Царь кинулся вон из терема, ско́рым-ско́ро спустился вниз, выбежал на крыльцо и видит: далеко-далеко за воротами скачет заяц, а за ним две собаки гонятся. Скрипнула ступень, глянул царь — поднимается по лестнице девушка, многорядно в частую сеть закутанная и столь красивая, что ни вздумать, ни сказать, ни пером описать.

Поклонилась царю девица, улыбнулась и говорит:

— Много чести мне, коли сам царь на крыльцо встречать вышел! — Руку протянула. — Вот мой подарок.

Царь хотел подарок взять, а девица пальцы разжала, и в ту же минуту перепелка взвилась, мимо самого царского носа в небо поднялась.

Царь бороду задрал, в небо глядит.

— И не с подарком, и не без подарка, — улыбается девица. — Как наказано, так и есть.

Царь на перепелку загляделся, оступился и покатался по лестнице, только ступени затрещали.

Кинулась девица на помощь; слуги сбежались, помогли царю подняться. Стоит царь, охает, бока почесывает.

Царевич услышал шум, выбежал на крыльцо, увидел невесту, обрадовался.

В ту пору и царь опомнился:

— Ну, любезная гостья, уважила! Все как есть по-моему сделала. Пойдем в покои, там тебя царица ждет.

А сам думает: «Делать нечего, царское слово нельзя нарушать. Ну, а вперед видно будет».

Спряталась девица за смородинный куст, сбросила сеть и оказалась в нарядном платье.

Все глядя́т на нее — не наглядя́тся, переговариваются между собой:

— Эдакой красоты век не видано!

И царица слезы осушила, повеселела сразу, как только увидала девицу — ненаглядную красоту.

Царь говорит:

— Все три задачи невеста исполнила, теперь можно и свадьбу играть.

Скоро свадьбу сыграли. И живут молодые — не нарадуются, в любви да в согласии.

Много ли, мало ли прошло времени — старый царь с царицей задумали поехать в иное царство, к царицыной сестре в гости.

Перед отъездом царь говорит сыну и невестке:

— Покуда не вернусь, ты, сын любезный, царством правь и суды суди, во всем твоя воля. А ты, невестушка, за кладовыми да за пова́рней гляди, добро береги и смотри в царские дела не вмешивайся — то дело не бабьего ума. А не послу́шаешь — жди наказания!

Уехали царь с царицей.

Как-то царевич ездил на охоту. На обратном пути у городских ворот остановил его бедный мужик:

— Добрый человек, скажи, как мне царя повидать?

— Зачем тебе надо царя повидать? — спрашивает царский сын.

— А затем, — мужик отвечает, — чтобы узнать, совсем ли правда на свете перевелась.

— Почему ты думаешь, что правда на свете перевелась? — спрашивает царевич.

— Потому, что бедный человек всегда и во всем кругом виноват, а богатый всегда и во всем прав, — отвечает мужик.

— Как так? — дивится царевич.

— А вот как, — говорит мужик. — Довелось мне вчера судиться с богатым соседом, и я на себе испытал, что богатый всегда прав и что в суде правды нет.

Расспросил царевич, с кем мужик судился и какой судья судил, потом говорит:

— Завтра в полдень приходи в царский дворец.

Воротился царевич домой и приказал позвать того судью и богатого крестьянина во дворец.

На другой день собрались на царском дворе судья, богатый крестьянин и бедный мужик. Вышел царевич на крыльцо, спрашивает бедного мужика:

— Говори, что надобно от царя?

— Чтобы по правде нас рассудил, — ответил бедный мужик и стал рассказывать: — Собрались мы с соседом на базар. В его телегу запрягли мою кобылу. Пришлось в пути-доро́ге в поле переночевать. Утром глядим — жеребёнок под телегой лежит, моя кобыла ожеребилась.

— Нет, врешь, — закричал богатый мужик, — это моя телега ожеребилась!

Спрашивает царевич судью:

— Ты, судья, что скажешь? Кому жеребенка присудил?

— Я судил по правде: чей жеребёнок, тому и присудил. — И на богатого крестьянина указывает: — Его жеребёнок.

— Как о том узнал? — спрашивает царевич.

Судья отвечает.

— Так ведь жеребёнок-то под телегой лежал — стало быть, и ожеребилась телега, а не кобыла.

Задумался царевич:

«В самом деле, ведь если бы кобыла ожеребилась, зачем бы жеребёнку под телегой лежать? Судья, кажется, правильно рассудил».

В ту пору выбежала на крыльцо молодая жена царевича:

— Чей жеребенок, легко узнать. Что тут долго думать!

— Как так — легко узнать? — спрашивает царевич.

— А вот как, — отвечает жена, — жеребенок за матерью побежит. Ты со своей телегой поди направо, — говорит она богатому мужику, — а ты свою кобылу в другую сторону веди, — приказывает бедняку.

Так и сделали. И жеребенок побежал за кобылой.

— Видишь, — говорит жена царевичу, — не по правде судья суд судил.

И присудил царевич: отдать жеребенка бедному мужику; а того судью прогнал — другого на его место поставил.

Старый царь с царицей домой воротились. Стали ему бояре наговаривать:

— Без тебя, царь-государь, мужичья дочь все дела вершила, много верных слуг твоих от должности отрешила, а царевича совсем околдовала. Во всем он ее слушается, нас, бояр, за людей не считает.

Позвал старый царь невестку:

— Ты меня не послушалась, и за то тебе наказа́нье: уходи куда знаешь!

Спрашивает она:

— Куда я пойду, как жить стану, когда мое самое дорогое здесь?

Старый царь думает: «Жемчугов да нарядов дорогих жалеет», — и говорит:

— Бери все, что хочешь, только уходи с глаз долой, чтобы к утру тебя тут не было!

И приказал коней запрягать.

На другое утро спрашивает царь:

— Уехала ли мужичья дочь?

— Уехала и царевича увезла, — отвечает царский слуга.

— Как так — царевича увезла? — закричал царь.

— Сказывала, — отвечает слуга, — что ты ей позволил взять самое дорогое, а дороже мужа-де нет ничего.

Рассердился царь:

— Так ведь я про наряды думал! Сейчас же пого́ню послать, воротить назад!

Царевича с женой воротили. И стали они жить по-старому.

А как умер царь, заступил сын на царство и во всех делах советовался с мудрой женой.

Нанял поп работника:

— Будешь хорошо служить, стараться — от меня обиды не увидишь.

Прошло дня три; стали собираться на покос.

Утром ни свет ни заря разбудил поп работника:

— Садись завтракать.

Позавтракали плотно; поп и говорит:

— Давай, мо́лодец, пообедаем сразу и станем косить до полдника без отдыха.

— Ну что ж, — говорит работник, — можно и пообедать, я не прочь.

— Подавай, матушка, сразу нам и обед.

А сразу после завтрака много ли съешь: хлебнули по ложке, по другой — и сыты.

— Может быть, и попо́лдничаем, чтобы потом до самого ужина от дела не отрываться? — спрашивает поп.

— Пополдничать так попо́лдничать, — отвечает работник, — я и так согласен.

Подала попадья полдник, а поп с работником сыты-сытехоньки, чуть только притронулись.

Поп про себя посмеивается: этак работник есть будет меньше, а работать больше. Худо ли?

— Эх, да уж все равно! — говорит он работнику. — Поужинаем заодно, чтобы и к ночи домой не приходить, а там же, на месте, завтра с утра пораньше за работу приняться.

— Что ж, батюшка, можно и поужинать.

Поп рад-радёхонек.

Подала попадья ужин. Они хлебнули раз-другой и встали из-за стола.