Сколько похоронено полуживых!…

В Керчи устраивали „десант на Кубань“: вывозили в море и топили.

Обезумевших жен и матерей гнали нагайками и иногда расстреливали. За „Еврейским кладбищем“ в Симферополе можно было видеть расстрелянных женщин с грудными младенцами.

В Ялте, Севастополе выносили на носилках из лазарета и расстреливали. И не только офицеров — солдат, врачей, тестер милосердия, учителей, инженеров, священников, крестьян и т. д.

Когда первые запасы обреченных стали приходить к концу, началось пополнение из деревень, хотя там расправа часто происходила на месте. В городах были организованы облавы. Напр. в Симферополе в результате облавы 19—20-го декабря оказалось задержанными 12.000 человек.

Когда горячка прошла, начали вылавливать по анкетам. Писать их приходилось целыми десятками в месяц, не только служащим, всему населению от 16 лет. Иногда анкеты состоят из 40–50 вопросов. Каждый год вашей жизни освещался самыми детальными вопросами. Обращалось внимание на происхождение (бывш. сословие), имущественное положение не только опрашиваемого, но его отца, деда, дядей и теток. Отношение к красному террору, к союзникам, к Польше, к миру с Польшей, сочувствуете ли вы Врангелю, почему не уехали с ним и т. д., на все нужно было ответить.

Через две недели каждый обязывался придти в Че-Ка, где еще раз допрашивался следователями, старавшимися сбить нечаянными и бессмысленными вопросами, и по выдержании искуса получал на руки заверенную копию анкеты.

За точность сведений каждый ручался своей головой».

Тех, кому сохранили жизнь, отправляли затем в концентрационные лагеря севера, где многие нашли свою могилу. Тот, кто бежал, навлекал месть на оставшихся. Напр., за бегство шести офицеров из лагеря на ст. Владиславлево было расстреляно 38 заключенных.[122]

В Керчи регистрация коснулась всего населения. Город был окружен кольцом патрулей. Ч.К. предписала населению запастись на три года продовольствием и не покидать в течение этого времени жилищ под страхом смертной казни. На основании произведенной анкеты жители были разделены на три категории, причем «активно боровшихся» и потому расстрелянных оказалось по сообщению керченских «Известий» 860 человек. Однако жители города утверждали, что эта цифра приуменьшена вдвое.[123] Наибольшие расстрелы происходили в Севастополе и Балаклаве, где Ч.К. расстреляла, если верить очевидцам, до 29 тыс. человек.[124] В Севастополе большевики расстреляли, между прочим, свыше 500 портовых рабочих, содействовавших погрузке на суда войск ген. Врангеля.[125] 28-го ноября уже появляется в «Извест. времен, севаст. ревкома» первый список расстрелянных — их 1634 человека, из них 278 женщин; 30-го ноября публикуется второй список в 1202 человека, из коих 88 женщин.[126] Считается, что в одном Севастополе за первую неделю большевики расстреляли более 8000 человек.[127]

В Севастополе не только расстреливали, но и вешали; вешали даже не десятками, а сотнями. Лица, вырвавшиеся из Крыма, случайные иностранцы и др. рассказывают потрясающие картины зверств на столбцах «Последи. Нов.», «Общего Дела» и «Руля». Как ни субъективны показания очевидцев, им нельзя не верить. Нахимовский проспект увешан трупами — рассказывают корреспонденты «Руля»:[128] «Нахимовский проспект увешан трупами офицеров, солдат и гражданских лиц, арестованных на улице и тут же наспех казненных без суда. Город вымер, население прячется в погребах, на чердаках. Все заборы, стены домов, телеграфные и телефонные столбы, витрины магазинов, вывески — оклеены плакатами „смерть предателям“ — пишут „Общему Делу“.[129] „Офицеров вешали — добавляет другой очевидец[130] — обязательно в форме с погонами. Невоенные большею частью болтались полураздетыми“. На улицах вешали „для назидания“. Были использованы все столбы, деревья и даже памятники… Исторический бульвар весь разукрасился качающимися в воздухе трупами. Та же участь постигла Нахимовский проспект, Екатерининскую и Большую Морскую улицу и Приморский бульвар». Приказом коменданта Бемера (германского лейтенанта во время окупации Крыма) гражданское население лишено права жаловаться на исполнителей советской власти, «так как оно содействовало белогвардейцам». Действительно то были «дикие расправы». Расстреливали больных и раненых в лазаретах (в Алупке, напр., в земских санаториях 272), врачей и служащих Красного Креста, сестер милосердия (зарегистрирован факт единовременного расстрела 17 сестер), земских деятелей, журналистов и пр. и пр. Тогда же расстреляны нар. социалист — А. П. Лурье — только за то, что он был редактором «Южных Ведомостей», и секретарь Плеханова с.-д. Любимов. И сколько таких, не стоявших даже в рядах активно боровшихся!

По истине синодики эти, по примеру Грозного, следовало бы дополнять: «и многая многих, имена коих ты, Господи, веси». «Число жертв — свидетельствует корреспондент с.-р. „Воля России“[131] — за одну ночь доходило до нескольких тысяч человек»…

Террор в Крыму продолжается.

«К июлю 1921 г. по тюрьмам Крыма сидело свыше 500 заложников за связь с „зелеными“, — пишет в своих показаниях по делу Конради А. В. Осокин. Многие были расстреляны, в том числе 12–13 женщин (в Евпатории — 3 апреля; в Симферополе — 5 в ночь на 25 марта по ст. стилю; в Карасубазаре — 1, и в Севастополе — 3 или 4 в апреле), главная вина которых состояла в том, что они имели родственников в горах, или подали хлеба проходившим в лес, часто и не подозревая, что они имеют дело с беглецами, принимая их за красноармейцев».

«В довершение целым селам был предложен ультиматум: „если не вернете ушедших в горы, то будете спалены“. (Деревни Демерджи, Шумы, Корбек, Саблы и др.). Но ультиматум не был приведен в исполнение, так как зеленые в свою очередь заявляли, что в случае исполнения угрозы, они вырежут всех коммунистов и их семьи, не только в деревнях, но и в таких городах, как Алушта, Симеиз, Судак».

«Система заложничества имела кровавые результаты в зиму 1921—22 гг. в северных уездах Таврии и Екатеринославщины, во время так называемого „разоружения деревни“. На села (напр., Троицкое, Богдановка, Мелитополь) налагалось определенное количество оружия, которое они должны были сдать в течение суток. Количество, значительно превышавшее наличие. Бралось человек 10–15 заложников. Конечно, деревня не могла выполнить, и заложники расстреливались».

В Феодосии раскрыта база «зеленых» — расстреляно 3 гимназиста и 4 гимназистки в возрасте 15–16 лет. По другому делу «зеленых» расстреляно 22 (пр. — доц. Пушкарев, Боженко и др.) в Симферополе.

В связи с зелеными и без связи с ними раскрываются все новые и новые «заговоры» с кровавыми эпилогами, о которых сообщает «Крымроста». Террор широко захватывает и татарские элементы населения, напр., в августе расстреляно несколько десятков мусульман за «устройство контрреволюционного собрания в мечети».[132]

В сентябре, поверив «амнистии», с гор спускаются две партии зеленых во главе с татарином Маламбутовым. Показательна его судьба — о ней рассказывает автор дневника, напечатанного в «Последних Новостях»:

«Чекисты, захватив Маламбутова, выпустили за его подписью воззвание к еще оставшимся в горах зеленым, в котором указывают на свое миролюбие и на то, что „у всех нас, товарищи зеленоармейцы, — один враг… этот враг — капитал“ и т. д. в том же роде. Попавшийся Маламбутов принужден был отправиться со своим штабом, в сопровождении значительного отряда чекистов, в горы и выдать все укромные участки и заветные места зеленых. Крестьяне окрестных деревень передают, что вот уже вторые сутки идет отчаянная пальба: это — красные выкуривают последних зеленых, преданных несчастным Маламбутовым. Сегодня Маламбутова с его товарищами гнусно расстреляли, обвинив в шпионаже.