Песок под нами тоже стал чисто черным. Словно это и не песок вовсе, а крошка вулканической лавы.

Меня начала охватывать паника.

Это был момент истины, чтобы попытаться поговорить с коньком. Прежде у меня все получилось с пятнистым палтусом, но получится ли сейчас?

— Эй, красивый мой, давай-ка тормози, — проговорила я вслух. Но конь не подумал среагировать.

Я напряглась, страх снова ударил по нервам. Попытавшись сконцентрироваться, обратиться к внутренним источникам магии воды, потерпела очередное фиаско. Мне было совершенно неизвестно, что это за источники и как к ним правильно обращаться! В школьном курсе биологии, к сожалению, не говорилось ни об одном органе, который мог бы продуцировать силу стихий. А здесь меня учили действовать по наитию… и, стоило признать, это был не самый удачный способ!

— Коняшка, стой, я тебе говорю! — через силу выдавила я из горла струю воды.

Магия под ребрами не отзывалась. Казалось, даже море перестало меня слышать, как прежде. Все перекрыла музыка дрожащих нервов у меня в голове.

Черные пятна впереди обрели очертания. И теперь стало совершенно ясно, что это огромные камни, дольмены такой густой черноты, словно их кто-то полировал и ежедневно очищал от водорослей и подводной мути. Сюда совершенно не проникал солнечный свет, и казалось, что только вот эти бесформенные штуковины, будто колдовские надгробные плиты, излучают призрачное синеватое сияние.

— Если ты, чудовище колючее, сейчас не остановишься, я специально для тебя найду в Айреморе чарогницу, которая из твоей пупырчатой шкуры суп сварит! — взвизгнула я, со всей силы дёргая на себя поводья.

А в следующий миг морской конек влетел в черту дольменов.

Я погрузилась в пронизывающий холод и такую глубокую ватную тишину, что, казалось, оглохла. Вот тогда-то конь и остановился, сбросив меня со своей спины, будто так и задумано. Затем развернулся и… умчался прочь.

Я осталась одна.

Какие только мысли за прошедшее время не пролезли мне в голову, подтачивая сознание, как жуки-короеды. Я успела пострадать о том, что зря психанула и уплыла: можно было остаться с сиятельным семейством подольше, авось узнала бы ещё что-нибудь интересное. Успела рассмотреть и другой вариант: если бы съела ещё пару палочек аламорфы, то мне было бы уже наплевать вообще на всё, что происходит вокруг. И повздыхала от мысли, что если бы осталась и позволила эмиру себя успокоить, то это однозначно было бы гораздо приятнее, чем всё то, что я испытывала сейчас.

Мне было холодно и страшно. Более того, при взгляде на чёрные дольмены под кожу будто прокрадывалось нечто липкое и колючее. Словно кто-то скрёбся в меня, пытаясь прогрызть дыру к самому сердцу.

А ещё после пары минут раздумий в этой ватной густой тишине, из которой, казалось, невозможно выбраться, я вдруг вспомнила, что мой морской конёк, который таким возмутительным образом отказался со мной разговаривать, вовсе не был по-настоящему привязан к стойке башни, как все остальные кони. Именно по этой причине, похоже, мне и удалось так легко освободить его! Прежде я не обратила на это внимания, но сейчас, стоило немного напрячь память, я поняла, что мой конь будто бы всё это время только меня и ждал. Ведь разве может удержать столь резвое животное какая-то несчастная петелька, надетая на металлический крючок?..

Нет. Петелька там была исключительно для меня.

И выходит, что в долину чёрных дольменов я попала не случайно.

От этой мысли мне стало ещё страшнее, и, торопливо перебирая руками, я попыталась выбраться за черту мёртвой земли. Но у меня ничего не вышло! Как только я приближалась к границе, где заканчивались камни, всё пространство будто бы начинало вертеться, и я снова оказывалась в центре странной долины.

Это уже походило на сюжет хоррор-фантастики, и мне ужасно не хотелось быть его главной героиней! Но, похоже, чья-то чужая злая воля не оставила мне другого выхода.

По чьей милости я могла очутиться здесь? По милости эмира? Или его родной сестрицы Мальвы, что смотрела на меня с таким презрением? А может, это кто-то из его двоюродных сестёр или я думаю вовсе не в том направлении?

Понять, не имея никаких дополнительных зацепок, было очень трудно.

К примеру, с Латимерией я познакомилась первой, и она вроде бы отнеслась ко мне хорошо. Рассказала многое о правилах и обычаях Айремора, порадовалась, что я теперь эола ее брата, погрустила, что у нее самой нет эолана. Не похоже, чтобы она желала мне смерти.

Кара и Анаханна вообще видели меня сегодня впервые и, казалось, не обращали никакого внимания на новую игрушку своего коронованного братца.

Мальва выглядела подозрительнее всех, осыпая меня почти физически ощутимым презрением. Но на основе одного только взгляда обвинять ее было тоже не слишком разумно.

Я вздохнула. Шею защекотал поток теплой воды из жабр. Похоже, мне оставалось лишь плавать между камнями бесцельно в попытке найти выход из ситуации. К сожалению, всё осложнялось еще и тем, что с каждой секундой становилось всё холоднее. Я промерзала до костей и рисковала вскорости отправиться на тот свет по этой самой причине.

Нужно было выбраться отсюда! Но как это сделать? Меня всё сильнее захлёстывала паника.

В какой-то момент я поняла, что тяжело дышу, в виски бьет адреналин, а сердце дико и надрывно стучит где-то в горле. И я не могу остановить эту реакцию собственного организма. Магия тоже не слушалась и не отвечала: то ли я растеряла все свои слабенькие и неприрученные способности, лишь слегка задетые и пробужденные связью с эмиром, то ли море просто не слышало меня в этой части собственной вселенной.

Как колдун я все еще была, мягко говоря, не очень. И надежда спастись с каждой минувшей секундой все сильнее утекала сквозь пальцы.

Поэтому я замерла где-то между огромным камнем в форме гигантской головы и камнем поменьше, напоминающим дельфинов — сиамских близнецов. Довольно уродливое зрелище и в том, и в другом случае, но остальные камни были ненамного симпатичнее. Я уселась между ними прямо на чёрный песок, чувствуя, как меня едва заметно колышет донное течение. И закрыла глаза.

От холода уже стучали зубы, и соображать становилось все труднее. Но мне просто жизненно необходимо было сосредоточиться. Среди этих камней все равно больше нечего делать. Дольмены отчетливо показали мне, что без толку бродить и плавать между ними можно вечно.

Как только я села и чуть-чуть выровняла дыхание, мои серьги отяжелели, и вдруг в голове начали появляться какие-то смутные образы. Словно кто-то скребся в моё сознание, пробиваясь и пытаясь показать мне что-то.

Теперь уже я была гораздо более чувствительна к таким сюрпризам, чем прежде, и знала точно, что все происходящее мне не кажется. Это пробудились ото сна серьги гаруспика Рыжей синицы, а значит, стоит прислушаться к тому, что они мне скажут.

Сознание знакомо заволокло багряной пеленой. Ярко-красной, как глаза Сициана Алатуса Райя-нор из геноса Огненной луны, как свежепролитая кровь…

Мурашки царапнули спину, нырнули в нервы на пояснице.

А затем среди красной пелены замелькали уже привычные образы.

Искаженное страшной нечитабельной эмоцией лицо маньяка Эдуарда Церра.

Огненные крылья, от которых сжало под ребрами и стало трудно дышать.

Зеленые волосы Тирреса, перехваченные маленькими каменными колечками, и косы, которые вдруг ожили и превратились в щупальца изумрудного чудовища…

И крупная жемчужина, черная, как сожженное дерево, которое не отражает свет, лишь поглощает. Корни темных подводных водорослей, что оплели ее, словно лапы какого-то громадного животного…

Мне было все холоднее. Стук зубов уже начал заглушать все мысли.

Сожженная жемчужина все не исчезала, замерев перед глазами, словно стоп-кадр в фильме. А потом я вдруг услышала тихий пронизывающий шепот в своей голове: