Я хмыкаю.

— Что? — вскидывается Настя.

— Тебя задевает, что он здесь не был, — резюмирую я с довольным видом.

— Ничего меня не задевает. Ярослав дал мне ключи от своей квартиры, настолько он мне доверяет. И вообще, я не обязана перед вами отчитываться.

Но она сейчас делает именно это — отчитывается. На мгновение мне становится ее жалко. Очередная любовница брата в бесконечной веренице женщин, которые думают, что уж с ними-то он изменится.

— Жизнь вообще несправедливая штука, крошка.

— Не смейте меня так называть.

— А как ты предпочитаешь? Детка? Малышка?

— Называйте меня «я сейчас вышвырну вас из дома, если вы прямо сейчас не заткнетесь». И зачем я вообще пустила вас на порог? — Настя встает и удаляется в сторону кухни — наверное, чтобы отнести бокал.

Последний вопрос, скорее, риторический, но внутри меня появляется надежда. Она что-то поняла? Почувствовала? Не можем же мы с братом быть настолько идентичными, что нас можно перепутать в постели.

— Ай! Блин! — раздается из кухни сразу после звона разбитого стекла.

Я вскакиваю с места и несусь на крики. Настя стоит посреди ярко освещенной кухни, вокруг нее осколки злосчастного бокала. Она босиком, так что риск напороться на стекло немаленький.

— Стой на месте, — командую я, и она от испуга подчиняется.

— Что вы?..

Она не успевает задать свой вопрос, потому что я в несколько просчитанных шагов оказываюсь подле нее и подхватываю на руки.

— Вы же поранитесь… — слабо блеет овечка, к счастью, не оказывая сопротивления.

Но я уже проверенным маршрутом возвращаюсь в коридор с Настей на руках. То, что она так близко и почти голая, это, конечно, хреново, однако иного пути тут нет.

Девушка крепко обхватывает меня за шею, прижимаясь ко мне всем телом. Ощущение, что я как будто ее из горящего здания выношу, а не от разбитого стекла спасаю. Но не мне жаловаться.

Пользуясь случаем, я вдыхаю сладкий аромат ее кожи. Близость автоматически вызывает в моем организме цепную реакцию, которую я не в состоянии остановить.

Шорты действительно на месте. Но такие крошечные, что толку от них как от белья. А значит, мне сложнее себя контролировать.

— И не нужно было так геройствовать, — растерянно бормочет Настя после того, как я опустил ее на пол.

— Чтобы ты поранилась?

— Я бы и сама прекрасно справилась, — настаивает она с покрасневшими щеками. — Идите спать или что вы там хотели делать. Я пока подмету осколки.

— А мне прикажешь наблюдать, как ты рискуешь после того, как я тебя оттуда вытащил? Где тут у тебя совок?

Я знаю таких женщин. Они уверяют окружающих, что со всем справятся сами, но в душе устали быть для себя рыцарями. Они привыкли, что мужики обращаются с ними как с вещью. Надел — поносил — выбросил. И для них это нормально.

У меня все это вызывает лишь сильную, неконтролируемую ярость. Мне хочется разорвать на кусочки этого Леху, который думал, что старая растянутая майка — это все, чего достойна его девушка.

Вырываю у нее швабру и совок почти силой и возвращаюсь на кухню. Много мелких осколков — это нехорошо. Надо будет сверху еще пройтись пылесосом. Оставленный на обеденном столе телефон вибрирует.

Приходится принять вызов. Рано или поздно она все равно меня достанет.

— Yes? — отвечаю я, зажав телефон между ухом и плечом.

Настя тем временем стоит в дверном проеме, прислонившись к косяку, и наблюдает.

Стейси, как и ожидалось, не в духе.

— Алекс, что за странные сообщения? — возмущается она по-английски. — Ты все воспринимаешь слишком близко к сердцу! Этот мужчина ничего не значит. Поверь мне, Алекс. Если хочешь, я могу поклясться…

— Мне не нужны твои клятвы, — спокойно говорю я. — И вообще ничего больше от тебя не нужно. Я вернулся в Россию.

— Вернулся… что? — Она как будто не понимает. — Но, Алекс, мы же обручены! У нас свадьба в декабре! Как ты можешь так поступить со мной? Ты думал, что скажет отец?

— Чарльз все поймет, когда узнает обстоятельства.

— Ну ты и мразь, — заключает Стейси, поняв, что по телефону меня не пробьешь. — Позвони, когда мозги встанут на место.

Судя по тому, что сейчас я в чужой одежде стою на кухне едва знакомой девушки и убираюсь, произойдет это очень и очень нескоро.

Раз в сотый за вечер я спрашиваю себя, зачем пустила малознакомого мужчину себе в квартиру. Вроде до этого отличалась благоразумием. Наверное, все случилось, когда я призналась Ярославу в любви после секса. С тех пор я в раздрае и вот пожинаю последствия.

С Ярославом за этот вечер мы обменялись всего несколькими ничего не значащими сообщениями. Я спросила, как у него дела, он без подробностей сказал, что занят и мы увидимся в понедельник.

На ночь я оставляю Александра в гостиной, выключаю свет и иду к себе. Залезаю под пушистое, как облачко, одеяло и какое-то время нежусь в мягкой кровати. Но затем, довольно быстро, в голову начинают лезть навязчивые мысли.

То, как мое тело отреагировало на Александра, когда он легким движением поднял меня на руки, не должно иметь никакого значения. Но почему-то меня беспокоит.

Я методично прокручиваю эту сцену вновь и вновь, пытаясь понять, что это, черт подери, такое было и что мне теперь делать.

В идеале фальшивому Волкову надо уехать как можно скорее. Без него не будет никаких проблем, и все будет как раньше.

С другой стороны, если завтра он встречается с риэлтором, значит, ищет постоянное жилье. А это уже дерьмово.

Неужели он собрался ходить к нам в офис как к себе на работу? Я не выдержу присутствия обоих начальников, тем более что это приводит к неприятному заключению. А именно — мне, похоже, все равно, кто именно находится рядом со мной, лишь бы выглядел как братья Волковы. Ниже падать просто некуда.

Удивительно, но, когда я засыпаю, то проваливаюсь в спокойный и уютный сон без кошмаров. В какой-то момент я краем сознания отмечаю, что стало еще мягче, однако не успеваю развить эту мысль.

А утром все становится ясно.

Открыв глаза, я первым делом с удовлетворением отмечаю, что рядом спит Ярослав. Наши ноги сплетены, щекой я лежу на его груди, покрытой светлыми волосами. Рука моего мужчины лежит у меня чуть пониже спины. Довольно мурчу и потягиваюсь, не разрывая объятий.

Ярослав что-то бормочет, но слов не разобрать.

Я решаю помочь ему проснуться и осторожно провожу ладонью вдоль мускулистого тела. Когда дохожу до границы боксеров, на секунду останавливаюсь и затем продолжаю путешествие. Он уже готов, и я пальчиками сжимаю его возбуждение.

С губ Ярослава срывается стон наслаждения.

Я приподнимаюсь на локте, чтобы получше видеть его лицо и принимаюсь водить рукой по набрякшему члену. Его бедра рефлекторно чуть подаются вперед, отчего я не могу сдержать довольную улыбку. Нет ничего прекраснее, чем утро близости с этим потрясающим мужчиной…

Внезапно Волков открывает глаза. И несмотря на то, что в них явно прослеживается желание, там есть кое-что еще. Страх.

— Что. Ты. Творишь? — с ударением на каждом слове спрашивает Ярослав.

Хотя нет, постойте, не Ярослав.

Твою мать.

Моя рука вылетает из его трусов со скоростью света, а я сама — на другой конец моей огромной двуспальной кровати. Дыхание сбивается, а мне самой хочется провалиться под землю.

— Какого хрена? — шиплю я.

Томное и романтическое настроение превращаются в стыд, смешанный со злостью.

— Какого хрена ты лапаешь мой член? Согласен, хороший вопрос.

Александр — а это, конечно, именно он — садится в постели и потягивается с кошачьей грацией.

— Нет-нет, — торопливо уточняю я, — это у меня вопрос. Какого хрена ты забыл в моей кровати?

Он смотрит на меня невинным взглядом, как бы говорящим: «А что, нельзя было?» Пустила козла в огород, называется.

— Я тебя лапал? — спрашивает наглец. — А вот на тебя я вполне могу подать в суд за домогательство.