— Пойду с оператором свяжусь, — сказал Кромвель.

Я прислушался.

— Спроси, долго нам ещё сидеть тут? — Жестянщик сплюнул. — Задолбался уже на этой жаре.

У них рация настолько дерьмовая, что не везде ловит, и чтобы связаться с оператором и узнать о положении моего маяка, им нужно куда-то идти. Вот оно как! Надо дождаться, когда Кромвель вернётся, и уходить. У меня появится время оторваться от охотников до того, как они узнают, что я жив.

Кромвель вернулся минут через пятнадцать. Услышав его шаги, я ухватился за край люка, подтянулся и выбрался на башню. Опираясь ладонью о ствол, спустился на лобовую броню и соскочил на землю. Под стопой хрустнула ветка. Охотники не отреагировали. Жестянщик бурчал, жалуясь на жару, Кромвель зевал. Я видел сквозь листву их спины, прижатые к ограждению моста. Ни тот, ни другой моего воскрешения не ожидали.

Я уточнил координаты контрольной точки по планшету. Нужно идти на юго-запад. Овраг мне в этом не помощник, он тянулся с запада на восток, и в восточной части разделялся на три рукава. Все три уходили за пределы города. Этот путь мне не интересен. Можно немного пройти на запад, потом подняться по склону к частному сектору. Дорога не из лучших, Коптич советовал избегать узких улочек и придерживаться широких проспектов, там возможность встретить тварь ниже. Но теперь мне есть, чем защищаться.

Автомат я повесил на шею, подсумок с двумя запасными магазинами прикрепил к ремню справа, чтоб был под рукой. Пробираясь по оврагу я несколько раз давил на фиксатор и менял обоймы местами, тренируя смену на правильность. Если не спешить и не суетиться, то получалось достаточно быстро.

Дно оврага походило на свалку: строительный мусор, драные покрышки, разбитые ящики. Отходы копились годами. Поверх одной из куч лежала газетная подборка, аккуратно прошитая по краю капроновой нитью. Бумага скукожилась, пожелтела, сохранившийся текст походил на ребус. С трудом я разобрал название: «Городской Бюллетень», а рядом единой строчкой: «Печатный орган Белостановского горисполкома».

От названия повеяло давно ушедшей эпохой. Горисполкомы закончились о-го-го когда, в то время я только родился. Но благодаря отсмотренным когда-то старым фильмам в памяти восстановилась бесконечная краснота транспарантов, портреты руководителей и колбаса по два двадцать. Троллейбус, остов которого мы видели с Коптичем, из той же эпохи. И дома, и светофоры, и газировка на перекрёстках. Города в моём мире с тех пор изменились, стали более многообразными, красочными и обособленными. А этот словно законсервировали, и теперь он потихонечку разрушался. Вот где настоящий рай для съёмок фильмов постапокалепстической и советской направленности.

Я перевернул несколько листов. Названия некоторых статей можно было разобрать, но сами тексты, беспощадно обработанные дождём и солнцем, ушли в прошлое вместе с эпохой.

Слева зашуршала прошлогодняя листва. Я вздрогнул и всем телом развернулся к источнику шума. Палец надавил на спусковой крючок, выбирая свободный ход, плечи онемели от напряжения…

Из кустов выбралась кошка, уставилась на меня с подозрением, ожидая, что я предприму, зыркнула по сторонам и нырнула назад в кусты. Я выдохнул: напугала… Коптич говорил, что мутируют, только люди и собаки, но в каждом живом существе всё равно виделась тварь — страшная и желающая тебя сожрать.

От моста я отошёл достаточно далеко, чтобы не бояться быть замеченным охотниками. Они так же сидели, опираясь на металлическое ограждение, и не подозревали, что покойник ожил и благополучно свалил. Не знаю, когда у них очередной сеанс связи, но сильно сомневаюсь, что они меня догонят. Похоже, оператор тоже меня проспал. Ни одного коптера на горизонте не было.

Цепляясь за кусты, я поднялся по склону. Ближе к гребню склон стал более отвесным, земля осыпалась, обнажив плотный песок, в котором ласточки пробурили гнёзда. Я примерился: высота около трёх метров, не допрыгнуть. Даже если использовать гнёзда вместо ступенек, всё равно не получится подняться. Песок слишком рыхлый, осыпается.

Здесь не пройти.

Дальше по откосу росло дерево. Оно наклонилось ко дну оврага, свесив над ним тонкие ветви. Можно взобраться на ствол, оттолкнуться и перепрыгнуть на край. Реальный путь и, похоже, не я первый, кто решил им воспользоваться. Кора была ободрана, земля вокруг вытоптана, а склон подкопан, чтобы удобнее было взбираться на гребень.

Я закинул автомат за спину и, прижимаясь плечом к откосу, взобрался на ствол. Носок ботинка вставил в старое гнездо, приподнялся над краем и застыл.

В трёх шагах от меня сидели на корточках двое.

Оба одеты в странную нарезку из камуфляжа и домашних треников. У одного в руках обрез одностволки и он нацелил его мне в голову. По взгляду понятно без слов — выстрелит. Слишком спокоен и уверен в себе.

Второй походил на жителя бескрайних южных степей, башкир или уйгур. Вид тоже решительный, в руках арбалет. Я плохо разбираюсь в системах, но этот явно не современный, что-то из времён упадка рыцарской кавалерии. Стальная дуга едва не звенела от натуги, бронебойный наконечник беспокойно подрагивал на ложе. Если степняк спустит боёк, болт прошьёт меня насквозь.

Как ни крутись, но два выстрела в одну голову — это много.

— Не шевелись, — предупредил тот, что с обрезом.

— Не шевелюсь, — кивнул я, облизнув пересохшие губы. Вот невезуха, ведь почти выбрался. А тут на тебе встречу на Эльбе. От одних охотников ушёл, на других нарвался. Бедный зайка…

— Молодец. Что за спиной?

— Автомат.

— Отлично. Одной рукой берёшь его за ремень, снимаешь и кладёшь на землю. Только медленно. Понял?

Я снова кивнул и сделал, как он велел: перекинул ремень через шею и положил автомат перед собой. Владелец обреза, не поднимаясь с корточек, дотянулся до оружия и притянул к себе. На лице отразилось смешанное чувство восторга и облегчения, как будто наконец-то нашёл то, что так долго искал.

— Вещь. Вот с этим уже на сушку идти можно.

Он сунул обрез в кобуру за плечом и взял в руки мой автомат. Любовно огладил затворную коробку, надавил фиксатор, проверяя, есть ли патроны в магазине, и с щелчком вставил обойму назад.

— Хороша машинка. Повезло тебе, Харитон, — согласился степняк и ткнул в мою сторону. — А с этим что делать?

— Что делать? Пристрелим. Или свяжем, пусть лежит, тварей дожидается. Но лучше пристрелить, чтоб не мучился.

Приговор не из приятных, но на душе потеплело: это не охотники. Те бы сразу связались с оператором для получения инструкций. А у этих рации не видно, да и одеты в обноски похуже, чем мне Тёща подогнала.

— Вы дикари? — спросил я.

Степняк набычился.

— Эй, издеваешься, да? Ты кого дикарём назвал? Болт в глаз захотел?

Он вскинул арбалет к плечу.

— Погоди… Погоди не стреляй…

— Что, загонщик, обосрался?

— И ты обосрёшься, если на тебя арбалет наставить. Хочешь местами поменяться?

— Разговорчивый больно!

— Знаешь, друг…

— Загонщики людям не друзья!

— Но и не враги. Чего нам ссориться? Подловили вы меня, обобрали, честь и хвала. Дальше у вас своя дорога, у меня своя. Да убери ты свой арбалет, а то ведь взаправду выстрелишь.

— Выстрелю! Слышал поговорку: хороший загонщик, мёртвый загонщик. Это про тебя! Труп в овраг сбросим, мутанты сожрут. Кости только через год найдут, а то и не найдут. А если и найдут, то иди разбери чьи, они же не подписаны. Так, Харитон?

— Так. Тольку пускай сначала шмотьё сбросит. В Квартирнике продадим, хоть какой-то навар. Вещички-то на нём новые.

— Верно, новые, — степняк снова дёрнул арбалетом. — Раздевайся!

Меня разобрала злость.

— А если не разденусь, что тогда?

— Убью!

— Ты меня так и так убьёшь. Нахрена мне жизнь тебе облегчать? Вещи мои нужны? Вот с трупа и снимай.

— Я тебе коленную чашечку прострелю!

— Голову себе прострели, умник. Ты не видишь, я наполовину в овраге сижу? Ты как мне в коленную чашечку попадёшь?