Один из приятелей Сабхии — Ясадатта также решил присоединиться к нему (до его обращения) с целью найти пороки в аргументации Будды и переспорить его. По происхождению он принадлежал к аристократии «республиканского объединения» племени маллов (Северо-Запад Индии) и получил «диплом» в Таксиле, достигнув большого профессионализма (вероятно, прежде всего, в науке локаяты). Будда выявил его тайные желания до беседы с ним и обратился к нему со словами увещания оставить споры. Интересно, что в сутте, которая посвящена этой встрече, содержится намек на серию вопросов, которые могли быть подняты в диспуте.

А один брахман из Шравасти, который также хотел «поймать» Будду, даже носил имя Паччаника, что означает «Противоречник». По Буддхагхосе, он находил удовольствие в опровержении всего, что бы ни говорили другие. Софист попросил Будду о наставлении, но тот отказался исполнить его просьбу, ибо, по его мнению, нет никакой пользы наставлять того, чье сердце испорчено и исполнено духа соперничества. Слова Будды произвели впечатление на брахмана.

В Индии того времени были популярны даже целые семьи софистов, которые передавали своим детям ремесло профессионального ведения дискуссии. Такова была семья некоего Саччаки, о котором речь пойдет отдельно, ибо он принадлежал к последователям Джины Махавиры.

Индийские софисты подвергались острой критике, как и греческие софисты в Афинах. Будда неоднократно утверждал, что ни чистоты, ни успокоения не может достичь тот, кто предан дискуссиям. Искусство локаяты перечисляется в «Брахмаджала-сутте» в длинном ряду «ложных занятий и пустых знаний» вместе с искусством прорицания и магии (I. 17,25). Составитель «Видхураджатаки» прямо наставляет «не следовать локаяте, которая не способствует совершенству и добродетели». Надо отметить, что буддисты в данном случае проявили немалую интуицию, так как впоследствии «локаята» стала обозначением материалистической и атеистической школы индийской философии, которая отвергалась всеми даршанами — как «ортодоксальными», так и «неортодоксальными». Однако древние локаятики и паривраджаки-софисты сделали для становления индийского философского профессионализма так много, что в этом смысле могут быть сопоставлены разве что с софистами греческими. Без упражнений в доказательстве и опровержении тезисов и антитезисов не сложилась бы и система аргументации в пользу «позитивных доктрин», а без претенциозных спорщиков с веткой дерева джамбу не появились бы и те, кто решился бы прилюдно принять их вызов и в Индии не была бы разработана та высочайшая технология дискуссии, которая принадлежит числу лучших достижений ее философии.

Однажды, когда великий царь Магадхи — Аджаташатру почувствовал особую нужду в духовном руководстве, Будда посетил его в сопровождении 1250 монахов. Царь задал Будде вопрос: хорошо известно, что результативны мирские профессии, но есть ли все-таки какой-то плод аскетизма? Будда, в свою очередь, поинтересовался, не задавал ли царь тот же вопрос еще каким-нибудь шраманам и брахманам, и тот признался, что шесть его министров излагали ему учения знаменитых шести учителей того времени. Каждый из этих шести учителей является главой большой группы последователей, основателем школы и очень высоко чтим и народом. Будда интересуется ответом каждого из учителей, и царь по порядку излагает ему их ответы. Такова рамка повествования «Саманна-пхала-сутты», второй супы собрания Дигха-никаи, которая так и называется «Наставление о плодах подвижничества» (см. Приложение).

Хотя царь начинает с изложения взглядов Пурана Кассапы, мы предпочитаем начать с философа по имени Аджита Кесакамбала (который в рассказе царя стоит третьим). Начнем мы с него потому, что в буддийских текстах подчеркивается его очень солидный в сравнении с Буддой возраст (царь Кошалы — Прасенаджит прямо говорит Будде, что он юнец в сравнении с Аджитой), что бесспорно позволяет отнести его к старшему поколению шраманских философов, а также потому, что индийские классификаторы философских учений всегда начинали с материализма как с «крайней», в духовном ракурсе «нулевой» точки. Имя «Аджита» означает, что последователи этого философа считали его «непобедимым» в спорах, «Кесакамбала» — что он, по буддийским сведениям, носил очень своеобразный наряд — нечто вроде плаща из человеческих волос. Буддхагхоса уточняет, что в холодное время Аджита в этом своем страшном одеянии мерз, в жаркое парился, но и зимой и летом оно издавало одинаковое зловоние. Будда же говорил, что и учение его того же качества.

На вопрос царя Аджаташатру о результативности аскетических занятий Аджита Кесакамбала представил следующий «конспект» своего учения. «Великий царь! — ответил он. — Нет ни милостыни, ни пожертвования, ни жертвоприношения, ни вызревания плодов добрых и злых дел, ни этого мира, ни того, ни матери, ни отца, ни нерожденных существ другого мира, ни тех шраманов и брахманов, которые, будучи на правильном пути и с правильными целями, сами объяснили бы [существование] этого мира и другого, постигнув [его своим] умо-зрением. Этот человек состоит из четырех великих элементов. Когда приходит время, [его] земля возвращается в тело земли, вода — в тело воды, огонь — в тело огня, ветер — в тело ветра, а чувства — в пространство. Четверо несут на погребальных дрогах труп до места погребения, где [жрецы] лопочут слова, пока кости не побелеют и пепел не завершит „жертвоприношение“. Глупцы разглагольствуют о [пользе] щедрости. Те, кто говорят о существовании [этого мира или другого], пустословят и лгут. Глупые и умные [одинаково] погибают и исчезают с разрушением тела и после смерти не существуют»[27].

Помимо данного, основного фрагмента до нас дошло лишь несколько других свидетельств об Аджите. Так, в одной из сутт Самъютта-никаи паривраджак Ваччхаготта (см. ниже) сообщает Будде, что шесть «еретических» учителей (чьи взгляды излагаются в «Саманнапхала-сутте»), в их числе и Аджита Кесакамбала, претендовали на знание того, в каких следующих телах после смерти перевоплотятся их ученики. Буддхагхосу в одном месте можно понять таким образом, что Аджита признавал другой мир, но считал, что смертные не могут туда попасть. В одном пассаже Маджджхима-никаи воспроизводится стих, точно соответствующий высказыванию Аджиты, согласно которому «те пустословят и лгут, кто учит о существовании» (вероятнее всего и этого, и другого мира). В джатаке № 491 приводится стих, также перекликающийся с моральной (точнее, аморальной) сентенцией Аджиты: «Иные говорят: „Богов нет, жизнь завершается уже здесь на земле, и добрые и злые получают свою „плату““, а щедрость они зовут требованием глупцов». Джайнская «Сутракританга», излагая воззрения материалистов, приводит их мнение о том, что нет ни добродетели, ни порока, ни того мира, что после распада тела индивид перестает существовать и что когда человек сам совершает какое-либо действие или побуждает действовать других, Атман в этом не участвует. А другой джайнский текст приводит стих: «Нет ни матери, ни отца, ни человеческого действия», несомненно отражающий лексику Аджиты. В «Сандака-сутте» весь приведенный фрагмент Дигха-никаи воспроизводится полностью с дополнительными параллелями в других палийских текстах[28].

Приведенные свидетельства в сопоставлении с основным фрагментом позволяют считать, что учение Аджита Кесакамбалы оставило в индийской философской памяти достаточно ощутимый след и что «отпечаток» его в традиции был немалым. Очевидно, что его учение было вполне законченным и, если можно так выразиться, внутренне цельным. Некоторую путаницу вносят Ваччхаготта и комментатор палийского канона. В самом деле, если Аджита принадлежал к тем учителям, которые претендовали на знание дальнейших воплощений своих учеников, то его материализм непоследователен, как и в том случае, если он как-то признавал иной мир, но считал его для смертных «недоступным». Но здесь, вероятно, явление «шумовых накладок» в трансляции его учения. Ведь Ваччхаготта называет его в общей формуле «шесть еретических учителей», которые буддистами порицаются за претензии на всезнание, а потому Аджита в данном случае «сливается» с другими. Буддхагхоса же прямо противоречит однозначно ясному тезису Кесакамбалы, согласно которому нет не только другого мира, но даже и этого.