За крайним столом поднялся мужчина в синем, махнул, подзывая. Я подошёл быстрым шагом, поставил ногу на скамью, задрал брючину. Он глянул мельком на счётчик, включил планшет, начал водить пальцем по экрану.

— Ты можешь быстрее?

— Что, зайчик, страшно?

— А давай на тебя эту хрень навесим и посмотрим: будет тебе страшно или нет? Все вы смелые, пока не коснётся…

— Ладно, не бурчи. Ща сделаю.

Он навёл планшет на счётчик, набрал код, счётчик обнулился, на табло замерли новые цифры: двадцать четыре ноль-ноль, — но по нисходящей не побежали, застыли на месте.

— Отсчёт начнётся в десять часов, — пояснил техник. — Теперь намного интереснее будет. Смотрел шоу раньше? Нет? Всё в прямом эфире. С каждым зайцем по три коптера пойдёт, чтоб ничего не упустить.

— А много нас осталось?

Техник сел за стол доедать. Меню у него было не для шлака: манная каша, белый хлеб с маслом и сыром, кофе. Я бы сам от такого завтрака не отказался.

— Девять, — жуя, ответил он. — Дай планшет.

Я протянул, он сделал несколько кликов, вывел на экран таблицу.

— Здесь все, кто остался: имена и ставки. Ты покушай, зайчик, времени осталось немного. Мозгоклюй лично будет тебя провожать.

Не слушая, я сел на лавку и просмотрел таблицу. Меня интересовал Коптич. В списке его имени не было. Отбегался дикарь. Жаль, прикольный был мужичёк. Хоть и было у него ружьишко, а всё равно припечатали. Надеюсь, парочку охотников он с собой уволок.

Я просмотрел ставки. На меня поставил всего один человек. Но это должен быть очень влиятельный в Загоне человек, который смог послать за мной местный спецназ, а командир этого спецназа тихим и уверенным голосом потыкал Мозгоклюя мордочкой в реальность. А за шоуменом наверняка серьёзные силы, ставки, и ещё один фаворит для них явно лишний. За плотным занавесом тотализатора сокрыто такое множество интересов, что нужно быть по-настоящему значимой фигурой, чтобы вот так взять и всех подвинуть.

Кто ж мне так подгадил? Своей ставкой он закопал меня в землю по самый козырёк. Как-нибудь, но я бы договорился с Конторой и обменял жизнь на танк. А теперь что? Была эмпешечка, с которой можно было куда-то добраться, но и её забрали, а заодно подсумок с запасными обоймами и колотушку.

Чёрт с вами, позже посмотрим, что с этим порешать можно, а пока надо подкрепиться. Прав техник, до начала этапа времени осталось мало, а чтобы хотя бы попытаться дойти до финала, я должен быть сильным.

На раздаче мне дали тарелку манной каши с маслом, белый хлеб, сыр и два листа крапивницы. Листья я припрятал в карман, остальное съел. Попросил повара заправить мою импровизированную флягу водой, и вышел на улицу. Возле ворот монтажники установили стационарную камеру и софиты, рядом на стоянке разместился фургончик с надписью во весь борт «Операторская». Стайка девчонок лет по восемнадцать-двадцать пили кофе из жестяных кружек, болтали. Неужели они и есть операторы? Неожиданно. Слишком молодые, слишком… Каково это в таком возрасте выискивать жертву, следить за ней, а потом наблюдать её смерть?

Одна окликнула меня:

— Эй, заяц, а ты крутой. Жаль, нам запрещено делать ставки, я бы на тебя поставила.

Высокая. Тёмные волосы свободно лежат на плечах, стальные глаза обведены чёрным косметическим контуром, узкие скулы, влажные губы. Фигура стройная, одежда не загоновская — джинсы и светлая майка. Ей не коптером управлять, а по подиуму ходить.

— Как зовут, красавица? — спросил я, стараясь держаться раскованно.

— Алиса.

— Алиса? Как в стране чудес? Это ты за мной на вертолётике катаешься?

— И сегодня тоже буду. До самого конца.

— Привет тебе передам перед смертью. Если успею.

— Буду ждать.

Нормальный разговор смертника и нигилистки[1]. Если бы мы встретились где-нибудь в кафе или на скамейке в скверике, я бы попытался объяснить ей, что многое из того, что для неё является поверхностным и незначительным, в действительности даёт нам возможность жить и оставаться людьми. Но сейчас любые мои попытки объяснить что-либо пройдут мимо её сознания. Что такого правильного и нужного может сказать человек, жизнь которого скоро оборвётся на твоих глазах? Я сейчас баран, которого ведут на убой, а она будет снимать эту картинку, стараясь сделать её более привлекательной для зрителя.

При такой работе сложно не стать нигилистом.

Из проходной вышел Мозгоклюй в клоунском наряде при цилиндре и с тростью.

— А, ты уже здесь, — констатировал он недружелюбным тоном. — Вставай на площадку, порепетируем.

Откуда-то вынырнула мисс Лизхен, взяла меня под локоть и повела к камере. Там уже стояла женщина, похожая на несущийся самосвал. Я кивнул ей, как старой знакомой, она презрительно скривила губы.

Мозгоклюй критично осмотрел нас обоих и повернулся к ассистентке.

— Элизабет, забор — не тот фон, который нам нужен. Слишком упрощённо. Надо что-то более… Поставь их хотя бы возле этого укрепления, — он указал на заграждение из бетонных блоков. — Женщина пусть прислонится и скрестит руки. И лицо пожёстче. Ага, вот так. А этот… Пусть стоит, как стоит.

Покончив с творческими тонкостями, Мозгоклюй ещё раз осмотрел нас. Выражение лица по-прежнему оставалось недовольным.

— Значит, так. Передача пойдёт в прямом эфире. Я скажу несколько слов, камера перейдёт на вас, вы помашете ручками — и в путь. Вопросы есть?

— Автомат мой где? — спросил я.

— Что? Какой автомат?

— Мой автомат. Тот, который вчера висел у меня на шее.

Мозгоклюй сморщился, как будто хватанул кислого.

— Зайцу не положено.

— Без автомата не пойду, — твёрдо сказал я. — В контракте не указано, что у зайца не может быть оружия. Так что или давай назад, или сам гуляй по этим развалинам.

Шоумен несколько секунд стоял, осмысливая информацию, и вдруг вздыбился.

— Ты кто такой? Труп ходячий! Не пойдёшь? Здесь, пёс, и сдохнешь! На куски прикажу тебя резать! Лёгкой смерти не получишь!

Он брызгал слюной, а у меня ни одна струнка не дрогнула. Труп? Ну да, труп, или почти труп, ибо маленький процент добраться до ворот Загона всё же существует. На куски порежет? Не порежет. Большой медвежий хрен ему на воротник. Если меня сюда специальная команда доставила, значит, я им нужен, и тут уж скорее его порежут. Так что поверх медвежьего может свой пришить, чтоб шею сильно не натирало.

— Сам меня резать будешь или подружке своей тупоумненькой поручишь? — с издёвкой спросил я, когда шоумен поутих.

Глаза Мозгоклюя снова полезли вверх. Лизхен икнула и открыла рот. Охранники у проходной и девчонки-операторы подошли ближе. Я поймал взгляд Алисы: напряжённый и чуть прищуренный.

Из здания администрации вышли несколько человек: один гражданский и трое штурмовиков. Мозгоклюй потоптался на месте и пошёл им навстречу. Гражданский заговорил. Разговор для моих ушей не предназначался, но всё же несколько слов я ухватил:

— …так даже интереснее…

Гражданский стоял ко мне полубоком, одну руку держал в кармане брюк, второй помахивал на ленинский манер. Однозначно, положенец, причём, достаточно высокого положения положенец. Конторщик. Одет в лёгкий летний костюм, на голове шляпа. Слишком много на моём пути стало встречаться людей, не принадлежащих к цветовой шкале ценностей Загона. Они, как и дикари, могут позволить себе роскошь одеваться не по статусу.

— Кто это? — спросил я у самосвальши.

— Ты совсем шлак, — сплюнула она.

— Извини, я здесь всего неделю, не со всеми успел познакомиться.

— Неделю? И уже в шоу? Ну ты точно шлак. Только конченный урод может так быстро опуститься. Это Толкунов, человек из Конторы. Видишь, как Мозгоклюй о его штаны трётся?

Шоумен стоял перед конторщиком сгорбившись и переминаясь с ноги на ногу, словно набедокуривший ученик перед учителем, хотя сам тоже положенец. Получается и положенец положенцу рознь. Говорили они недолго, Толкунов дал инструкции Мозгоклюю и отошёл к операторскому фургону. Мозгоклюй вернулся к нам.