Ишкуина вновь начала что-то искать в папке, после чего начала читать:

— Объект «В-Д-00004» проявляет необъяснимую, порой патологическую привязанность к объектам, вызвавшим условный рефлекс родителя. Предположительно, объект пытается компенсировать отсутствие родителя или родителей посредством воссоздания семьи и семейных отношений. На попытку деструкции привязанности или угрозы к объекту-родителю объект «В-Д-00004» проявляет патологическую тягу к насилию с активацией заложенных программ для сдерживания агрессора. При невозможности сдерживания агрессора наблюдается самопроизвольный запуск многих заложенных программ и кодов, которые участвуют в устранении причин угрозы к объекту-родителю. Зачастую прослеживаются вспышки гнева и чрезвычайной жестокости. Объект проявляет нервную активность и теряет стабильность, что в конечном итоге может проявляться в истерике, вызывать шизофрению, параноидальные идеи, апатию и усиление телепатических возможностей. При высокой психической активности объект проявляет повышенную восприимчивость к акустическим активаторам серии «АПК-030» и более поздних версий. Ничего не напоминает, мой мальчик? — посмотрела Ишкуина на меня, скалясь.

Но я даже половину теперь не понимал. Я словно терялся в собственных мыслях.

— «Тест номер 3701» показывает возможность создания общей телепатической системы среди объектов «В-Д-00004» при использовании объекта «У-З-22071» для образования связующей системы и передачи данных посредством телепатической связи. Тоже знакомо, верно? — показала зубки Ишкуина — Я знаю, что ты слышишь голос одной из ведьм. И она тебя слышит раз от раза, когда ты немножко… активен своими нервишками. Знаешь, в чём проблема этой системы? Нет? Отыскать вас невозможно. Связь есть, но понять, кто это, возможности нет. Засранцы определитель номера-то не вставили.

Ишкуина вздохнула.

— Но знаешь, что, колокольчик, пошло не так с вами? С такими идеальными клонами, которые были умны, сильны и жестоки? Во-первых, у вас не было импульса. Не пошло, скажем так. Никто не умел вживлять его, не было нужных знаний и опыта, да и цели были другие — посмотреть, насколько можно сделать идеального солдата. Это уже потом, набив руку на сотнях детишек, они смогли клонировать детей с импульсом, а вы были так, умное мясо на поле боя. Что касается второй фишки, которую просмотрели великие учёные, — Ишкуина бросила на меня быстрый взгляд. — Вы стали неконтролируемы. А всё неконтролируемое рано или поздно поднимает восстание.

— А ведь изначально я не могла понять, колокольчик, что за дичь-то творится, если честно. Моя аура всегда действует исключительно хорошо, а здесь я словно на глухую стену нарывалась. А потом… у меня появилась догадка, а человек ли ты вообще? И потом тот самый поцелуй, после чего надо было просто сравнить. А после быстро найти кого-нибудь подходящего под описание. С ума сойти… Я в тот момент просто охренела! Сразу всё встало на свои места! Невосприимчив к ауре! Невосприимчив вообще к внешнему воздействию! Знаешь, таких было очень немного. После случившегося они перестали делать таких кадров, как вы, которых ничем не укротить. Мне пришлось кое-что нарыть, кое-что достать, кое-кого склеить и подкупить. Пришлось повозиться, чтоб сначала понять, с кем я имею дело, а потом достать это, — помахала она папкой. — Вас же там целая семья, чтоб ты знал. И обычно они придерживаются правила не встревать в жизнь тех, у кого она вроде как идёт своим чередом. Но… ты у нас особенный, знаешь ли… Ну, для меня, конечно.

Я слушал её вполуха. Отчаянно пытался сдвинуть руку. В какой-то момент мне даже удалось почувствовать её, но… не хватило сил даже нажать на спуск! Просто не могу управлять! От этого я бесился ещё сильнее, но хуже всего было видеть мельтешащую перед глазами Ишкуину. Та самая дрянь, что вытрясла из меня едва ли не всю душу и теперь вызывала ненависть, застилающую глаза.

— Всё всегда наказывается, колокольчик, — настоятельно произнесла Ишкуина. — Глупость тоже не исключение, даже если изначально это выглядит иначе. Они всунули в вас столько всего, сделали настолько отмороженными, что вы перестали подчиняться. Создали под боком бомбу замедленного действия. Слишком умные и сами себе на уме. Подозреваю, что здесь сыграло роль и то, что один из ваших отцов был грёбанным маньяком, а у тех… у-у-у… всегда что-то не так с головой. Видимо, будучи маньяками от природы, вам не страшны некоторые вещи. И забавно именно то, что эта особенность тебя и выдала. Нет, ну ты прикинь только, мой любимый мальчик! Ведь я никак не могла понять, почему это ты не реагируешь на ауру. Вернее, сопротивляешься ей так упорно и нагло. Я была даже возмущена этим! Всё никак не получалось тебя склеить, когда другие ложились едва ли не сами. Девушки, мужчины, дети — все!

Ишкуина покачала диктофоном, который воспроизводил практически ультразвук, едва слышимый даже мной, но… сковывающий и заставляющий вспоминать чёрт знает что.

— Но вернёмся к твоей истории, колокольчик. В один прекрасный день, насколько мне известно от моих подружек ведьмочек, вы все взбунтовались. С числом могу приврать, так что не серчай, дружок, но вы попытались устроить массовый побег. Никто не знает, из-за чего и кто послужил для вас активатором, увы, многие ведьмочки были ещё крохами, подобно тем, что на фотографии. Миленькие и глупенькие. Ничего не помнят. Но вы… вы уже были более-менее взрослыми. Насколько знаю, от шести и до шестнадцати, если верить документам, — помахала она папкой перед моим лицом. — Но вы устроили побег, который превратился в массовую резню. Интересно было бы посмотреть, как охрана расстреливает массово рванувшую группу детей, но что не дано, то не дано. По крайней мере мне.

Я слушал это, даже не зная, что думать. Ненависть, ярость, обида, боль, тоска — всё это смешалось в кучу и не давало сосредоточиться. И слушать, как тех, кем мог быть я, постреляли как скот… иначе говоря, едва ли не меня самого… и я… Казалось, шум лишь усилился на все мои волнения. Что-то продолжало всплывать в голове, что-то мимоходом, будто я и так знал всё это. Какие-то обрывки, какие-то… движения… Я постарался сконцентрироваться на одном из воспоминаний, что мелькнуло где-то на краю сознания, и…

Это было информация о том, как правильно чистить автомат. Другое воспоминание было… как правильно транспортировать человека с открытым переломом и… правила допроса. И это… Это было всё во мне! Всё это изначально было внутри моей головы, просто хранилось чёрт знает где. И сейчас этот звук буквально вырывал из подсознания всю эту информацию, тем самым словно заставляя меня самого уходить в тень.

— Хочешь знать, что это за звук? — поинтересовалась Ишкуина. Вряд ли стерва рассчитывала на мой ответ, поэтому просто продолжила как ни в чём не бывало. — Видишь ли, вы были как… как… как готовые завтраки! Вот! Точно! Готовый завтрак! Можно хранить, по идее, сколько угодно и доставать при необходимости. И если готовый завтрак надо разогреть или залить молоком, то вас надо активировать. На более новых версиях клонов использовали кассету с яркими вспышками, разными последовательностями цветов и так далее — такой вот метод активации и управления. Это как у некоторых мерцание вызывает эпилепсию. Был у меня такой однажды… — она улыбнулась старым воспоминаниям. — Дёргался сильнее, чем на мне. Короче, тут такой же принцип, но определённая последовательность цветов заставляет вспоминать всё то, что было заложено, подавляя всё остальное. Но в вашей версии, более старой, использовали звук. Пилик, и вы вспоминаете всё-всё-всё, что в вас заботливо вложили.

Она обошла меня по кругу, разглядывая и даже немного облизываясь, словно радуясь новому приобретению, как какой-то ребёнок, что получил вожделенный подарок.

— А ещё активируется подсознательная часть, заботливо вшитая в подкорку, чтоб вас можно было контролировать. Расслабься, — похлопала Ишкуина меня по плечу, — ты сейчас должен вспоминать то, чего даже не знал. Чем сильнее сопротивляешься, тем больнее процесс. Ну, так написано, хотя кто знает, вы же у нас особенные… Другой вопрос, который ну очень интересует меня, что будет с сознанием — обнулится ли оно или останется. А? Как думаешь? Я бы хотела, чтоб оно обнулилось.