Удобно с таким подсказчиком. Ещё бы встроенную систему связи, как у штурмовиков, и коптер как у них: более быстрый, тихий и менее заметный.

Я обошёл пятиэтажку с торца и через палисадник пробрался к высотке. Сквозь листву жёлтой акации увидел двойные двери: парадный подъезд и вход на техническую лестницу. Сосчитал этажи: восемнадцать. Дом сильно смахивал на крепостную башню. Окна высокие и узкие, по кромке крыши зубчатая надстройка. Наверное, какая-нибудь местная номенклатура здесь жила.

Прикрываясь акацией, я добежал до крыльца и вошёл в подъезд. Тишина, аж мурашки по спине. Алиса прислала новое сообщение.

Стрелок на месте. С ним двое. Один рядом, другой на лестничной площадке.

Информация нужная, но в отзывчивой тишине подъезда зуммер планшета прозвучит набатным колоколом и предупредит охотников обо мне.

Я открыл клавиатуру.

Алиса, не пиши пока. И отвлеки их как-нибудь. Станцуй стриптиз в стиле воздушной эквилибристики. Сможешь?

Ответ пришёл короткий.

Ок.

Я начал подниматься. В боевиках солдаты всегда крадутся вверх по лестнице, выставив оружие перед собой и склонив голову к прицелу. Попробовал повторить. Не понравилось. В ограниченном пространстве удобнее стрелять навскидку, и вообще, автомат весит почти пять килограмм, попробуй его продержать долго в вытянутых руках без должной подготовки. На десятом этаже почувствовал, как тяжелеют ноги, занемели ступни в подъёмах, пришлось делать передышку и восстанавливать силы. На шестнадцатом этаже услышал звон покатившейся по ступеням консервной банки. Следом раздался кашель и шарканье.

Замер. Несколько секунд прислушивался к звукам, но больше ничего нового не услышал, только где-то гудела и билась о стекло муха. Прижимаясь спиной к стене, стал подниматься, осматривая каждую ступеньку, прежде чем сделать очередной шаг. Любой мусор под ногой выдаст меня, и тогда — всё. Сердце стучало так, что, казалось, его должен был слышать весь мир, слава богу, только казалось.

В межлестничном проёме показались ноги в потёртых берцах. Судя по их положению, человек стоял ко мне боком. Я на секунду застыл, вздохнул судорожно и крепче сжал автомат. Тяжело переквалифицироваться из обычного баристы в спецназовцы. Знать бы заранее, что такая канитель приключится, внимательнее слушал бы армейского инструктора по боевой подготовке.

Мельком глянул на лестничный пролёт — чисто, сделал несколько быстрых шагов, остановился на площадке. Человек в синей рубахе стоял ко мне полубоком и смотрел на экран планшета. Меня он не замечал, увлечённый просмотром видео. Пришлось кашлянуть.

Он поднял голову и побледнел. На плече прикладом вверх висела одностволка, молодец, что не стал сдёргивать её, иначе пришлось бы стрелять, а этого очень не хотелось, потому что оставшиеся двое сразу поймут, что на лестнице у них проблемы.

Я глазами показал: ложись. Синий послушно лёг, накрыл ладонями затылок, наверное, тоже фильмов насмотрелся. Я обошёл его, приставил дуло к спине и шепнул:

— Остальные где?

— Крайняя квартира слева, — так же шёпотом ответил он. — Из прихожей налево — кухня. Там лёжка… Они оба там.

Мужик хотел жить, поэтому рассказывал даже то, о чём не спрашивали. Я припугнул его на всякий случай:

— Шевельнёшься — убью.

Снял с плеча ружьё, закинул себе за спину и вошёл в прихожую. Первая мысль была: ворваться и длинной очередью расхерачить всех, кто находился на кухне. Но взыграло сомнение. А если не получится? Промажу? Кто его знает, я из этого автомата не стрелял ни разу. Вдруг заклинит? И что делать?

Вспомнил пересказы отца о подвигах прадеда, как тот воевал в Сталинграде. Красноармейцы поступали проще: сначала бросали в помещение гранату и только потом добивали выживших из автоматов. Граната у меня есть. Я отвинтил крышку, дёрнул шнур, отсчитал две секунды и бросил её на кухню. Тоже старенькая, взорвётся, не взорвётся…

Взорвалась. По ушам хлопнуло так, что мозги всколыхнулись. С кухни потянуло дымом и штукатуркой. Я рванул туда. Снайпер лежал у окна сломанной куклой. С первого взгляда ясно — труп. Второго охотника взрывом отбросило к мойке. Лицо разбито, вместо правого глаза — дыра, из шеи толчками выбивается кровь. Он хрипел и окровавленными пальцами пытался ухватиться за край мойки и подняться, но пальцы соскальзывали. Он так и умер, не сумев встать.

Возле снайпера лежала мосинка[1]. Осколками размочалило приклад и сбило одно ложевое кольцо, отчего ствольную накладку увело на сторону. Чтобы починить, нужен хороший мастер. Я попробовал отсоединить оптику, но без инструмента сделать это не реально. Шмонать трупы тоже не стал, побрезговал, хотя там наверняка могло найтись что-нибудь полезное.

Вернулся на площадку. Клетчатый по-прежнему лежал на полу, не убирая руки с затылка.

— Вставай.

Пыхтя, он поднялся. Тело дрожало, глаза бегали.

— Не убивай…

У меня не было на него задания, только на стрелка.

— Карманы выворачивай. Что у тебя там?

Он расстегнул патронташ, бросил мне под ноги. Вытащил планшет, носовой платок, зажигалку. Чужой планшет для меня бесполезен, разве что в чате полазить под чужим именем, похохмить, посмотреть, с какими проститутками этот синий переписывался. А так даже статы не спишешь, взламывать надо. Платок тоже трогать не стал, а зажигалку взял. Чиркнул, огонёк затрепыхал. Сгодиться.

Тронул носком ботинка патронташ. Классика, двадцать четыре патрона, три ячейки пустые…

— В кого стрелял?

Он облизнулся и прохрипел:

— Ни в кого. Я вообще так, попросили. Оружие не люблю.

— Понятно, ты у них типа повар был. Хорошо готовишь?

— Да чё там… Листья. Чё их готовить?

Раздался знакомый зуммер.

Предложение по особому сотрудничеству: выбросить выжившего охотника из окна.

О как. Зачем им это? Хотят сделать красивую картинку летящего с верхнего этажа тела?

Я вывел на экран клавиатуру, набрал:

Алиса, они хотят, чтобы я выбросил этого охотника из окна.

Знаю.

Зачем?

Взрыв гранаты произвёл фурор. Ты номер один в рейтинге. В чатах тебя называют Кровавый заяц. Это тренд. Думаю, теперь в каждом шоу будет такой. Делай всё, что тебе говорят. В Радии твоя картинка с экрана не сходит. Ты герой, ты тот, кто смог перешагнуть шаблоны и сказать: я вам так просто не дамся! О прочих забыли. Твари разорвали двоих фаворитов, но когда режиссер попытался переключить камеры на них, народ едва революцию не устроил, требуя, чтобы показывали только тебя. Понимаешь? Мы сейчас переписываемся, а они видят твою картинку.

Как видят? Здесь ни одной камеры.

А та, что у тебя на голове?

Рука непроизвольно ощупала лоб. Ах да, совсем забыл, техник утром нацепил. Всё, что вижу я, видят зрители, значит, и этого повара, в патронташе которого несколько пустых ячеек, тоже.

Выкинуть, говорите…

— Ладно. Это… Как тебя?

— Тощий.

— Ладно, Тощий. Помоги тела дружков твоих сбросить, и вали куда хочешь.

— Сбросить? — Тощий оживился. — Конечно, помогу. Чё не помочь?

Первым мы взяли того, что у мойки. Подтащили к окну и перевалили через подоконник. Потом перебросили снайпера. Тощий так и не поинтересовался, зачем это нужно. Пока он провожал взглядом падающее тело, я схватил его за лодыжки и рывком отправил вслед за дружками.

Вряд ли он успел проклясть меня, пока падал. Он только орал и махал руками. А во мне не было ни жалости, ни стыда. Вообще ничего не чувствовал. Неужели человек способен настолько быстро привыкнуть к чужой смерти, что она нисколько его не трогает?

Напротив окна застыл коптер Алисы, объектив был направлен на меня. Я поднял руки, показывая средние пальцы:

— Видели? Два ноль в мою пользу. Мозгоклюй, привет тебе. Попрощайся со своими охотниками. Радий! Всё для вас, зашлакованные. Болейте за меня, и увидите много интересного.