Усердным деятелем в этом вопросе выступил белорусский епископ Георгий Конисский, бывший прежде киевским архимандритом и ректором Киевской академии. В 1763 году он подал императрице жалобу на жестокие притеснения, которым подвергались православные от католиков в Западной России[156]. Русский двор вместе с прусским потребовал от польского правительства, чтобы права диссидентов (православных и протестантов) были уравнены с католиками. Но поляки не хотели слышать ни о каких уступках в этом отношении. Когда на сейме 1766 года один депутат начал говорить в пользу диссидентов, то поднялся шум и оратора едва не изрубили в куски его товарищи. Тогда Екатерина приказала своему уполномоченному в Варшаве Репнину составить диссидентскую конфедерацию. В следующем году действительно образовались две конфедерации, православная в Слуцке и протестантская в Торне. Однако сейм продолжал упорствовать. Самым ревностным вождем католической партии в то время был краковский епископ Солтык. Репнин употребил энергические меры: он велел арестовать Солтыка и некоторых других представителей католической партии (Залусского и Ржевусского) и под конвоем отправил их в Россию. Сейм после того сделался уступчивее и подписал трактат с Россией, по которому православным возвращалась полная свобода вероисповедания. Тем же трактатом Россия поручилась охранять в Польше существующий политический порядок.

Состояние Польши в то время было самое печальное. Польские сеймы, имевшие в своих руках законодательную власть, обыкновенно кончались без всякого результата, потому что каждый член имел право «сорвать сейм», т. е. остановить сеймовое решение; это право называлось liberum veto. Сеймы срывал всегда какой-нибудь шляхтич, который был подкуплен или польским магнатом, или иностранным двором. Королевская власть так упала, что король сам не мог принять никаких мер для внешней защиты государства или для преобразования его отжившего политического устройства. Между тем как шляхетское сословие пользовалось всеми правами и привилегиями, низшие классы находились в угнетении и невежестве и оставались чужды политическим интересам страны. Администрация представляла анархию; магнаты самоуправствовали, заводили распри друг с другом, а государственные сановники не стыдились за деньги быть орудием иностранных дворов и продавать отечество. При таких обстоятельствах некогда могущественная Польша ослабела до крайности и давно уже находилась в зависимости от соседей, которые имели виды на ее области.

Но влияние Екатерины на польские дела возбудило опасение в других державах. Некоторые польские дворяне (Красинский, один из Потоцких и семейство Пулавских) в надежде на французскую помощь завязали конфедерацию в подольском городе Баре с целью отнять права у диссидентов и низложить с престола Понятовского (1768). Репнин открыл военные действия; плохо вооруженные отряды конфедератов, состоявшие под начальством нескольких вождей, почти независимых друг от друга, не могли устоять против регулярных русских войск; последние, впрочем, были малочисленны, потому что в то же время началась война с Турцией.

Герцог Шуазель, первый министр Людовика XV, прислал на помощь конфедератам французских офицеров и между ними Дюмурье (прославившегося впоследствии во время Французской революции). Дюмурье в своих записках очень дурно отзывается о конфедератах; буйные шляхтичи не соблюдали никакой дисциплины, пьянствовали и грабили, не разбирая своих и неприятелей; вожди их окружали себя роскошью, были не согласны между собою и нередко заводили друг с другом ссоры[157].

Спустя четыре года Барская конфедерация была уничтожена. В то время между дворами русским, прусским и австрийским состоялось соглашение, следствием которого был первый раздел Польши. Россия получила северную и восточную часть Белоруссии (1773). Об этом разделе более всех хлопотал Фридрих II прусский[158].

В следующую затем эпоху между польскими аристократами составилась партия людей, пытавшихся произвести важные перемены в государственном устройстве; перемены эти имели целью поддержать государство, очевидно клонившееся к падению.

Во главе преобразовательной партии стояли Игнатий Потоцкий, Коллонтай и другие патриоты. Несмотря на противодействие консерваторов, патриотам действительно удалось провозгласить новую конституцию (3 мая 1791 года); престол по смерти Станислава Понятовского вместо избирательного становился теперь наследственным в саксонском доме; король получил исполнительную власть, отменялось liberum veto и проч. Вместе с тем обнаружилось значительное движение против России, которая в то время занята была войною с турками и шведами. Но эта война скоро окончилась. Уже в следующем году в Тарговице составилась конфедерация из приверженцев прежнего государственного устройства; главы этой конфедерации (Феликс Потоцкий, великий коронный гетман Браницкий и польный коронный гетман Ржевусский) обратились с просьбою о помощи к Екатерине, и русские войска немедленно вступили в Польшу. Польское правительство не могло выставить значительных сил для сопротивления, а надежда на прусскую помощь была обманута. Польская армия, предводимая племянником короля Иосифом Понятовским и генералом Костюшко, пыталась сопротивляться, но после битвы под Дубенкой принуждена была к отступлению. Наконец сам король Станислав Август по требованию Екатерины пристал к Тарговицкой конфедерации, и Майская конституция была отменена. После того императрица вошла в соглашение с прусским королем и произошел второй раздел Польши; Россия получила на свою долю области Волынскую и Минскую.

Русским уполномоченным в Польшу назначен был в то время Сивере (бывший новгородский губернатор). Ему дано трудное поручение склонить сейм к формальной уступке областей, которые в действительности уже отошли от Польши по второму разделу. Чрезвычайный сейм собран на этот раз в Гродно (1793). После некоторых колебаний он уступил требованиям Сиверса и утвердил договор об уступке земель, присоединенных к России, но решительно отказался вступить в такой же договор с Пруссией (к которой отходили коренные польские земли). Напрасно прусский посол грозил открытием военных действий. Сивере принужден был оказать ему деятельное содействие: четырех наиболее упорных депутатов он велел взять под арест и выслал из Гродно. Тогда сейм вздумал отмолчаться от уступки земель и последовало знаменитое немое заседание. На все вопросы о договоре с Пруссией депутаты отвечали глубоким молчанием. Им было объявлено, что они не выйдут из залы, пока не дадут прямого ответа. Депутаты продолжали сидеть молча до глубокой ночи. Пробило три часа утра. Наконец сейм уступил, но к уступке своей присоединил протест против сделанного ему насилия.

Французская революция, находившаяся тогда в сильном разгаре, отвлекла внимание западных держав от Восточной Европы. Вскоре прекратилось и самое существование Польского государства.

Патриотические тайные общества, силившиеся спасти погибавшую Польшу, успели приготовить восстание. Оно ускорилось, когда русский уполномоченный в Варшаве, мягкий, обходительный Сивере, был отозван и его заменил суровый, недальновидный генерал Игельстром. Восстание началось в Кракове (в марте 1794 года) и отсюда быстро распространилось на север; главнокомандующим и диктатором был избран генерал Тадеуш Костюшко (принимавший участие в североамериканской войне и там развивший свои военные таланты). Русский отряд, расположенный в Варшаве, застигнут врасплох и потерял до 2000 человек. Но скоро подоспели русские и прусские войска, и польские предводители один за другим начали терпеть поражения. Сам Костюшко проиграл битву при Мациовицах и попал в плен.

Костюшко, желая предупредить соединение двух русских корпусов, Суворова и Ферзена, шедших на Варшаву, двинулся навстречу последнему с 8000 человек, но, обманутый ложными известиями, увидел пред собою гораздо сильнейшего противника. Тогда он поспешно отступил к местечку Мациовицы (на правом берегу Вислы, к югу от Варшавы), окопался в этой болотистой, лесистой местности и велел генералу Понинскому как можно скорее прийти на помощь. Ферзей, не теряя времени, последовал за поляками и 30 сентября (1794) с разных сторон напал на их лагерь. После продолжительного и упорного боя силы поляков истощились, а между тем Понинский не приходил. Костюшко сделал последнее отчаянное усилие вырвать победу из рук Ферзена во главе своей отборной кавалерии, но она была разбита и обратилась в бегство. Следуя за беглецами, Костюшко попал в болото, где конь его завяз, и тут он был взят казаками в плен, сильно израненный. Он не был узнан, и только крик одного из его спутников: «Стойте! Это Костюшко!» — остановил направленные на него удары. Несколько казаков тотчас сложили свои копья в виде носилок и отнесли раненого в русский лагерь. Победа была решительная: едва полторы тысячи поляков успели спастись через леса в Варшаву. (Рассказ о том, будто польский герой после поражения бросил саблю и воскликнул: «Finis Polonae», недостоверен.)