятельным лицам. Канцлер (т. е. заведовавший иностранными сношениями) Головкин, известный своей скупостью, за деньги доставил ему важный пост русского посланника в Константинополе. Возвратясь из Турции, Толстой дал Меншикову 20 000 рублей и при помощи его сделался одним из самых приближенных лиц к царю. Впрочем, Петр не забывал его участия в стрелецком бунте и не совсем верил в его искреннюю преданность. Рассказывают, что не раз во время веселых попоек царь сдергивал с Толстого огромный парик (бывший тогда в моде) и, потрепав его по голове, приговаривал: «Голова, голова, кабы не так умна ты была, давно бы ч отрубить тебя велел». вернуться Между русскими иерархами времен Петра замечательны еще св. Митрофан, епископ Воронежский, и Иов, митрополит Новгородский. Последний на счет архиерейских доходов заводил в Новгороде училища, больницы и сиротские приюты. «Когда после Нарвского сражения Петр Великий повелел новогородцам без различия возраста, пола и звания делать окопы вокруг города и произошел от сего ропот, восьмидесятилетний архипастырь первый вышел в простом платье с лопатою, начал копать землю и тем водворил спокойствие». (Словарь достопамятных людей Русской земли Д. Бантыш-Каменского.) |
